Хелен Криди. Что? Он перебирал в голове слова, наблюдая, как собираются и разлетаются буквы. Такие слова, как «Радость». «Друг». «Красивая». «Веселая». «Умная». «Хорошая». «Разговор».

Как «Милая». «Понимающая».

Как «Компания». «Хороший слушатель».

Как «Влечение».

«Любовь».

Стоп.

Что такое любовь? Он любил Шейлу. Конечно же, любил, хоть любовь и менялась с каждым годом, как она обычно и делает. Ранняя любовь. Невероятная любовь. Теплая любовь. Оберегающая. Семейная. Родительская. Ежедневная. Дружеская. Счастливая. Тревожная. Мучительная. Отчаянная. Осиротевшая любовь. Скорбь.

Он любил Хью и Тома. Это было другое.

А что это было сейчас? Влечение. Симпатия. Удовольствие. Радость.

Любовь? Тени становились длиннее. Облако мошек сгустилось и, гудя, опустилось ниже над водой.

Брак.

Компания. Дружелюбие. Облегчение.

Брак. Партнерство.

Любовь.

Он встал и предложил Раффлсу еще раз бросить мячик, но пес убежал.

Любовь.

Он позвонил Хелен и позвал ее на ярмарку импульсивно, ради смеха. Она посмеялась. Согласилась. Ради смеха.

В Бевхэмском репертуарном театре ставили «Вечеринку с коктейлями».

– Я не смотрела пьес Т. С. Элиота уже несколько лет!

– Их сейчас особо не ставят.

– Как Кристофер Фрай – вышел из моды. А жаль.

– И Джон Уайтинг.

– Я обожала Джона Уайтинга! Сейчас о нем никто даже не слышал.

– Значит, «Вечеринка с коктейлями»?

– Да, пожалуйста.

Любовь?

Что-то изменилось. Что-то. Он думал о Хелен по пути домой, пока Раффлс дремал на заднем сиденье.

Любовь?

Он был в смятении. То, к чему он подошел так нерешительно, что едва позволил себе сделать, теперь вывернуло его наизнанку, и у него не было ни опыта, ни знаний, ни эмоциональных ресурсов, чтобы обратиться к кому-то за помощью. Внутри его словно бушевала буря – буря беспокойства, сомнения и даже сожалений о том, что он вообще все это начал.

Ему не нужны были сложности, ему нужен был кто-нибудь, с кем можно время от времени сходить в театр.

Сходить в театр и повеселиться на ярмарке.

– Вы хотите сказать нам, что у вас совсем нет подозреваемых?

Серрэйлер никогда не думал, что можно достигнуть чего-нибудь, обманывая прессу, хотя иногда сам просил их скрывать правду по разумным причинам.

– Да.

– Значит, муж не рассматривается?

– Нет.

– Проблема нелегального оружия в Лаффертоне усугубляется?

– Не особенно. С другой стороны, проблема нелегального оружия усугубляется по всей стране.

– И это точно известно, что использовался пистолет? Вы знаете, какая модель?

– Да, но пока я не могу больше ничего рассказывать. Что ж, на сегодня это все. Я дам знать сразу же, если мы получим какие-нибудь новости, а пока буду очень признателен за содействие. Пожалуйста, постарайтесь как можно шире осветить убийство Мелани Дрю – кто-то должен что-то знать или, может, видел или слышал что-то. Нам нужно освежить людям память. Спасибо.

Выходя из комнаты для брифингов, Серрэйлер краем глаза заметил, как Грэм Уайтсайд пробирается сквозь толпу журналистов к одному из репортеров из Бевхэма, который иногда продает информацию национальной прессе.

– Кто-нибудь попросит сержанта Уайтсайда зайти ко мне в офис?

– Сэр.

Поднимаясь на этаж, где располагался уголовный розыск, он раздумывал над тем, что скажет. Уайтсайду это не понравится. Но он не оставил ему выбора. По лестнице взлетела сержант.

– Сэр, в доме по Мэй Роуд стрельба. Мужчина удерживает женщину в заложниках. Звонок поступил только что.

– Поехали.

Она села за руль. Серрэйлер взял свой телефон. Когда они выехали со стоянки участка, патрульная машина с вооруженными полицейскими уже была в пути.

– Что нам известно?

– Прохожий услышал ругань, доносящуюся из дома, а потом крики. Один выстрел. Мужчина подошел к окну и начал размахивать чем-то похожим на пистолет. Другой рукой он держал за шею женщину. Потом он ее оттащил. Вот и все.

– Есть какие-нибудь имена?

– Нет, сэр.

– Кто живет в доме?

– Это арендованная собственность, принадлежит мистеру Тео Монаидесу.

– Ему принадлежит много собственности в этом районе. Жильцы?

– Джоанна Уотсон. Проживает там пару месяцев.

– Одна?

– Они еще проверяют. В офисе Монаидеса говорят, что да, одна, но соседи утверждают, что видели, как приходит и уходит мужчина.

Машина завернула за угол, будто касаясь земли всего двумя колесами. Серрэйлер скривился. Но сержант была первоклассным водителем. Она профессионально вырулила на главную дорогу и обогнала два автобуса. Старший суперинтендант зажмурился.

Когда они доехали до Мэй Роуд, которая находилась в нескольких улицах от того дома, где убили Мелани Дрю, там царил обыкновенный для таких случаев цирк. Прямо перед небольшим пригородным домом уже выжидала пресса, сдерживаемая полицейской лентой.

– Соседи явно не гнушались тем, чтобы отвечать на звонки, – сказал Саймон, выходя из машины.

Трое патрульных держали оборону, и сержант испытал явное облегчение, увидев Серрэйлера.

– Вы старший следователь, сэр? У нас ничего не происходит, больше выстрелов не было – если это был выстрел.

– Кто сообщил о нем?

– Женщина, выгуливавшая свою собаку. Живет вон там, дом номер 17. Кажется, верить можно. Она остановила водителя, он тоже увидел в окне мужчину с пистолетом, а потом, через несколько секунд, – с женщиной. Позвонил нам с собственного мобильного телефона.

– Он открывал окно, выкрикивал что-нибудь?

– Нет, шеф.

– Старший инспектор Серрэйлер? – к нему подошел старший офицер специальной патрульной машины, сам автомобиль был припаркован в нескольких ярдах.

Саймон ввел его в курс дела.

– Что вы хотите делать?

– Ждать. Просто посмотрим, сможем ли мы установить какую-то коммуникацию.

– Хорошо. Сигнализируйте нам.

Саймон сделал шаг назад и посмотрел на дом. А потом ушел в противоположном направлении, чтобы подумать.

Внутри специальной патрульной машины ждали шесть человек.

– Всегда, черт возьми, одно и то же, – сказал Стив Мэсон. – Сначала несешься как угорелый, а потом сидишь тут прохлаждаешься.

– Скорее всего, водяной пистолет, – сказал Дункан Хаулиш.

– Или чья-то тень.

– Или его собственная рука.

– Дети. Чаще всего дети.

Но они все равно ждали с напряжением, они были наготове, взбудораженные, жаждущие действия. Их к этому готовили, готовили действовать, а 90 процентов своего времени они тратили на бездействие.

Клайв Раули посмотрел на свои ноги.

– Разобраться бы с этим поскорее… – глухо пробормотал он.

– Может, это связано с тем, другим, – сказал Стив.

– Каким? С Мелани Дрю? – Клайв посмотрел на него.

– Как только на улицах появляется психопат с пистолетом…

– Кто говорит, что он психопат?

Клайв стал ковырять заусенец на своем пальце. Они продолжили переговариваться. Он предпочитал сохранять молчание. Быть наготове. Не то чтобы все остальные не были наготове, но они слишком много болтали.

В машине было жарко.

Стив перекатывал жвачку во рту, с одной десны на другую, по кругу, с влажным чавкающим звуком.

– Ливерпуль выиграет три–ноль, – сказал кто-то.

– Будет ничья. У них нет нападающих.

Разговор прекратился. И возобновился опять.

– Сюда надо кондиционер.

– Твоя жена должна родить на этой неделе, да, Тим?

– На следующей. Она уже на пределе. Жара ее доконала.

– Какой это, третий?

– Да, третий в списке.

Правая нога Клайва Раули зачесалась у него в ботинке. Это была одна из тех вещей, которая способна свести с ума – когда у тебя что-то чешется, а достать ты там не можешь. Ведь стоит расшнуровать ботинки, в ту же минуту раздастся свисток.