Проснувшись, она кричала от ужаса, извиваясь, как змея, вырываясь из нежных материнских рук и сильных рук своего отца. Она истерила, билась головой о подушки, узорчатую спинку кровати, стены. Она задыхалась. Она слепла. Все ее тело, сведенное судорогой, не подчинялось более ей, не подчинялось более никому.

Ее братья, обежав весь замок-город от подвалов до чердаков, собрали у ее постели лучших врачей и знахарей, но никто не сумел ей помочь или хотя бы немного облегчить ее страдания.

А потом она просто сидела и смотрела в одну точку, ее обескровленные губы непрерывно двигались, но никто оказался не в силах расслышать и слова, тонкие пальцы ее судорожно сжимались и разжимались, но в остальном она оставалась неподвижной. Она отказывалась от еды и воды, перестала реагировать на обращенные к ней речи и, похоже, не ощущала чужих прикосновений.

Иногда она оставалась недвижима часами, но потом ее поражала нервическая дрожь, переходящая в спазм, глаза ее в этот момент закатывались, а в уголке рта вскипала слюна, и тогда она билась головой обо все, до чего могла дотянуться.

Ее успокаивали и укладывали спать, уютно взбивая подушки и заботливо поправляя одеяла. Но сон не приходил к ней, она лежала, вытянув свои исхудавшие руки вдоль тела, побледневшая, осунувшаяся, окончательно подурневшая, с открытыми воспаленными глазами и все так же шептала в пустоту.

Ее волосы спутались и поблекли, ногти обломались в неравных истерических схватках с крепкими стенами и тяжелыми матрацами. Кости выпирающие теперь повсеместно, сделали ее тело похожим на панцирь гибкого насекомого.

Она тяжко дышала, она мерзла, но под тяжелыми одеялами была уже не в силах пошевелиться. В ее комнате днем и ночью жарко пылал камин, братья ее неустанно приносили дрова, сестры ее не давали погибнуть пламени, но стены и пол все равно всегда оставались холодными – ветер находил едва заметные узкие щели в рамах окон и кусался, как взбесившаяся собака.

В самой северной спальне замка-города никогда не было покоя, и покой никогда не посещал самую северную спальню.

Я буду любить тебя вечно.

На седьмое утро, словно очнувшись от оцепенения, она, с трудом оторвав голову от подушки, будто бы сквозь морок посмотрела на своих, забывшихся от усталости тяжелым сном, родителей, братьев и сестер. И не было для нее никого в тот миг дороже, и не было для нее большей причины для скорби и отчаянья.

Она наклонилась к матери своей заснувшей над шитьем и заглянула в ее исхудавшее лицо, а потом ее рука сама потянулась к большим портняжным ножницам, хоть она не смогла бы объяснить почему.

С трудом преодолевая свою слабость, выбралась она из под тяжелых одеял, босыми ногами ступила на стылый пол, но не было ей более холодно. Осторожно, что бы не потревожить никого, нетвердой походкой, повинуясь подошла она к балконной двери и, отворив ее, как была в одной ночной сорочке вышла вон. Холодный ветер набросился на нее кусая и царапаясь, солнечный свет резал ее больные глаза, ледяное море дрожало далеко внизу.

Она обрезала свои испорченные волосы и подарила их этому заледеневшему утру.

Все они были уже обречены, как были обречены их дети, и дети их детей, и внуки их внуков. В изящно-надменной сапфирово-синей радужке привиделась ей смерть ее рода. Это был страшный и одновременно завораживающий сон. В этом сне метель с крыльями из тысячи тысяч ледяных осколков ворвалась в замок-город, растерзала огонь в камине, изничтожила факелы и свечи, прошлась по всем коридорам, заглянула во все комнаты, тяжко хлопнув каждой дверью, разбила окна и вырвала рамы, красочные витражи опали к ее ногам цветным крошевом, ворс ковров покрылся инеем, растрескались древние полотна с портретами ее предков.

Ее мать и отец, ее братья и сестры, ее слуги и ее гости обратились в лед, и только одна она осталась стоять в центре разыгравшейся бури. И вовсе не огонь берег ее в этот момент, совсем не пламя бушующее в ее сердце, и вовсе не древние слова мертвого языка доставшиеся ей от прабабки, но сама метель не притрагивалась к ней, словно сторонясь, как прокаженной. И тогда порог ее разоренного дома преступил тот, кого боготворила метель. Он пришел в ее дом не для того, что бы убивать или разрушать, как жених в день свадьбы пришел он венчаться и принес с собой единственный свадебный дар, на который был способен: холод и смерть.

Но не было в том ни жестокости, ни злого намерения, он просто перешагнул порог и не сделал большего, а метель ворвалась в палаты следом за ним, круша о обращая в лед все на своем пути, но это все для чего она предназначена, и не было в ней ничего иного, кроме холода и смерти принесенных в замок-город в качестве свадебного дара.

А она все стояла посреди зала, где только что танцевали ее родные и друзья, где танцевала она сама и рядом с ней стоял ее брат, высокий и стройный, обращенный в ледяную фигуру и тянущий к ней свои полупрозрачные, слегка посиневшие пальцы, но более ей не было дела, ни до брата, ни до того, что он навечно застыл в своем танцевальном па, не было дела до его холодности, и до его немости, и до того, что сердце его остановилось и более никогда уже не забьется. Она не разлюбила его и не возненавидела, но метель, что ворвалась в замок, проникла и в ее душу, поселив в ней не холод, но вечную скуку.

И тогда к ней подошел господин и предатель метели, унесшей жизни всех ее родных и близких, и бледная кожа его словно мерцала в отблесках порожденных взвесью тысячи льдинок, с военной выправкой и широкими плечами, на целую голову выше нее самой, он оставался легким и невесомым. Ветер блуждающий и кружащий по танцевальной зале ласково трепал его мягкие волосы. Глаза, словно драгоценные камни в не менее бесценной оправе пристально смотрели на нее, и не было в них ни тепла, ни сострадания.

Он предложил ей руку, и она без сомнения приняла ее, ледяные пальцы его прочертили дорожки инея на ее коже, приобняв за талию, он закружил ее в лихом вальсе между оледеневшими изваяниями тех, кто некогда был дорог ее сердцу, а метель захлебываясь собственным воем аккомпанировала им в такт со звоном каблуков.

Движения и па становились все неистовее, и вот, пара сама превратилась в бурю неукротимую, неудержимую, безумствующую. Шлейф ее платья взметнулся к коленям и хлестко ударил по ближайшей из оледеневших фигур, накренившись, та упала и разлетелась на тысячи осколков со звоном, тут же подхваченным бушующим ветром и выброшенным в незащищенные витражами окна.

Они танцевали, страстно, жестоко, на последнем дыхании, на нити нервического напряжения, а к их ногам один за другим мелким крошевом стелились те, что были когда-то живыми людьми, и ей было хорошо и спокойно, а потом стало радостно и весело, и она засмеялась диким, судорожным смехом, рвущимся из самой груди, и смеялась до тех пор, пока не заглянула в глаза своего партнера по танцам и не увидела, что они не сапфирово-синие, а изумрудно-зеленые. Сбившись с такта, она споткнулась, подскользнулась на кроваво-красной ледовой крошке и упала, ободрав кисти и локти.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.