Что ещё за задание? Я недоумённо хмурюсь. Надо будет уточнить у Панси и Блейза. И почему я должен обращаться к нашему декану? Это задание по его предмету — Защите от Тёмных Искусств? Блейз сказал, что раньше Снейп был преподавателем зельеварения. Может, я должен сварить какое-то сложное зелье? Похоже на то, судя по тому, что зельеварение, кажется, мой любимый предмет. Однако, этот желчный и вечно хмурый профессор Снейп меньше всего похож на человека, к которому хотелось бы обратиться за помощью. Сегодня на уроке я заметил, что он просто на дух не переносит Гарри и Гермиону, хотя Гермиона отлично знает предмет, да и Гарри дал вполне правильный ответ на вопрос: «Чем призраки отличаются от инферналов?».

Дочитав письмо, я решаю встать завтра пораньше и с утра написать ответ. Лишь только моя голова касается подушки, я проваливаюсь в тревожный сон. Во сне профессор Снейп, презрительно кривя губы, говорит, что не собирается помогать мне с заданием, потому что я не поймал снитч, а Гарри сердито объясняет ему, что я не могу справиться сам, потому, что я инфернал, и у меня не бьётся сердце.

========== Глава четвёртая ==========

Рано утром, пока все мои однокурсники ещё спят, я решаю пойти в совятню. Панси сказала, что мой филин сейчас там, ждёт, когда я соизволю написать ответ матери. Я понимаю, что должен сделать это как можно быстрее, иначе мама начнёт волноваться, попытается связаться со мной по каминной сети, а я совершенно не готов к разговору.

Ведь я даже не помню её лица, её голоса, запаха её духов… Какая она? Весёлая и ласковая или холодная, строгая и чопорная? Как она называла меня, когда я был маленьким, обнимает ли она меня, часто ли смеётся? В письме она упрекала меня, что я мало рассказываю о своих делах, волновалась, справляюсь ли с учёбой, не забываю ли поесть? Судя по моей худобе и отчётливым синякам под глазами, я действительно много времени уделяю учёбе и не отличаюсь хорошим аппетитом.

Я понятия не имею, что и как обычно пишу ей, поэтому, сославшись на большой объём домашних заданий, отделываюсь кратким отчётом о состоянии здоровья (ни слова о бладжере, чуть не снёсшем мою голову и тем паче о том, что я потерял память!), в подробностях описываю, что нам вчера давали на ужин (и опять ни слова о том, что я съел только маленький кусочек яблочного пирога). Что ещё? Погода, упоминание о досадном проигрыше в последнем матче, приветы от моих друзей (Панси сказала, что всегда просит меня передать привет Нарциссе). Надеюсь, этого должно хватить, чтобы не вызвать подозрений.

На лестнице, ведущей в совятню, сталкиваюсь с маленьким мальчиком, по виду первогодкой, с оттопыренными ушами и смешным хохолком на голове. При виде меня он меняется в лице и в ужасе прижимает к груди коробку, очевидно, посылку из дома. Я недоумённо смотрю в его испуганные голубые глаза.

— Пожалуйста, — жалобно хнычет он, — не забирайте мои конфеты! Мама прислала их мне ко дню рождения.

— О чём ты, малыш? Зачем мне твои конфеты?.. О, — я холодею внутри: о, нет, неужели я тот человек, который может отобрать конфеты у младшекурсника?! — Я что, когда-нибудь уже отбирал у тебя сладости? — осторожно выясняю я.

— Вы — нет! — мотает он вихрастой головой. - Но Ваши друзья мистер Крэбб и мистер Гойл… Они всегда отбирают у меня посылку, стоит мне выйти из Большого Зала, и поэтому… поэтому я решил забрать её рано утром прямо из совятни.

— А я? — глупо спрашиваю я. — Что я обычно делаю, пока Крэбб и Гойл грабят тебя?

— Вы просто стоите рядом. Не забираете у меня ничего, но и им не мешаете…

Кровь бросается мне в лицо. Я начинаю понимать, почему так много народу не прочь увидеть меня с проломленной бладжером башкой.

— Послушай, — говорю я пареньку, — эти двое — они… они те ещё обжоры! Когда я лежал в Больничном Крыле, они слопали все гостинцы, которые принесла мне подруга. Представляешь? Не оставили мне ни одного кексика!

— Правда? — пацанёнок шмыгает носом, и на его лице появляется несмелая улыбка. — Вы, наверное, очень рассердились на них?

— Да что с них возьмёшь! — машу я рукой. — Им нужно есть много сладкого, чтобы их скрипучие мозги лучше работали, — я озорно подмигиваю мальчишке, и он весело хохочет, уже не сжимая изо всех сил злосчастную посылку. — И знаешь что? — заговорщическим тоном продолжаю я. — Как только я получу посылку из дома, тут же отдам тебе все свои конфеты, идёт?

— Хорошо! — сияет мальчишка. — Только оставьте немножко своим друзьям, чтобы их скрипучие мозги лучше работали.

— Ладно, — я наконец расслабляюсь. Кажется, мне удалось уладить этот вопрос.

— И себе тоже оставьте немножко, — тихо добавляет мальчик.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я. — Мне же надо будет как-то разыскать тебя, чтобы передать конфеты.

— Стивен Сэмюэлс, — доверительно сообщает мальчик. — Хаффлпафф, первый курс.

Я поднимаюсь в совятню и, прежде, чем привязать письмо к лапке того филина, который радостно ухает при моём появлении, делаю приписку: «Мама, пожалуйста, пришли мне моих любимых конфет. Очень хочется сладостей, а в Хогсмид нас в этом году отпускают нечасто».

*****

До завтрака остаётся ещё полчаса, а возвращаться в гостиную у меня нет ни малейшего желания. Я решаю навестить Кэти Белл. Мадам Помфри в палате не оказывается, но зато там появился новый пациент — какой-то младшекурсник из Рейвенкло, судя по огорошенному виду, оглохший от воплей мандрагоры на уроке гербологии. Сидящие стайкой на его постели товарищи хихикают и пытаются что-то объяснить ему жестами. При виде меня мелкие испуганно замолкают и быстро прячут что-то под одеяло больного. Я подхожу к кровати Кэти. Ей уже сняли повязку, но глаза всё ещё очень красные.

— Привет, Драко! — радуется Кэти. — Спасибо, что зашёл. Мне тут ужасно скучно, а читать мадам Помфри пока не разрешает.

— Почитать тебе? — спрашиваю я. Это самое малое, что я могу сделать для неё в благодарность за то, как терпеливо и подробно она рассказывала мне о Хогвартсе.

— Не надо, — смеётся Кэти, — лучше расскажи, как ты? Вспоминаешь что-нибудь? Осваиваешься потихоньку?

Я описываю свой вчерашний день, опуская неприятные подробности о том, как меня встретили в Большом Зале и как меня ненавидит моя собственная команда по квиддичу. А затем задаю волнующий меня вопрос:

— Почему малыши замолкли и переполошились при моём появлении?

— Ох, — смущается Кэти, как и всегда, когда собирается огорчить меня неудобной правдой, — они просто испугались, что ты снимешь с них баллы за шум в Больничном Крыле и за то, что они принесли своему приятелю игрушки из «Волшебных вредилок».

Я понятия не имею, что это за «Волшебные вредилки», и почему игрушки оттуда нельзя приносить в больничную палату. Меня гораздо больше интересует другое:

— Почему они думают, что я сниму с них баллы?

— Ну, ты — староста, Драко! Вы с Паркинсон беспощадно снимаете баллы со всех младшекурсников, кроме, разумеется, слизеринцев.

— Я — староста? — неверяще спрашиваю я.

Кэти показывает на фиолетовый значок с буквой «P» на моей мантии, на который я вчера попросту не обратил внимания. Я староста? Что-то не похоже, чтобы семикурсники вроде Уоррингтона и Ургхарта особенно уважали меня.

*****

Я иду на завтрак с некоторой опаской, но сегодня моё появление уже не вызывает такого ажиотажа, как вчера. Всеобщее внимание сегодня приковано к придурку Финнигану, который, по слухам, вчера экспериментировал с какими-то хлопушками Фойерверкуса и теперь щеголяет подпаленными волосами и абсолютным отсутствием бровей.

— Скажешь профессору МакГонагалл, что выполнял задание по изменению внешности, — под всеобщий гогот советует ему Гермиона Грейнджер. Я злорадно ухмыляюсь. Гарри бросает на меня мимолётный странный взгляд, и я, стушевавшись, спешу за свой стол. К моему счастью, Уоррингтон и Ургхарт сегодня не обращают на меня никакого внимания, и мне даже удаётся с аппетитом подкрепиться яичницей с беконом.

*****

Первым уроком в расписании у нас сегодня значится зельеварение, совместно с гриффиндорцами. Моё сердце делает несмелое сальто. Преподавателем оказывается жизнерадостный, похожий на чудесным образом оживший диван волшебник с внушительным животом и пышными моржовыми усами.