Улыбнувшись, Саске присел рядом с Сакурой. Запах, исходивший от неё, выводил его из равновесия, свергая разум и подчиняя сердце альфы. Но эпицентром аромата, местом, где он зарождался и расцветал, был её пах. Он не удержался и наклонился к её бёдрам, втянув носом как можно больший его объём. Божественное искушение. Саске закатил глаза и с нежеланием выдохнул: её секрет на время стал частью его, и он не хотел с ним расставаться. Не в силах сопротивляться, он подался к её спелым, припухшим губам и припал к ним, оценив их нежный вкус. Как жить без этого дальше ― он не представлял. Жаль, что так много альф не нашли своих истинных. Саске мягко коснулся её щеки и осознал, что она замёрзла, сидя на холодном полу. Ничего, он согреет её своим теплом и наполнит жаром. Сакура, податливая, как размягчённый воск, покорно смотрела на него в ожидании продолжения, позволяя делать, что ему вздумается. Обхватив её лицо руками, он заботливо чмокнул Сакуру в кончик носа, проведя рукой вниз до талии и вернувшись к груди. Нащупав через одежду вставший сосок, Саске затеребил его, обрадовавшись, как быстро её тело реагировало на него. Сжав её грудь, он услышал, как она сдавленно охнула. Это был первый, но далеко не последний звук, которым она его наградит.
Саске снова взглянул в бездонные глаза Сакуры, жаждущие его, как он её. Барьеры с треском рушились между ними, демонстрируя то, что всегда скрывали непоколебимые стены: надежды, страхи, мечты. Он поцеловал её, оттянув нижнюю губу и прикусив. Возможные комбинации и варианты сводили его с ума. Саске отпустил её и облизнул, на этот раз проникнув в рот и задев языком влажную от слюны внутреннюю поверхность, стройную линию резцов и небольшие клыки. При резком соприкосновении зубы клацнули, и он отстранился. Сакура простонала: ему льстило, что ей нравилось. Опёршись на локти и перенеся на них часть веса, он наклонился ниже, опасаясь причинить вред этому хрупкому созданию. Саске внимательно разглядывал её, как торт, собираясь откусить самый лакомый кусочек, но решил, что десерту не хватало украшений. Он осыпал её лицо невинными поцелуями, лёгкими, словно прикосновения лепестков цветка: в щёки, в скулы, рядом с ухом и у линии роста волос. Запах, распространявшийся оттуда, стал для него откровением: пряди Сакуры пахли лавандой, целым полем распустившихся бутонов. Он даже открыл глаза и с недоверием посмотрел, нет ли лиловой цветущей веточки на её голове. В тусклом свете разметавшиеся по подушке локоны Сакуры отливали фиолетовым, вторя растению с запоминающимся ароматом.
Создавалось впечатление, что тело Сакуры источало везде немного разный запах, словно она использовала больше одного парфюма, но в каждом месте Саске наслаждался его оттенками и полутонами. Он не хотел упускать ничего, поэтому с гордостью поставил на её шее, чуть ниже уха, пока ещё розоватый засос. «Этот будет держаться долго», ― уверенно решил он. Все должны увидеть эту печать, его герб, знак чувств и привязанности, знать, что она его собственность. Он без усилий приподнял её голову за подбородок, словно она была марионеткой в его умелых руках, и запечатлел на шее ещё один символ любви. Через равные промежутки он делал подобные отметки, продолжив, оттянув книзу воротник. Кофта мешала его дальнейшим планам и вызывала раздражение у Саске. Он недовольно выдохнул, фыркнув. В комнате была комфортная температура, и от него тоже исходило тепло. «Она не простудится», ― решил он и, с помощью Сакуры, легко стянул с неё бесполезную часть пижамы, которая полетела в сторону взвизгнувшего Хао. Саске сел и, расслабившись, взглянул на неё. Сакура была без белья: плавно очерченная грудь, набухшие розовые соски, изгибы рёбер и плоский живот ― великолепный вид. Словно школьница среднего звена, едва достигшая созревания, она заставляла его извращённую фантазию работать на полную.
В то время, когда альфы обычно начинали встречаться, Саске думал, что родился омегой. Он рано возвращался домой, кропотливо делал уроки, не пропускал занятий и ждал наступления первой течки. Всё поменялось с тех пор, и он считал это компенсацией за упущенные возможности подросткового периода.
Придерживая её за талию, Саске наклонился к ней, начав с того места, где остановился. Подолгу втягивая тонкую кожу в рот, зажимая её между резцами и чередуя с причмокиванием, Саске не удержался и промычал. Несмотря на то, что он не любил сладкое, как брат, она была его особым пирожным со взбитыми сливками и свежими ягодами. Медленно Саске опускался по доступной шее, беззащитному горлу к неровным линиям ключиц и невыраженной бороздке между грудей. Отстранившись, он, как художник, оценил свою работу. Темнеющие пятна отметин, следы слюны и пальцев, где он в порыве нажал чуть сильнее, чем следовало, блестящие бисеринки пота ― признаки похоти и разврата. Сакура, с вожделением смотрящая на него, не высказывалась против, и он довольствовался полученной над ней властью хозяина. Впрочем, у омеги в период течки нет сил на сопротивление альфе, тем более истинному. Все её чувства обострены, накалены до предела в ожидании проникновения, желание, доходящее до безумия, проявляется намного сильнее. Саске даже представить не мог, насколько сложно омегам сопротивляться в этот период, и по-настоящему сопереживал им. Он хотел показать ей, насколько она дорога для него, его готовность защищать её и считаться с интересами. Трясущейся ладонью Сакура коснулась его руки. Мягко обхватив её, он поцеловал тыльную сторону, приглашая её, как принцессу, в его объятия.
― Чего ты хочешь? ― спросил он, заранее зная ответ.
― Тебя… ― Она потянулась к его груди.
Саске немедленно скинул с себя кофту и положил её руку на область сердца. Оно билось часто и неровно и намеревалось выпрыгнуть из грудной клетки, как необузданное животное или птица. Сакура пошевелила пальцами, успокаивающе поглаживая его сосок. Её прикосновения ему тоже нравились, казались естественными и необходимыми. Интересно, она чувствовала это так же? Оголодав, он хищно поцеловал её, проник в рот и завладел им. Шершавым языком он изучал её изнутри, бороздил малоизвестные просторы, создавал карту местности. Когда воздуха переставало хватать, он прерывался, чтобы сделать живительный глоток, и упрямо возвращался в райский уголок, где требовалось его присутствие. Мысль о том, что совсем скоро он посетит другую сокровенную, даже сакральную территорию, грела и воодушевляла. С пошлым звуком они расцепились. Сакура тяжело дышала, восстанавливая ритм, а Саске триумфально улыбался. Это была настоящая музыка для его ушей и эго.
Не сводя с неё глаз, он спустился к её груди, к твёрдым соскам, ждавшим его внимания. Большими пальцами он описал ореолы, нежно массируя подушечками кожу вокруг. Сакура дёрнулась. Её плоский напряжённый живот беспрестанно вздымался ― она страшилась этого и желала продолжения. Он мягко коснулся вершин и, не удержавшись, облизнул с таким видом, словно собрал языком крем с десерта. Сакура жалобно проскулила, робко притронувшись к его голове, не давая ему возможности отстраниться. Она с трепетом коснулась его волчьих ушей, как у неё, бархатных на ощупь, коротких волос у их основания и запустила пальцы в его взъерошенные пряди. Саске остановился, ловя удовольствие от спонтанного массажа, и продолжил с другим соском, скользнувшим между его губами в рот, начав сосать. От чувственных, лёгких прикосновений он плавно перешёл к осторожным укусам, оставляя отпечатки зубов на её теле. Спускаясь ладонью посередине живота, он обвёл пупок когтем и погрузил в него кончик пальца. Дыхание Сакуры участилось. Она смотрела на него из-под опущенных ресниц поверженно, в ожидании активных действий. Понимание этого, озарившее сознание Саске, заставило его улыбнуться ― она хотела его, так же как он её. Мысленно Саске ударился лбом об стену: как бы сильно он этого ни желал, ей требовалось больше времени на психологическую подготовку. В ней по-прежнему было много сомнений, и ему не хотелось сломать то, что долго и кропотливо выстраивал.
Когда язык занял место рук, его пальцы потянулись к резинке её штанов. Сакура быстро сжала согнутые в коленях ноги. Саске засмеялся: «Вот упрямая». Наклонившись к её лицу, он заговорил:
