Он вспоминает, что ему снился один момент со своей мамой, где она прижимала тряпку к его рту и заставила спать долгим крепким сном. Ему не приходит ничего лучше на ум, чем повторить это и самостоятельно вызвать детские воспоминания. Хотя бы какие-то. Он долго роется в аптечке в ванной, сбрасывает все препараты в раковину и копается в них, пока не находит маленький бутылёк. Без раздумий он капает совсем немного на платок и прижимает к носу, поднимая взгляд на себя в зеркало. Перед глазами начинает плыть.
Тёмная тихая подсобка, одинокий чемодан у стены, из которого слышатся полувздохи-полувсхлипы. Происходит непонимание происходящего, словно всё это неправильно, неверно. Он подходит близко, садится на корточки и дрожащими пальцами пытается открыть.
— Чонгук! Что ты делаешь? — мама дёргает его за руку и резко разворачивает к себе. На ней красное красивое платье и ухоженная укладка на голове. — Ты же знаешь, что вещи отца нельзя трогать!
— Я кое-что видел! Женщину!
— Больше не говори о ней, ты понял меня? — она крепко сжимает его ручку.
— Мне больно!
Крик, детский, мальчишеский. Он принадлежит ему самому? Вероятно. Он видит что-то ужасное, что-то, что заставляет его остолбенеть. Кто-то поднимает его, охватывает руками со спины, сдавливает, не даёт ему закричать в голос.
— Ты не представляешь, на что способен твой отец.
Он видит кадры, как бегущую фотоплёнку: его папа обнимается с какой-то женщиной, маленькая Дженни на руках матери в роковой день, отец прижимает ладонь к его рту в неизвестном месте. В его глазах темнеет, и он больше ничего не понимает и не видит.
◎ ◍ ◎
Тремор рук не удаётся унять, кисти трясутся, как у заядлого алкоголика. В кабинете тепло, светло, тихо играет классическая музыка на фоне, в кресле очень удобно и мягко. Чонгук устало кладёт затылок на спинку, устремляя взор чёрных глаз на женщину в кресле напротив. Их отделяет всего один небольшой пустой стол, на котором лишь небольшой блокнот и ручка.
— И ты сознательно вызвал эти воспоминания хлороформом? — спрашивает она, сложив руки в замок на столе. Чонгук нервно бегает пальцами по подлокотникам и прижимает одну ладонь ко рту. Он ещё не отходит от видений и выглядит как ещё больший безумец из-за внутренней паники, которая не утихает с момента пробуждения.
— Это показалось мне отличной идеей.
— Чонгук, хлороформ токсичен и неустойчив…
— Да, и это два явно недооценённых качества, — он берёт трясущейся рукой стакан воды, случайно проливает на стол, но успешно опустошает половину.
— Ты страдаешь, Чонгук. Позволь помочь тебе, — говорит мягко психотерапевт, сочувственно сдвигая брови к переносице. — У нас получится. Так же, как раньше… Но ты должен открыться мне.
Он опускает голову, пытаясь собрать всю свою мужественность в руки. Пытается совладать с эмоциями, которые внезапно завладели всем его телом. Это удаётся не сразу, но он поднимает глаза обратно и влажно смотрит на женщину.
— Вы расскажите моей матери?
— Она… сложная женщина.
— Сложная, потому что трудно понять, или потому что у неё на совести те четыре трупа? Или больше? — говорит он ей в лоб, садясь ближе и тыкая пальцем в стол. Женщина решает не перебивать и послушать его убеждения. — Я говорил ей о женщине в чемодане до того, как отца арестовали. Она велела мне молчать. Она злилась, словно я сделал что-то не то.
— Это не так, — пытается убедить его женщина в обратном, но он продолжает говорить.
— А может и сделал? Может, она не хотела, чтобы я звонил копам? Моя мама знала о делах отца, она соучастница и её место в тюрьме, — уверяет Гук.
— Помни, всё это ты видел во сне. Ты говоришь, как одержимый.
— Так и есть! Мои родители, чета Чон, идеальная пара, — вода в стакане плещется о стенки при каждом нервном движении его руки. — Весь мир у их ног. Об этом мечтала моя мать. Разве не стала бы она это защищать? Что она сделала?!
Стеклянный стакан в его руке лопается, осколки режут ладонь и врезаются под кожу. Сдержав крик и закусив нижнюю губу, он стряхивает с ладони всё на стол и вытаскивает из салфетницы несколько штук, вытирает текущую кровь, чтобы ничего не заляпать в ней. Боль сильная, расходится по всей руке.
— Похоже, нам нужно сменить препараты, — женщина взволнованно встаёт и идёт помогать ему остановить кровотечение. Чон раздражённо вскакивает с места и выходит из-за стола, придерживая уже мокрые салфетки у раны, отходит в сторону.
— Дело не в них.
— Чонгук, ты не можешь просто уйти, у тебя кризис.
— Ну, хоть в чём-то мы согласны, — шипит он разочарованно, оборачиваясь на женщину через плечо и активно жестикулируя.
— Чонгук, прошу…
Раздаётся телефонный звонок, Гук достаёт мобильник из кармана и с облегчением выдыхает, потому что его только что спасли от бессмысленного длительного спора с психотерапевтом.
— Ну слава богу, алло. Хосок-хён, что там?
◎ ◍ ◎
Студия в бежевых тонах с лёгкими серыми акцентами. Они заходят внутрь, огибая стоящих мужчин в полицейской форме, вокруг нового тела собрались следователи и детективы. Здесь даже новые собаки NIA, и Чонгук удивляется тому, как быстро они подбирают беспородных шавок с улицы. Хосок рассказывает, пока Гук едет, что новая жертва — молодая женщина, и она совершенно никак не связана с предыдущими событиями. Появляется ещё один убийца вдобавок ко всему имеющемуся, и Гук не знает, радоваться тому, что это не касается их, или нет.
— Жертве двадцать три года, она была моделью и инфлюенсером в соцсетях. Я не знаю, что это, не спрашивай, — сразу поправляется старший коллега, проводя Чонгука к месту событий посреди студии. Женщина, полностью выкрашенная в синий цвет, лежит в ванне, украшенная блёстками и марципаном. Вода тоже лазурно-аквамариновая. Блёстки на губах, шее, руках и груди жертвы.
— Что это такое?
— Её помощница нашла её утром, боковая дверь была взломана. Мы опросили жильцов, никто ничего не слышал, — Джису скрещивает руки на груди, поглядывая на труп в ванне. — Здесь есть датчики движения, но не камеры.
— Да, звёзды, вроде неё, их не любят. Они часто попадают в прессу, — Хосок скрещивает руки на груди и ведёт плечом.
Чонгук подходит к криминальному врачу, который теперь будет заменять Чимин. Это парень, на вид лет двадцать восемь, со светлыми волосами и в очках. От мыслей о девушке психологу становится грустно, он на несколько секунд возвращается в больницу. Ему сообщили через третьего человека, что она больше не сможет жить, как прежде, и будет инвалидом до конца жизни. Это страшно, грустно и больно. Мужчина выдыхает и поджимает губы.
— Доктор, — зовёт он, и парень подходит, кланяясь. Чонгук внимательно рассматривает тело, цепляется глазами за некоторые детали. — Не похоже, что её утопили. Следов борьбы нет, — Чон присаживается на корточки возле железной ванны.
— Согласен. Я поищу воду в лёгких и посмотрю, что есть под слоем краски, — комментирует парень.
— Убийца тщательно всё спланировал… даже дизайн, — говорит Гук, рассматривая блёстки на коротких ноготках жертвы.
— Дизайн придумал не убийца, а Аланд. Дизайнер одежды, — Хосок вбивает в гугл рекламу и находит обложку, протягивает гаджет младшему. — Это первая реклама компании и первый успех модели.
— С тех пор они постоянно работали вместе, — добавляет Джису.
На фотографии эта же девушка, полностью синяя в ванне, вся в блёстках и марципане, внизу красуется надпись «ALAND». Чонгук сравнивает первую рекламную работу с тем, что сейчас лежит прямо перед ним, и поражается тому, что всё выглядело идентично. Словно её сняли с обложки журнала и поместили в эту комнату.
— Невероятно. Всё воспроизведено в точности. Синяя кожа, пайетки, — Гук напрягает свой мозг и воспроизводит в голове кадры, как кто-то аккуратно раскладывает каждый кристаллик на тело модели. Бережно, осторожно и кропотливо. — Это убийство — акт поклонения.
— И зачем ярому поклоннику убивать её? — Джису обходит вставшего между ними Хосока и подходит к младшему, смотря на жертву с его ракурса и словно пытаясь понять его мысли на этот счёт. Не выходит.