Мужчина занимался вечерней готовкой, быстро расправляясь с любым ингредиентом, что попадал в руки. Сегодня особенный день — последний перед траурным постом, во время которого они все придерживались особенных указаний: не есть, не пить, не веселиться. Совсем скоро наступит Девятое Ава, и совершить ошибку в этот период будет просто непозволительно, равноценно самому страшному греху. Мужчина повернулся лицом к ребёнку, что всё ещё стоял на месте, и, не обращая на него внимания, взял с обеденного стола бумажные полотенца.

Мужчина выглядел совсем не так, как все остальные. Мальчик это всегда замечал, но никогда не спрашивал об этом. В то время как у всех на улице были прямые и чёрные волосы, светлая кожа и узкие глаза, его отец был смуглым, каштановые волосы завивались в кудри, на лице была густая борода. Таких прохожих он ни разу не встречал. И имя у него было такое… Необычное. Одновременно чужое и родное. Ноах.

— Ты сможешь отдохнуть, Кай, — ровно произнёс мужчина. — Чтение.

— Конечно, отец.

Пускай ему было всего пять, он уже прекрасно различал буквы и умел читать. Пускай этот язык он видел только у себя дома и на улице прочесть совершенно ничего не мог: ни на витринах, ни в газетах, ни даже в детских книжках. Он не понимал, почему так, но думал о том, что так, наверное, правильно. Так должно быть. Ступая по холодному полу босыми ногами, он пришёл в гостиную и открыл книжный шкаф. Какая неудача, что именно тот талмуд{?}[Талму́д (ивр. ‏תַּלְמוּד‏‎ — «учение») — свод правовых и религиозно-этических положений иудаизма (Мишна, Тора и тд.).], что ему нужен был, находился так высоко. Он попробовал взобраться, но рука соскользнула, и ребёнок скинул несколько книг в нижнем ряду, а после сам упал к ним, морщась от боли.

Его сердце замерло, а сам он прислушался. Весь мир словно стих.

Раз.

Два.

Три.

Мальчик был готов выдохнуть, но услышал твёрдые шаги, которые точно направлялись в сторону гостиной. Слышал их и чувствовал, как холод липнет к щекам. Грубая пятка, носок, интервал полторы секунды, лёгкая вибрация… Это был отец. Он остановился рядом с книжными шкафом, и мальчик медленно поднял взгляд сначала на его фартук, затем на лицо.

— Встал. Убрал. Если ты не можешь даже талмуд достать, то на большее ты и вовсе не годен.

Мальчик чувствовал, как отец сгорал от стыда при мысли о том, что его сын даже меньшее в своей жизни не умел. Он решительно встал на ноги и убрал все книги, пока взгляд отца буравил его спину. Он докажет ему, что он умеет! Что он может! Молчаливо расставляя сброшенные тома, он пытался ни о чём не думать, так как папа всегда говорил: лишние мысли — это прямой путь к глупости. А Кай глупым не был! Пускай все и считали его таким.

Тору он сумел достать во второй раз без каких-либо проблем, но толстую книгу из рук забрал Ноах и вновь вложил в идеальный ряд, закрывая стеклянные дверцы.

— Ты сегодня плохо себя вёл. Развлечения окончены.

К сожалению, он был прав, и Кай услышал, как через две комнаты совсем тихо шуршала ткань, а после раздались шаркающие шаги, немного тяжёлые, быстрые, уставшие. Мама. Женщина корейской наружности закрыла за собой белую деревянную дверь спальни и укуталась в тёплый шарф. Сегодня ей особенно нездоровилось — губы отдавали синим, нос покраснел, а глаза слезились. Каю было запрещено приближаться к болеющей матери по наставлению обоих родителей из лучших побуждений, ведь он не должен заболеть ни единой болезнью.

— Твоя очередь наступит ровно через пятнадцать минут. И не забывай про это, — более сурово добавил мужчина, находя на тумбочке небольшой головной убор, напоминающий блюдце. У него самого был такой же, а вот у матери нет. Кай знал, что кипу носили только мужчины, но иногда очень не хотелось этого. Она постоянно падала с его кудрявых волос, это было очень неудобно. Но с каждым разом он всё больше понимал, что это просто необходимость.

Пока родители ужинали скромным салатом без мяса, запивая его фильтрованной водой, Кай сидел в гостиной и ждал, пока кухня освободится и мама уйдёт обратно в комнату. Она больна уже вторую неделю, и он бы хотел, чтобы она скорее поправилась…

Когда Ноах вышел после ужина, Кай встал и в слепой надежде подошёл к нему, пытаясь сформулировать мысли как можно правильнее и лаконичнее, чтобы не тратить время.

— Отец… Когда я смогу снова спать в комнате? Пол здесь холодный… — ребёнку было некомфортно говорить об этом, но он пытался сдерживать эмоции так сильно, как получалось. — Могу ли я получить полотенце под голову? Или бинт? Отец…

— Нет, Кай, — грубо отрезал он, отмечая какое-то число в календаре, не опуская взгляд на сына. — Ты прекрасно знаешь правила. И камень заменить нельзя. Ты помнишь, кто ты, и помнишь, кем должен быть.

Мальчик отчаялся, но сразу спохватился и кивнул, провожая маму в комнату одним взглядом, уже отнюдь не печальным, а спокойным. Да, наверное, папа прав. Он всегда прав.

— А сейчас, будь добр, примись за еду. Завтра нас ждёт пост. Помни: ни воды, ни еды, ни развлечений.

— Помню, отец.

⟡ ⟡ ⟡

Когда Кай проснулся, он почувствовал, что открыть глаза мог с трудом. Обилие света вокруг заставляло его жмурится и пытаться избежать этого, спрятаться, накрыться. Вокруг было мокро, одежда неприятно липла к телу, была холодной, словно соткана из льда. Тишина могла сказать о том, что рядом никого не было, но парень отчётливо слышал скрежет ручки о бумагу и лёгкий, еле различимый звон магии.

— Ты очнулся, Кай, — с ноткой беспокойства отозвался мужчина, сидящий в непосредственной близости. Заметив, как отреагировал студент на яркость ламп, волшебник взмахнул палочкой, и выключатель щёлкнул.

Стало гораздо спокойнее, и парень, расслабившись, медленно открыл глаза. Голова раскалывалась, а в носу стоял немного странный, но яркий запах горелого парфюмерного дерева. Он открыл глаза, но перед ним была пелена, через которую было сложно сфокусироваться.

— Где я и что произошло? — немного грубо отозвался студент, хватаясь рукой за спинку дивана, на котором он, кажется, пролежал вечность. Спина и шея сильно затекли и вспрели. Ломота в теле мешала двигаться, но он упорно не подавал виду. Преподаватель был всё ещё смутно виден, вокруг плыли пятна, но парень всё равно игнорировал все недуги и скрывал их, чётко смотря мужчине в лицо. Судя по голосу, это был завуч Ким Тэхун.

— Пускай ты не спал, но Мара смогла выудить из тебя плохие воспоминания, которые сродни кошмарам. Ты потерял сознание, — печально сообщил заместитель. — Донгиль сказал, что в лазарет тебе не нужно, и что всё пройдёт после зелья. Я наколдовал тебе его в желудок, потому что ты отказывался пить. Говорил что-то вроде «я не люблю зелень» и «я не буду есть». И ты звал отца. Мне стоит позвонить ему? Он может прие…

— Нет, — твёрдо и слишком резко ответил Кай, после чего быстро взял себя в руки и успокоился, отводя взгляд. Он уже смог его кое-как сфокусировать. — Мне уже лучше. Который час?

— Два часа ночи.

Кай хмыкнул. Профессор сидел уставший и переодетый в спальную одежду, видимо, он охранял его всё время с момента отключки. Студент встал и откланялся, собрался уже идти, но его снова позвал преподаватель.

— Кай, послушай… — постарался он помягче, — если тебе нужна какая-то помощь, ты можешь обратиться ко мне или к своему декану.

— Мне не нужна помощь, господин, — повернувшись, парень позволил лицезреть свой профиль. На стене висело зеркало. Кай увидел, что его одежда в некоторых местах была влажной, а где-то и грязной. Он хмыкнул, почувствовав, как начал злиться, и медленно успокоился. Палочка в кармане нагрелась до треска от сильного порыва магии, но он удержал её в узде, пускай по телу прошлась сильная до головокружения боль. — Это просто было недоразумение. Вы ведь справились?

— Да, конечно, но…

— Это отлично. А теперь я могу идти? Комендантский час уже давно наступил.

— Конечно, Кай, — грустно вздохнул Тэхун. — Иди.

====== Восстановление ======