– Отлично, спасибо. Я вам все возмещу: и время, и счета за лечение…

– И штраф.

– Штраф?

– Мне выписали штраф за остановку посреди бульвара Топанга-Каньон, когда я затормозила, чтобы подобрать Такера.

Я убрал телефон ото рта и раздраженно выдохнул. Не из-за Слоан, а из-за Моник и ее глупости.

– Да, конечно, как скажете. Послушайте, я правда очень благодарен за все, что вы для него сделали. Дайте мне несколько часов, я найду для него передержку и…

– Передержка? Зачем?

– Я сейчас в Австралии по работе и пробуду здесь еще пару недель.

– А кто присматривал за Такером, пока вас не было?

– Тот, кому я больше никогда ничего не доверю, – сухо ответил я, взял рюкзак и, следуя указателям, пошел на таможню.

– Ну, если так, то Такер может пожить у меня до вашего возвращения. Я работаю из дома. Поэтому мне несложно.

На секунду я задумался над предложением. В голове сразу всплыли ее фотография с Такером, сообщения о походах к ветеринару и прогулках. Казалось, мой пес ей действительно небезразличен. Черт возьми, она готова была оставить его у себя. К тому же Такер уже две недели жил у нее. Он ее знал. Это лучше, чем передержка. Да и обратиться, честно сказать, было не к кому. Только к Моник и Эрни, а он не большой любитель собак. Больше никого, кого можно было попросить приглядеть за Такером, в Лос-Анджелесе я не знаю.

– Ну, если вам несложно, – протянул я, шагнув на траволатор.

– Конечно, нет. Я его люблю.

Грусть в ее голосе заставила меня улыбнуться в трубку. Не то чтобы я упивался ее горем – я прекрасно понимал, что еще полчаса назад она считала Такера своим, а теперь ей приходится с ним расставаться. Но приятно осознавать, что человеку, который будет за ним приглядывать, действительно не наплевать на него.

– Это замечательно. Я вовсе не горю желанием отдавать его на передержку.

– Ему там будет плохо, – согласилась она, казалось, едва сдерживая слезы.

– Давайте я перезвоню вам попозже. – Я четыре часа провел в воздухе. И мне очень хотелось в туалет.

Я перезвонил Слоан, пока шел получать багаж, – небольшой перерыв определенно хорошо подействовал на нас обоих. Теперь она говорила несколько застенчивее. Я даже на секунду подумал, что, возможно, она узнала меня по фотографиям. А может, ей было просто неловко оттого, что она на меня накинулась. В любом случае я был рад. Если я оставляю у нее Такера, то лучше нам подружиться.

Несколько минут мы обсуждали оплату ее услуг. Затем я перешел на другие темы.

– Напишите мне свой адрес, я пришлю вам клетку, – попросил я.

– Какую еще клетку? Зачем?

– Ночью он спит в клетке. А без нее разнесет весь дом. Уверен, вы уже заметили.

– У меня он ничего не испортил, если не считать пояса от халата в первый день. И он спит со мной, в моей постели.

Я засмеялся.

– Не верю, что он еще не разгрыз всю вашу мебель в щепки. Это его любимое времяпрепровождение.

Ножки стульев, подлокотники дивана, дверные косяки – Такер уничтожил все.

Я нашел зону получения багажа и встал рядом с пассажирами моего рейса у пустого конвейера.

– Кроме пояса, он не зажевал еще ничего, – возразила она. – Он просто ангел.

– Правда? – недоверчиво переспросил я.

Она фыркнула.

– Я бы ни за что не оставила себе собаку, которая все грызет.

– Справедливо. Что ж, я рад, что он оказался джентльменом, – сказал я, взглянув на часы и на первые чемоданы, появившиеся на ленте. Через два часа у меня начиналась репетиция.

– На моей крыше остались царапины от его прыжка через люк. Вы его этому научили?

– Вовсе нет. Он действительно это сделал?

– Думаете, я лгу? Подождите. – Моя собеседница замолчала. – Вот, посмотрите сами. Я выслала вам квитанцию.

Мне на телефон пришла фотография. Квитанция, выписанная полицией Лос-Анджелеса. Все личные данные закрыты магнитом в виде шлепки. Офицер детально описал все произошедшее, включая люк на крыше автомобиля.

Я покачал головой.

– Невероятно. Раньше он ничего подобного не вытворял. – Похоже, он совсем рехнулся. – Такер очень активный пес.

– Просто ему нужно больше двигаться.

Сидя с Моник, он, видимо, окончательно свихнулся.

– Уверены, что не нужна клетка?

– Мне она точно не нужна. Пока он здесь, мы будем спать вместе. Для меня это закон. И свой адрес я вам не дам. Вдруг вы мошенник?

Я фыркнул.

– Никакой я не мошенник.

– Ага, мошенники обычно так и говорят.

Я почувствовал, что она улыбается.

– Сколько вам лет? – неожиданно полюбопытствовал я.

Она усмехнулась.

– А вот это лишнее.

– Что? Вопрос про возраст? Проводя собеседование на должность няньки для своей собаки, я первым делом спрашиваю возраст, – аргументировал я свой вопрос, хотя на самом деле руководствовался, конечно, не этим. Мне понравились ее сообщения. Их было забавно слушать.

– Это незаконно. При приеме на работу нельзя интересоваться возрастом.

Я улыбнулся.

– А чем можно интересоваться?

– Ну, например, какой у меня опыт.

– Вы, случаем, не в отделе кадров работаете? А то слишком много знаете о собеседованиях.

– Такой вопрос вы можете задать.

Остроумно.

– К тому же я думала, что у меня уже есть работа.

– Действительно. И какая? Могу я поподробнее узнать о человеке, с которым спит мой лучший друг?

Я услышал, как она хмыкнула, и улыбнулся.

– Ваш лучший друг спит с юной леди, которая достаточно умна, чтобы не давать незнакомцам свой адрес и не говорить, сколько ей лет. В следующий раз вы спросите, одна ли я дома?

– А вы одна?

– Ну вот. Вы точно мошенник.

– Бывало, меня называли и похуже.

– Не удивлена, – сказала она и после паузы добавила: – Я живу одна.

– Понял. Есть другие животные?

– Нет. Какое обстоятельное собеседование. Сдается мне, что последней своей няньке вы не задавали таких вопросов, – иронично заметила она.

Я усмехнулся.

– Учусь на своих многочисленных ошибках.

– У меня нет других животных. Но в детстве были немецкие овчарки. Рабочим собакам нужна физическая нагрузка. Ее отсутствие им только во вред. Такер – охотничий пес. Ему жизненно необходима высокая активность.

Конечно, я об этом знал, но меня впечатлило, что об этом знала и она.

– Значит, вы с ним занимаетесь?

В трубке раздались звук струящейся воды и звяканье посуды. Затем я услышал, как на заднем фоне она негромко разговаривает с Такером, и мое лицо растянулось в улыбке. Она спросила его, хороший ли он пес и хочет ли получить вкусняшку. В ответ раздался лай.

– Мы гуляем по пять миль каждый день, – сообщила она. – У меня отличный загар.

– Я бы с удовольствием посмотрел на это. Пришлите мне фотографию.

Это была шутка – почти. Мне и правда хотелось увидеть, как она выглядит.

– Судебный иск вам обеспечен. Сексуальное домогательство в отношении сотрудника, – прицыкнула она. – Вы, должно быть, настоящий кошмар для отдела кадров.

– Нет, я доставляю проблемы исключительно себе.

– Да? И чем же вы занимаетесь?

Она меня не узнала. В этом не было ничего необычного – я над этим давно и усердно работаю. На ленте появился мой багаж. Еще через несколько сумок показалась и гитара в чехле.

– Я музыкант.

– А, из Голливуда. Типа тех, что ездят за океан, чтобы записывать саундтреки для независимого кино.

Недалеко от истины. Боже, неужели я живу так шаблонно?

– Ну, что-то типа того. Я на гастролях вместе с группой. И да, немного имею отношение к кино. Но не к независимому.

На самом деле фильм был достаточно кассовый, но я не хотел распространяться на эту тему. И хотя для Лос-Анджелеса это обычное дело, хвастаться связями я не любил.

Я забрал чемодан и гитару. Теперь обе руки были заняты, и пришлось держать телефон плечом. Нужно было пройти таможню и поймать такси, чтобы добраться до отеля, а для этого завершить разговор со Слоан. Но я уселся на скамейку прямо на выходе из зоны получения багажа и устроил рядом с собой гитару.