Внезапный треск ветвей заставил Марфу обернуться.
— Кто здесь?
Но ответом ей было молчание. Слухарка огляделась вокруг, но не услышала ни единого шороха: ни звука крадущегося мимо зайца, ни далекого воя волка, ничего. Слишком тихо сегодня было в лесу.
Как вдруг впереди показался чей-то расплывчатый силуэт. Марфа сощурилась и, приглядевшись, углядела ребенка, мальчика, что смотрел прямо на нее. Вот только лица его было не разглядеть. Что этот малыш забыл в лесной чаще совсем один?
— Кто ты? Ты заблудился? — стоило произнести это вслух, как мальчик тут же побежал прочь от нее. — Постой! Постой же! Я не хотела напугать тебя! — кричала слухарка, следуя за ним. Что, если этот ребенок искал храм, но не смог и заблудился? Может быть, что он остался без родни и нуждается в помощи?
Спотыкаясь, падая в пушистый снег и снова поднимаясь, Марфа все равно продолжала бежать. И чем дальше, тем сильнее сгущалась Туманная пелена, тем бледнее становились очертания деревьев, все вокруг исчезало, стиралось волшебным мазком кисти. Вот только кто владелец этой кисти? Не знала Марфа, что спешит навстречу гибели. Она еле дышала и почти не чувствовала ног, но все равно упрямо продолжала верить, что спасает заблудшее дитя. Лишь много позже она поймет, что в тот день преследовала призрак самой себя из давнего прошлого.
Окончательно выбившись из сил, слухарка упала на колени и учащенно дышала. Каждая клеточка ее тела превратилась в ледяное стеклышко и больно кололась при малейшем движении. Казалось, мороз забрался глубоко под кожу, до самых костей, и вот-вот покроет коркой даже сердце. Медленно поднимая голову, Марфа уже чувствовала, что сама загнала себя в ловушку, и, когда наконец встретилась взглядом с тем, за которым пыталась угнаться, у нее уже не осталось сил, чтобы закричать.
Пугающе размазанные черты лица, пустые глазницы и слипшиеся губы… как будто кто-то стер это лицо и остались лишь призрачные разводы. Ребенок наклонился к слухарке ближе и заглянул ей в глаза сквозь вуаль.
— Не бойся меня. Ведь я такой же безликий, как и ты.
Не смея моргнуть, Марфа с ужасом смотрела в лицо чудовища, и внезапно у нее пронеслась мысль, что он прав. Ведь никто не смеет видеть лица слухарок, все они подобны безликим призракам.
— Ты… это ты говорил со мной вчера ночью?
Туманный мальчик ничего ей не ответил, лишь запрокинул голову и расхохотался, а затем распался на сотни облачных пушинок и исчез. Медленно рассеялась и поволока вокруг.
Долго еще Марфа сидела в снегу, не смея шевельнуться. До тех пор, пока к ней не приблизился заяц и не ткнулся носом в ее колени. О чем думала слухарка, о чем догадывалась и чего страшилась? Марфа и сама не понимала, в голове у нее был сплошной туман.
Поднимаясь с земли, слухарка отыскала свою корзину, выпавшую из рук, и снова продолжила путь, словно и не было ничего. Словно ей все причудилось. Не может Туманного бога существовать, ведь в него веруют горцы, а у них, снегров, есть Огнекрыл, стало быть, больше и не может никого быть, не должно быть. На онемевших ногах Марфа брела сквозь сугробы, проваливалась в них по колено, но все равно продолжала идти.
Долог был ее путь, и все же слухарка добралась до деревни. Поселение то было небольшое, всего-то с десяток домов, но каждая хижина и каждый переулок были наполнены самыми светлыми воспоминаниями, какими бывают дни беззаботной юности.
Внезапно Марфа остановилась у одного из домов. Его стены были крепче, чем у соседских построек, а черепица крыши оставалась все такой же прочной, какой ее впервые уложил отец. Не пошли по фасаду трещины, почти не потемнел камень и, Марфа уверена, внутри там все так же тепло и хорошо, как раньше. Словно и не было всех этих лет.
Из дома вдруг выскочила пара ребятишек, а за ними на улицу вышла и женщина средних лет. Грозно бранясь, она звала негодников обратно, но тем, похоже, дома сегодня не сиделось. Дети закружили вокруг Марфы, заставив мать тоже обратить внимание на незнакомку. С минуту хозяйка дома смотрела на нее и хотела, было, поздороваться со слухаркой, которую наверняка прислали из собора Огнекрыла. Как вдруг ее осенило.
— Марфа? Боже мой, неужто ты? — широко улыбнувшись, она поспешила к племяннице и крепко обняла. — Так значит, это тебя к нам прислали из храма? Как же ты выросла! Мы так давно не виделись, что теперь я совсем тебя не узнаю. Ох, из-за этой вуали совсем не разгляжу твоего лица. — Тетя потянулась к ее фате, но Марфе ничего не оставалось, как ее остановить.
— Простите, но мне нельзя ее снимать даже рядом с близкими людьми.
— Ох, извини меня, дитя. Твоя тетка совсем не знает манер. Ты уж не серчай, просто слишком много лет я провела в этой глуши.
Глуши, значит? А вот Марфе нравились здешние края, хоть и далековато от замка. Но тетушке сказать об этом она не успела, женщина мгновенно схватила ее под руку и скорее повела в дом, а по пути только и приговаривала, какая же ее племянница тощая и замершая.
— Садись скорее к огню!
Женщина развела огонь и усадила гостью поближе к теплу. Марфа и правда продрогла, едва смогла разжать пальцы. Слухарка потянулась ладонями к огню и только сейчас заметила, как побелели ее руки, они были точно снег. Огрубевшая кожа шелушилась и кое-где проступили мелкие трещины.
— Да, совсем крошкой я тебя помню, Марфа. Все никак не привыкну, что ты теперь слухарка да еще и старшая! Отец был бы горд тобой. — Женщина вздохнула и, схватив, какую-то тряпку принялась натирать одну из кастрюль. — Все-таки как же хорошо, что сперва ты решила навестить меня, Марфа! Уже четвертый день мы ожидаем слухарку из собора. Я не была уверена, что пошлют к нам именно тебя.
— Должна была пойти сестра Элиза, но она захворала. — Марфа грела руки у огня, и к кончикам пальцев постепенно возвращалась чувствительность. Жаль, что вместе с нею вернулась и боль. — Ночи в соборе становятся все холодней.
— Это верно, нам с малышами тоже нелегко приходится…
Марфа рассматривала дом и здесь, изнутри, он казался еще более надежным, чем снаружи. В таком доме и скоротать зимы не страшно. Отец хорошо постарался, когда возводил эти стены, каждый камешек здесь подобран с особой тщательностью и любовью. Марфа мало что помнила из своего детства, ведь в собор ее отдали очень рано, но все-таки этот дом ей не забыть и по сей день. Мало что в нем изменилось, разве что шума и детского хохота стало побольше. Но это не так уж и плохо.
— У вас такая большая семья, госпожа. Вы редко писали мне о том, как поживаете, с тех пор, как отдали меня в собор.
— Ох, прости меня, Марфа. Но погляди, сколько забот вокруг! — озабочено вздохнула она, принимаясь с еще большим энтузиазмом натирать посуду. — И пожалуйста, называй меня тетушкой Нелли, как раньше. Ведь мы с тобой не чужие.
Тетушка улыбнулась ей, и Марфе тоже стало теплее на душе. И все же промелькнула мысль, что в такой большой семье еще один ребенок не стал бы слишком большой обузой. Отдала бы тетя ее в собор, если бы Марфа была не дочерью ее брата, а ее собственным ребенком? Слухарка качнула головой, отгоняя эти мысли.
— Может быть, вам помочь, тетушка?
— О нет, не нужно! Ты же наша гостья и погляди, как ты замерзла.
Рассматривая чисто побеленные стены и аккуратные полки, Марфа словно бы снова вернулась в прошлое. Смутные воспоминания вертелись в голове, и почти получилось припомнить лица отца и брата. Жаль, что матушка умерла сразу после ее рождения, и Марфа ее совсем не помнила.
— Не тесно ли вам в этом доме? — внезапно спросила слухарка, а у тетушки тут же громко звякнули кастрюли. — Отец построил его так давно, тогда наша семья была совсем крохотной.
— Что поделать? Семья мужа еще беднее нашей. Нам ничего не оставалось, как занять дом брата, вернее твоего отца. Но ты не тревожься, Марфа! — внезапно воскликнула она и оторвалась от своей работы. — Если когда-нибудь ты решишь уйти из собора, знай, что этот дом всецело твой.
