— Двое человек пришли к тебе с равной проблемой. Обоим снились кошмары. Но одному ты предложила искупить свои грехи, а другой — нет. В Учении сказано, что ужасные сновидения приходят к грешникам. Почему же ты посоветовала этим людям разные вещи? — В словах женщины слышался вызов, но Марфа ответила тихо, не повысив голоса.
— Потому что, применительно к разным людям при различных обстоятельствах, одна и та же строчка Учения может истолковываться по-разному.
— Ты, что же, придаешь сомнению указы Бога нашего, Огнекрыла? — воскликнула она, и взгляд ее стал еще более хмурым. Многие годы слова сестры Гретты не подавались и малейшему сомнению, а с прибытием в храм этой юной девчонки все изменилось. И Гретта никак не могла к этому привыкнуть. — Да как ты смеешь!
— Вы ведь сами знаете, сестра, сколько раз письмена переводились с древнего наречия. Я бы не подвергала сомнению слова, которые были бы нам ясны и четко прописаны, но мы все еще не истолковали и половину Учения Огнекрыла, оставленного нам в наследие. Я ведь тоже занимаюсь переводом уже четвертый год и, поверьте, сестра, я не имею намерения оскорбить своими высказываниями Создателя нашего.
Гретта презрительно отвела взгляд и вздернула подбородок.
— Есть проверенные временем догмы, Марфа. Подвергая их сомнению, ты смущаешь умы прихожан. Большинство людей, что приходят в собор, не понимают и слова из Учения. А ты своими изречениями…
— …Можем ли мы сказать, что понимаем? — задумчиво произнесла Марфа, рассматривая крохотные мозаичные стеклышки настенных изображений.
— Что ты сказала, Марфа?
Слишком поздно слухарка поняла, что произнесла это вслух, но теперь отпираться бессмысленно.
— Можем ли мы с уверенностью сказать, что способны дать однозначное толкование каждому слову в письменах Огнекрыла?
— Мы настоятели храма, Марфа, — возмущенно вскинула брови Гретта. — Как мы можем сомневаться в своих словах? Кому, как не нам, вселять уверенность? Как ты можешь называться слухаркой, если считаешь иначе?
— Разве имеют слухарки право представлять свои слова как единственную непреложную истину? Будь эти слова проверены хоть тысячелетиями. В конце концов, все мы лишь дети Огнекрылого бога. Человек, ясно осознавший каждое слово в божественных письменах, разве может называться человеком? Он становится божеством. Вы так уверены, что постигли каждую строку Учения… считаете ли вы себя Богом, сестра?
— Да как ты… — в ярости прошептала Гретта, и вены на ее шее набухли от напряжения. Десятилетиями она служит храму, а эта девчонка смеет отвечать ей? Но уже секундой позже Гретта снова овладела собой и сощурила глаза. — Вчера несколько слухарок ослушались и задержались снаружи допоздна. Ты ведь наказала их должным образом, Марфа?
— Конечно, сестра. Я приказала им расставить книги в четвертом блоке в алфавитном порядке и вычистить полы до блеска. Там давно нужно было навести порядок. Они исправно трудились всю ночь и сегодня все равно пришли на слушанья.
Гретта приподняла уголки губ, и на ее впалых щеках появились глубокие складочки.
— Знаешь, Марфа, чем-то ты напоминаешь мне себя в молодости. Напоминаешь мне ту себя, которую я преодолела и которую сумела вовремя подавить. — Гретта перевела на Марфу взгляд. — Но сможешь ли ты сделать то же самое и доживешь ли до моих лет? Сохранишь ли людское доверие? Любовь легко внушить, но попробуй ее удержать.
С этими словами сестра Гретта и ушла, а Марфа продолжала стоять у изображения Огнекрыла и слушать эхо слов старшей слухарки. А еще Марфа не сомневалась — Гретта непременно доложит наставнице о каждой фразе из этого разговора.
***
В покоях матушки-настоятельницы всегда было тихо и так же уютно, как ребенку в колыбели. Когда Марфа вошла в комнату, наставница Дора зажигала свечи у молитвенной стены. Алый амулет у нее на шее ярко блестел, отражая свет огня.
— Наставница…
— Заходи, Марфа.
Как и всегда, наставница не спешила начинать разговор и сперва закончила вечерние приготовления, дав тем самым Марфе время на размышления. Слухарка знала, что сестра Гретта уже побывала у наставницы, и можно было только догадываться о том, каким был их разговор.
— Как прошли сегодняшние слушания, Марфа?
— Хорошо, наставница. Никаких инцидентов не приключалось.
Дора усмехнулась и спрятала спички обратно в коробку.
— Слушанья всегда так выматывают. Верно, Марфа? Не счесть, сколько людских откровений слышали мои уши… — она на секунду умолкла, предаваясь воспоминаниям. — Даже сам Король Итгард исповедовался у меня.
— Не тяготит ли этот груз ваши плечи, наставница? — в словах Марфы слышалась горечь. — Не тяжелеет ли от этих знаний ваша душа по прошествии лет?
— Таков наш удел, дочь моя, — со вздохом ответила наставница и повернулась к воспитаннице. — Тебя ведь что-то тревожит? Расскажи мне.
— Мы наделены властью говорить от имени Огнекрыла… но правильно ли это? Ведь в действительности мы не можем знать Его волю, не можем быть уверены, что верно истолковываем Его послания нам.
Грустно улыбнувшись, Дора села рядом с воспитанницей.
— Что поделать? Кто-то ведь должен взять на себя этот груз ответственности — объяснять Его слова.
— Вы говорите совсем так же, как Гретта, — нахмурилась Марфа.
— Я не приветствую методы сестры Гретты, но это путь, который она избрала. То же самое и с тобой, Марфа. Решения Гретты приближены к традиционным обычаям, но при этом огранены жесткими рамками. Твои же мысли, Марфа, подобны чудодейственному лекарству для израненных человеческих душ. Но вместе с тем твои решения слишком резко ответвляются от традиций… — Дора нежно сжала руку воспитанницы и обвела взглядом помещение. — Знаешь, Марфа, я ведь приняла тебя в храм совсем крохой. На протяжении всех лет, что ты провела в этих стенах, у тебя не было иного выбора, кроме как следовать вдоль уже протоптанной тропы. Но чем сильнее ты взрослела, тем яснее становился твой разум, тем находчивее становился твой ум.
Никогда еще наставница Дора не говорила с ней так откровенно.
— Вы с Греттой были рождены в разные времена и при различных обстоятельствах, а потому не осуждай ее за совершаемые ею поступки. Каждый из нас ищет собственный путь. — Вздохнув, наставница положила руку Марфе на плечо. — А твой выбор, Марфа, я уверена, еще удивит нас и, возможно, даже отобразится на страницах истории. Я возлагаю большие надежды на тебя, дитя. Но твое горячее сердце не должно смутить твой разум.
— Благодарю вас, наставница.
«…Но, боюсь, вы возлагаете на меня слишком многое», — пронеслось в мыслях у слухарки, как Дора тут же продолжила:
— Я не хвалю тебя, Марфа. Лишь предупреждаю, — лукаво подметила она. — В тебе есть особая сила, дитя мое. Я почувствовала это сразу же, как только увидела тебя младенцем. Уже тогда ты смотрела на меня сознательным взглядом… Но послужит эта сила на благо или же на вред — решать тебе.
***
Идя вдоль длинных коридоров, Марфа слышала, как ее шаги разлетались эхом и медленно затихали, растворяясь в каменных стенах. Слухарка думала о словах наставницы, но, даже погрузившись в размышления, все равно ощущала чужие любопытные глаза, наблюдающие за каждым ее движением.
Туманный шлейф тянулся за каждым шагом Марфы, но она его не замечала. Ее больше волновали сестры-слухарки, что встречались на пути. Девушки, чьи лица были так же скрыты за вуалью, как и у нее самой, вот только амулеты на шее у них были выкованы из черного камня, а чаще всего, — вырезаны из простого дерева. Слухарки спешно кланялись и скорей бежали прочь. Страшились смотреть ей в глаза и лишь шептались за спиной. Оно и неудивительно. Сколько раз Марфа наказывала их за непослушание? Сколько раз оставляла без еды на несколько дней?
Марфа замедлила шаг и взяла в руки свой амулет, осторожно провела пальцами по гладкой поверхности. Лишь у нее и у Гретты кулоны были выгравированы из перламутрового камня, ведь по статусу они были ближе всего к матушке-настоятельнице Доре, а это значит, что однажды одна из них двоих получит в управление собор. Марфа крепче сжала в ладони амулет и ей вдруг подумалось: «Быть может, все сложилось бы иначе, если бы ее амулет был другого цвета?». Марфа была слишком молода, чтобы носить такой кулон, но среди остальных сверстниц лишь у нее получилось выучить язык древних глоров и заняться переводами Учения.
