Просачиваясь сквозь стены, Туман полупрозрачной дымкой потянулся по земле. Ему тоже захотелось послушать.

— Я позавидовал своему брату, сестра Эффи, — донеслось из другого конца зала. — Я сломал его копье… Оно досталось ему от нашего отца. Брат им очень сильно дорожил…

— Прочтите шестнадцатую молитву двенадцать раз, и Великий Огнекрыл простит вашу провинность.

Туман лишь тихонько хохотнул, услышав такой совет, и потянулся дальше, туда, где столпилось больше всего людей.

— Я должна была поделиться едой с сестрами, но вместо этого съела все сама… Мне так сильно хотелось кушать, сестра Гретта! — из-под маски отчаянно горели испуганные глаза ребенка.

— Пади на колени пред своими сестрами и читай десятую молитву до тех пор, пока твои ноги не онемеют от усталости.

— Но… сестра Гретта… неужели…

— А иначе Огнекрыл проклянет тебя.

Плечи у девочки дернулись, голова наклонилась, и только Туман разглядел слезы под яркой маской.

— Так и сделаю, сестра, — прошептала девочка и побежала обратно к матери.

А Туман хмыкнул и решил послушать строгую слухарку еще раз.

— Моя подруга украла из нашего дома перламутровую статуэтку… А ведь мы надеялись продать ее на днях и покрыть долги… Накажет ли ее Огнекрыл?

— Принесите Огнекрылу в жертву голову хищной птицы, и Он воздаст вашей подруге по заслугам.

Совсем рядом послышался другой голос: тихий и в то же время очень звонкий.

— Поможете ли вы мне, сестра Марфа?

— Расскажите мне, и я вас выслушаю. — Это была та самая слухарка, которую Туман однажды повстречал на утесе. Ее он сразу узнал.

— Уже второй месяц мне продолжает сниться один и тот же сон… ужасный сон. Я не могу… не могу даже его описать, настолько он ужасен.

— Случилось ли накануне что-нибудь, что встревожило или огорчило вас?

Человек задумался и опустил голову. Казалось, даже его маска, гиперболизировано изображающая отчаяние, помрачнела сильнее, чем раньше.

— В нашей жизни всегда случается что-нибудь неприятное, сестра… Но знаете, месяц назад наша кухарка разбила кувшин, который слепил из глины еще мой дед. Я очень разозлился и приказал высечь ее пятидесятью ударами плетей… — Человек замолк и судорожно вздохнул, а Марфа заметила, как задрожали его плечи под мантией. — Моя жена была очень довольна этим поступком, и я тоже ощутил гордость. Ведь именно так всегда и поступали с провинившимися слугами мой отец, мой дед и, уверен, мой прадед тоже… Вот только через несколько дней наша кухарка умерла, а мне начал сниться этот ужасный сон. Он преследует меня каждую ночь. Я так устал, сестра… Как мне от него избавиться?

Слухарка не спешила дать однозначный ответ. Она перебирала в мыслях строки из Учения, обдумывала слова прихожанина и с минуту стояла неподвижно. Туман тоже ожидал ее ответа, все ближе он подбирался к ее ногам, дымчатыми узорами оседая на полу.

— Не имеет значения, какие поступки совершали ваш дед, отец, жена и кто бы то ни было другой, — наконец заговорила Марфа. — Вам надобно чтить своих предков, но, помните, сейчас Огнекрыл оценивает лично ваши поступки, а потому вам следует принимать решения, не оглядываясь на других людей. Даже если эти люди очень вам дороги.

— Вы хотите сказать…

— Сны к нам приходят не просто так. Вы ведь читали письмена Огнекрыла?

— Конечно, сестра!

— В двадцать пятой главе говорится о том, что каждый раз, когда нам снится сон, мы ненадолго попадаем в обитель Огнекрыла. А если мы видим кошмары, значит, Огнекрыл предрекает нам наказание, с которым мы столкнемся после смерти. Огнекрыл подсказывает вам: что-то нужно изменить в своей жизни. Прочитайте двадцать пятую главу, господин. Помолитесь в одиночестве, подумайте о той кухарке, которую забрал в свою обитель Огнекрыл, и сами примите решение. Постарайтесь понять, что вы на самом деле чувствуете. Тогда этот сон и отпустит вас.

Глаза под маской загорелись озарением, словно узрели весь мир в совершенно ином свете. Прихожанин вспомнил о семье погибшей кухарки. Вспомнил о ее детях и о том, как ласково она всегда улыбалась, когда говорила о проказах своих ребятишек. И человек уже знал, что нужно делать.

— Благодарю вас, сестра Марфа! — прихожанин низко поклонился и скорее поспешил обратно в деревню.

Желающих исповедаться сестре Марфе было еще достаточно, а вот у Гретты работы уже не осталось. Вот только уходить она не спешила. Незаметно остановилась у одной из фресок позади Марфы и притаилась.

— О, сестра Марфа! Мне столько хочется вам рассказать! — с горечью молвила женщина, садясь на скамью рядом со слухаркой. Хоть прихожанка еще не была старухой, прожившей долгую жизнь, под зеленой маской у нее проглядывали глубокие морщины у глаз — следствие долгих бессонных ночей и множества пролитых слез.

— Я смиренно слушаю вас.

— Последние полгода мне снится один и тот же сон…

«Снова кошмар?» — насторожилась слухарка и внутренне напряглась. Прихожанка поведала ей долгий рассказ. Каждую ночь ей снился сын, что умер во младенчестве от холода. И с тех пора женщина снова и снова видела, как ее любимый ребенок сгорает во сне дотла. Она видела, как гноилась и разлагалась его нежная кожа, как ломались его хрупкие ножки и ручки… В отчаянии прихожанка заплакала, не в силах больше сдерживать десятилетиями скопившиеся в груди рыдания.

— Я так устала, сестра Марфа… Возможно, этот сон наказание, и Огнекрыл предупреждает меня о том, что я совершила великий грех, не сумев защитить свое дитя, и не найду покоя даже после смерти…

Женщина плакала, и ее слезы растворялись в храме Огнекрыла, как и тысячи других. Когда всхлипы утихли, Марфа заговорила.

— Нет. Не Огнекрыл наказывает вас. А вы сами.

— Ч-что?..

— Огнекрыл давным-давно простил вас, но сами вы простить себя не можете, добровольно отсылаете себя в Обитель Кошмара. Вам следует прекратить винить себя, иначе и ваш сын тоже не сможет обрести покой в мире Огнекрыла.

— О великий!..

— Если хотите воссоединиться со своим сыном после смерти, вы должны простить себя. И, поверьте, — слухарка опустилась на скамью рядом с прихожанкой и коснулась ее плеча, — это наказание самое тяжелое из существующих на земле.

— Спасибо… — снова заплакала женщина. Но в этот раз ее слезы были иными, и на сердце ей становилось легче. Если даже сам Огнекрыл прощает ее, быть может, и ей следует поступить так же? — Спасибо вам, сестра Марфа! Теперь я поняла…

Когда часы, отведенные на слушанье людских откровений, истекают, ворота собора снова запираются. Прихожане возвращаются домой с облегченными сердцами, а слухарки, наоборот, с утомленными, отяжелевшими душами возвращаются к остальным своим обязанностям.

Окончив слушанья, Марфа приблизилась к алтарю Огнекрыла в центре зала и, встав в молитвенную позу, сложила руки на груди. Как вдруг позади послышались звонкие шаги, эхом рассыпающиеся по залу. И Марфа знала, что только сестра Гретта умеет ступать так угрожающе. Одним стуком своих каблуков она вгоняла слухарок в дрожь. Но Марфа продолжала смиренно стоять на коленях, и ее сердце стучало не быстрее прежнего. Острая тень сестры Гретты легла рядом с Марфой и, казалось, что принадлежит она не человеку, а статуе, выкованной из мрамора.

Выдержав паузу, Гретта наконец заговорила:

— Сегодня я слышала твою исповедь, Марфа. — Никогда Гретта не обращалась к ней «сестра», а когда звала по имени, то старалась делать это наиболее холодно и строго. Возможно, Гретта просто никогда не желала признавать в ней сестру, человека, равного себе. Гретта стояла напротив зажженных свечей, тени от огня очертили ее впалые щеки и морщины у носа. Даже под черной фатой ее лицо казалось устрашающе пугающим. Многие прихожане страшились ее, но еще больше они уважали и благоговели пред ее словами.

— Да, сестра?

— Было кое-что в твоих словах, что смутило меня.

— И что же? — спросила Марфа, поднимаясь на ноги и открывая глаза.