— Кажется, я только сейчас понял, что никогда не спрашивал у тебя самого главного… — заговорил Туман. — Во что именно ты веришь, Марфа?
— Я верю… я… — она дрожала, сердце ее билось очень быстро. — Мне хочется верить в то, что где-то существует невероятная сила, способная нести справедливость и воздавать по заслугам тем, кто этого заслуживает. Однако я также не считаю, что люди обязаны полагаться лишь на силы небес. Наш мир таков, каким мы его создаем сами. Я верю, что смысл Учения в том, чтобы направить нас на путь нравственности. Что плохого, если следуя заветам Огнекрыла, люди будут стремиться жить в мире, уважать и беречь друг друга? Что плохого, если исповедуясь и проводя обряды, людям станет легче на душе?
— То, что это обман.
— Какая разница, если этот обман делает людей счастливее? — она смотрела возбужденным, блуждающим взглядом. — Вне зависимости того, где рождается человек и в какой культуре воспитывается, в каждом из нас живет свой собственный бог. И этот бог — наша совесть. Вот, во что я верю, Туман.
Она сжала руками свою голову.
— Все, чего я хотела, так это научить людей жить в равновесии со своей совестью, со своим внутренним богом, научить смирению перед прошлым и наделить их силами встретиться с будущим. И когда осознать это им помогало Учение, я была только счастлива. Мне все равно, каким богам будут молиться люди. Я желаю лишь одного: чтобы эта вера помогала им справляться с трудностями. Помогала им… жить.
Она опустила руки и горько усмехнулась.
— Кажется, я только что исповедовалась тебе, Туман.
Марфа еще очень долго сидела неподвижно, храня молчание и размышляя обо всех тех вещах, о которых до сих пор запрещала себе даже помыслить. Возможно, потому что с самого начала понимала, что если позволит себе хотя бы эту мелочь, потом уже уже не сможет себя остановить и обратно уже не свернешь. Только стены собора и Туман, ставшие свидетелями этой вспышки, навечно запомнили каждое слово сестры Марфы.
Слухарка сжимала в руках амулет и обводила кончиками пальцев очертания растущей луны внутри треугольного кулона. Это была не просто безделушка, это был символ, запечатавший всю ее жизнь. Сколь могущественную власть может иметь над человеком простая побрякушка, если наделить ее смыслом?
Спустя время в темницу вошли служанки сестры Гретты, грубо подняли Марфу с земли и принялись связывать ее руки, крепкие узлы стянули ее запястья за спиной, а она и не сопротивлялась. Мыслями слухарка была совсем не здесь, где-то очень далеко.
Гретта тоже вошла. Она отозвала слуг за дверь и они с осужденной остались наедине. Марфа стояла, ожидая приказаний старшей слухарки, но та почему-то медлила.
С минуту Гретта не издавала и звука, лишь сжимала руки за спиной. Наконец она подняла взгляд на бывшую соперницу. Ее голос звучал глухо.
— Ты все еще можешь отступить, Марфа.
Слухарка медленно подняла на нее взгляд.
— Что вы имеете в виду?..
Сестра Гретта плотно сжимала губы по привычке. Она колебалась, все еще раздумывала над своим решением, но затем снова посмотрела осужденной слухарке прямо в глаза. Решительно и строго.
— Ты ведь понимаешь, что тебя ждет там, снаружи? — О, Марфа прекрасно понимала. Она горько улыбнулась уголками губ, но ее глаза оставались мрачны. Она как будто знала об этом давным-давно, задолго до этой темницы и этого разговора. — Ты все еще можешь избежать этого. Дедрик… он поможет тебе, если ты согласишься на его предложение.
Марфа вздрогнула при упоминании имени того, кого ей хотелось бы никогда не слышать, но, кажется, и Гретте тоже было непривычно произносить его вслух. Марфа смотрела на старшую слухарку и уже понимала, что однажды и Гретте тоже довелось предстать перед таким же выбором, и это решение навсегда изменило ее судьбу.
Марфа ничего не сказала, но старшая слухарка уже прочла в ее глазах отрицательный ответ. Гретта хмуро свела брови на лбу.
— Они не отпустят тебя, Марфа, — она говорила почти шепотом. — Другого шанса не будет.
— …я знаю, — отозвалась совсем тихо.
Плечи Гретты едва заметно дрогнули — то ли от гнева, то ли от других, неведомых Марфе чувств.
— Я знаю тебя с очень юного возраста, Марфа. Было кое-что, что отличало тебя от других детей, слушающих мои проповеди. В отличие от остальных, тебе никогда не было достаточно того, что ты слышала во время уроков. Тебе всегда хотелось узнать об Огнекрыле больше, намного больше… В тебе была искренняя жажда постичь Его замысел. Этим ты напоминала мне себя, — она смотрела пристально. — И уже тогда я понимала, что чем старше ты будешь становиться, тем сильнее в тебе будет разрастаться это чувство. — (Возможно, потому что она сама через это прошла?) — Я знала, что ты сумеешь зайти в своих исследованиях гораздо дальше, чем я. И поэтому мне хотелось повлиять на тебя, передать тебе свои знания.
— Вы всегда… ругали мои переводы, сестра.
Гретта крепче сжала кулаки, морщинка меж бровей стала глубже.
— Ты видела Огнекрыла совсем не таким, как я, — она горестно опустила взгляд. — Мне так хотелось, чтобы ты продолжила мой путь… Как же так вышло, что после всего этого мы оказались здесь?.. Есть лишь один выход, Марфа. — Она подняла на нее взгляд, и ее строгие глаза искрились желанием убедить в своих словах. — Ты должна встать на мою сторону. Должна остаться со мной.
Уголки губ у Марфы чуть дрогнули, а глаза излучали мягкий свет. Даже сейчас, даже когда ее руки были накрепко связаны за спиной, у нее все равно было это мирное выражение лица.
Слухарка отрицательно покачала головой
— Простите меня. Но я не смогу этого сделать.
Гретта смотрела на Марфу и видела в глазах этой юной девочки все то мужество, которого сама была лишена. Даже сейчас.
Старшая слухарка опустила глаза и согнулась в почтительном поклоне, а затем сделала то, что должна. Провела свою бывшую подопечную длинными извилистыми коридорами к выходу из собора, туда, где уже были сделаны все приготовления и где все с нетерпением ожидали главную гостью. Марфа сощурилась от яркого дневного света и не успела ничего понять, как уже оказалась на каменном постаменте перед собором. Он был засыпан снегом и алым песком. А внизу — люди, множество людей, и все говорят, говорят разные вещи, — попробуй разбери, о чем. Все голоса смешивались в единый кашеобразный поток: и спутанный шепот толпы, и суровые обвинения старшей слухарки. Осуждаемая их не слушала, только смотрела вперед, где перед ней стоял Туман. Он смотрел долгим, пронзительным взглядом, почти ненавидящим, и Марфа знала, что в это мгновение он изо всех сил пытался прочесть ее мысли.
Слухарка обвела взглядом собравшихся зрителей. Почти все эти люди исповедовались у нее, но теперь все они смотрели враждебно. Они доверяли ей свои тайны, все самые сокровенные помыслы и желания, и что же, неужели сестра Марфа предала их? Неужели правдивы слухи о том, что Марфа верна ложному богу? Среди них была и тетя Симона со своей семьей. Тетушка крепко прижимала младшего сынишку к груди, и в глазах у нее — отвращение. Когда их взгляды пересеклись, Симона тут же плюнула в ее сторону, и Марфа отчетливо прочла проклятия на ее устах. Оби тоже смотрел на нее строго, в его взгляде были смешанные чувства. Эффи остановилась поодаль и совсем не глядела в ее сторону.
Марфе вдруг вспомнились слова Гретты, которые та сказала ей однажды. Любовь очень сложно удержать, так? Чертовски верные мысли.
Обвиненная совсем потерялась во времени и даже не почувствовала, когда ее руки развязали. Марфа подняла подняла голову, перед ней стояла Гретта. Впервые она смотрела на нее так… с уважением? как с равной? Старшая слухарка высыпала ей на руки яркий порошок и выкрасила ее ладони в багровый цвет. Она сделала это лично, не отдала приказа кому-нибудь из слуг. Гретта крепко сжимала ее руки и заглядывала в ее глаза, ожидая отыскать в них перемену, но взгляд у Марфы не изменился. И той пришлось уйти.
Все замерли в ожидании — ни единого шороха, ни звука. Молчали дети, молчали взрослые и старики, даже ветер утих и совсем не скрипел под ногами снег, словно сам мир прислушивался к происходящему. Наконец Гретта заговорила, и ее голос эхом разнесся по округе — верит ли Марфа в Огнекрыла? Она должна ответить. Люди затихли и смотрели на обвиняемую выжидающе.
