— Что вы, наставница, не вините себя, вы… — Марфа вдруг замерла, вспышка осознания смутила ее мысли. — Постойте вы… Вы, что же, верите, что пожар не был случайностью?

— Хотелось бы мне, чтобы это было простым стечением обстоятельств, но у твоей двери нашли остатки легковоспламеняющихся трав. Нехорошее происходит в храме, Марфа. — Дора отвела взгляд и выглядела она очень напряженной. — Не сердись на меня, дитя, но мне пришлось преподнести все так, словно бы этот инцидент действительно был всего лишь несчастным случаем. Нам ни к чему сейчас скандал, а преступник, я уверена, скоро покажет себя. А даже если и нет, думаю, я уже знаю, кто это мог быть.

— Кто?

Дора перевела взгляд на Марфу и долго смотрела ей в глаза. Казалось, она взвешивала все «за» и «против», но в конце концов все же решила пока что умолчать об этом.

— Скоро ты и сама поймешь. А пока ты еще очень слаба, Марфа. И посмотри, ты же совсем не притронулась к отвару!

Настой уже почти остыл, но слухарка все же пригубила пару ложек. На вкус тот был горьковатым. Но что поделать? Выздоравливать всегда нелегко.

— Помните посланника Дедрика, к которому вы меня отослали тем вечером? — вдруг вспомнила Марфа. — Вы ведь тоже говорили с ним, наставница? Что вы об этом думаете?

Взгляд Доры тут же стал холодным и суровым.

— Думаю, наша принцесса еще слишком молода и одержима жаждой отмщения за смерть родителей. Она не осознает, какими последствиями это действие может обернуться для всех нас и, что самое важное, не замечает того, кто стоит за ее спиной и направляет ее гнев в выгодную для себя сторону.

Марфа не ожидала услышать такой честный ответ, но разве наставница хотя бы однажды лгала ей? Марфа заглядывала в глаза настоятельницы и уже понимала, что Дора сразу поняла, кем являлся прихожанин. И, возможно, ей даже не потребовалось для этого каких-либо доказательств, в отличие от самой Марфы.

— О чем ты думаешь, дочь моя? — Дора словила мрачный взгляд воспитанницы.

— Я думаю о том, что вы образцовая слухарка, наставница, — ответила Марфа, помешивая ложкой настой. — И что мне никогда не стать такой.

Настоятельница вдруг усмехнулась.

— А мне кажется, «образцовая слухарка» — это всего лишь образ, который ты выдумала.

Марфа тут же подняла на нее удивленный взгляд.

— Да, у тебя свое собственное понимание религии, Марфа. И многие могут тебя не понять и даже осудить, это тоже правда. Но разве Огнекрыл не учит нас самостоятельно искать истину? Разве оставил бы он эти письмена на непонятном для нас наречии, если бы считал иначе?

Глаза у Марфы широко распахнулись и блеснули, а сердце наполнилось электрическими импульсами. Эти слова надолго запомнятся ей.

Дора вздохнула и нежно пригладила волосы Марфы.

— Мне хотелось бы однажды передать тебе храм, но… Эти стены слишком тесны для тебя, дитя. Однажды ты и сама это поймешь. Тебе нужно открыть собственный собор.

Марфа еще шире раскрыла глаза.

— Вы думаете… думаете, кто-то последует моим идеям?

— Разве ты не видишь? Люди уже тянутся к твоим словам.

***

Несколько дней спустя слухарка почувствовала себя уже лучше и даже могла вставать с постели, но, несмотря на это, наставница ее к делам собора еще не допускала. Было решено Марфе не показываться до тех пор, пока преступник не будет пойман. А до тех пор, слухарка проводила время в своей новой обители, занимаясь переводами и прочей бумажной работой. На нижние этажи не спускалась и другим служителям храма на глаза не показывалась, только однажды снова вернулась в свою келью. Благо, удалось прокрасться незаметно.

Внутри было сыро, камень на стенах потемневший и, возможно, уже навсегда впитавший в себя гарь. Повсюду пепел, покрывшийся копотью алтарь, потускневшие половицы… Марфа с легкостью отыскала свой тайник. Внутри хранились ее переводы и книжка с лиловой обложкой, которая, к счастью, почти не пострадала. Лишь слегка потемнела обложка. Переводы она оставила, а книгу забрала. Крепко сжав ее в руках, слухарка поскорее направилась прочь, здесь она снова начинала кашлять. Но стоило выйти за порог, как что-то в сердце Марфы ухнуло вниз и сильно сжалось.

У самого ее порога лежали остатки сгоревшей травы. Слухарка подняла одно из потускневших растений и сразу же узнала форму стебелька и листьев. К этим травам имели прямой доступ в основном лишь младшие слухарки. Марфе тут вспомнились слухарки в окружении сестры Берты, которых в тот раз она застала за постыдным занятием, вспомнила и корзины с травами на снегу и горьковатый дым от сигарет в воздухе. Нет, нет. Это мог сделать кто угодно. Слухарка тут же покачала головой и поспешила прочь, но затем все же остановилась и обернулась, в последний раз оглядывая комнату, от которой остались одни обломки, а в мыслях вновь увидела Туман и его чернеющую кожу.

Как же тут душно. Плотнее закутавшись в пуховый платок и оправив на лице шаль, Марфа проскользнула к черному ходу и вышла на улицу. Хоть ей и не стоило еще быть на холодном воздухе, но слухарку это мало тревожило. Ступая по нечищеным тропам, Марфа увязала по колено в сугробах и снег трещал под ее ступнями. Слухарка брела куда-то вперед и устало вздыхала. Облачка пара вырывались из ее уст и тут же растворялись в морозном воздухе. Совсем Марфа не чувствовала ни того, как коченеют от холода конечности, ни того, как покрывается коркой льда ее вуаль.

Где теперь ее Туман? Только об этом Марфа могла думать. С самого начала она обратила на него свой гнев, но правда в том, что злилась она лишь на себя. Не Туман смущал ее мысли, а ее собственные убеждения. Слухарка сама загнала себя в тупик, а Туман лишь усилил ее чувства и позволил увидеть истинное положение вещей. Но теперь… что будет теперь?..

Слухарка ежилась, и ее мысли вновь поглощали воспоминания о том, как на ее глазах Туманная мантия обратилась в мглистый смог, а блестящие, извечно игривые глаза вдруг совсем почернели. Что она с ним сделала? Какой он теперь? И каким Туман был на самом деле? Какую жизнь он вел? Марфа только сейчас поняла, что ничего о нем не знала. Не хотела узнавать.

Незаметно для себя Марфа забрела в Хрустальную рощу. Деревья здесь были и правда, словно хрустальные. Обледеневшие голые ветви — как будто выточены из стекла и сверкали от малейшего прикосновения солнечных лучей.

Как вдруг что-то изменилось. Снова Марфу настигло это странное чувство, словно все вокруг тускнеет и мутнеет, приглушаются краски и размазываются очертания горизонта. Воздушный пар снова вился в воздухе, опутывал призрачной шалью хрустальные деревья. Казалось, облака спустились с небес и закружили вокруг Марфы. Смешиваясь со снежными дюнами, Туманная мантия превращалась в дымчатое море. Каким только не видела Марфа Туман: молочно-белым, зеленовато-лазурным, желтовато-оранжевым и даже бурым от копоти и гари… Но сегодня он был усеян мельчайшими кристалликами льда, мерцающими в солнечных лучах. Ледяной Туман пришел сегодня к ней.

Он беззаботно улыбнулся и раскрыл свои объятия.

— Ну что, скучала по мне?

А Марфа только стояла в каком-то странном оцепенении, и в душе у нее смешалось множество различных чувств: злость за то, что не послушался и оставил ее; неистовая ярость за то, что так легкомысленно бросился в огненную копоть и даже не задумался о том, какими последствиями такой поступок обернется ему самому; невероятная радость за то, что сейчас он снова здесь, а его мантия сверкает даже ярче, чем прежде; а еще разочарование от самой себя за то, что испытывает все эти чувства, и за то, что уже совсем не отрицает существование Туманного божества в их мире, созданном Огнекрылом. Вот только на лице у Марфы не отразилось ни единой эмоции.

Так бывает, если перемешиваешь все краски из палитры одновременно, — получается самый обыкновенный белый цвет. Когда в сердце взрывается ярчайшая гамма чувств и перепутывается в единый комок, то потом уже не остается сил на то, чтобы мимикой объяснить собеседнику свое внутреннее состояние. Вот и Марфа беспомощно продолжала стоять с пустым безжизненным взглядом, не способная вымолвить и слова.