Марфа скрестила руки на груди и вздохнула.
— Может, мне лишь грезится, что я тебя вижу и слышу твой голос? — говорила она скорее для себя, чем для него. — А на самом деле ты ничто иное, как порождение моего разума? Мое искушение и главное испытание, ниспосланное Огнекрылом?
— Если так… — игриво усмехнулся Туман и заглянул ей прямо в глаза. — …Попробуй избавиться от меня.
Вот только как избавишься от того, кто даже в твои мысли забираться умеет? Сколько бы не ворчала Марфа, Туман все равно следовал за ней повсюду, мешал сосредоточиться, иногда даже пакостил. Читал ее книжки и записи, а затем разбрасывал повсюду. А сегодня умудрился так сильно затуманить ступеньки, что Марфа, спускаясь по ним, оступилась и упала прямо Туману в объятия. Ох и досталось же ему после этого! Надолго слухарка с ним не говорила и весь день игнорировала его присутствие. Сколько не подлизывался Туман, сколько придумывал уловок, даже снова ребенком обратился, а Марфа все равно не обращала на него внимания. И как уживаться с этим неугомонным существом? Вот так посмотришь, и совсем не похож он на божественное создание, всего лишь ребенок несносный. Вот только не знала Марфа, что не только облачно белым бывает Туман, но, пожалуй, пока что ничего иного ей и не следовало знать.
Целыми днями в соборе дел невпроворот: в зале слушаний прибраться, разделить подати храму между жильцами монастыря, порядок в библиотеке навести и уследить за тем, чтоб все в соборе работало исправно. Ведь достаточно крохотной поломки, чтобы весь механизм разладился и остановился.
Петляя долгими коридорами, Марфа выполняла то одно поручение, то другое, а Туман следовал за ней, притворившись ее тенью. Как вдруг слухарка почувствовала странный запах и остановилась. Ничего хорошего не предвещал этот аромат, недоброе просочилось в храм, и виной тому был совсем не Туман.
Обоняние вело слухарку ко внутреннему двору собора и, следуя этому порыву, Марфа чувствовала, что увиденное до боли поразит ее сердце. Так и случилось.
Открывшееся глазам Марфы зрелище повергло в холодное оцепенение. Перед ней был один из тех самых дефектов, пусть мелких и не катастрофических, но способных развалить собор до самого основания. Младшие слухарки стояли, убрав с лица фатиновые вуали и закатав рукава до самого локтя, а рядом с ними валялись корзины с лечебными травами, небрежно брошенные на землю. Девушки поочередно передавали друг другу самодельную сигарету, втягивали в легкие едкий дым, в наслаждении поднимали головы к небу и опирались спинами о стены собора.
Туман усмехнулся и, играючи, подхватил табачный дымок, рисуя им воздушные узоры.
«Видишь? И они тоже поклоняются мне, Туманному богу».
Марфа дернулась и тем самым выдала свое присутствие. Завидев старшую слухарку, девушки шумно вздохнули, самокрутка выскользнула из девичьих пальцев, упала в белый снег и тут же погасла. В глазах слухарок — чудовищный страх и ужас, и только одна из них, самая высокая, продолжала смотреть с нескрываемым вызовом. Сестра Берта. К ней Марфа и приблизилась. Секунду-другую старшая слухарка смотрела в глаза младшей и, казалось, они могли прожечь друг друга так же, как кончик сигареты прожигает снег.
— П-простите нас, сестра Марфа! — чуть ли не плача причитала одна из слухарок и упала на колени в снег, за ней повторили и две другие, и все поспешно опустили на лица вуали.
— Мы виноваты, — наконец заговорила и сестра Берта и тоже потянулась рукой к своей фате. — И просим прощен…
Резко схватив вуаль на лице Берты, Марфа смяла ткань в кулаке так сильно, что ткань затрещала от натяжения.
— Просить прощения тебе стоит не у меня, а у храма, который ты осквернила. — Потянув фатиновую ткань на себя, Марфа заставила Берту наклониться и оказаться вровень с ней. — Уверена ли ты, что все еще хочешь носить эту вуаль?
Марфа долго смотрела в глаза той, что ослушалась правил собора, наблюдая за тем, как бегают ее расширенные зрачки, как одна за другой сменяются эмоции: гнев, раскаяние, вина… и снова гнев.
Одним движением Марфа оторвала кусок вуали от чепца и крепко сжала в кулаке. Берта смотрела на свою фату в руке старшей слухарки и чувствовала себя так, как будто сестра Марфа только что оторвала ей руку, а не обычную ткань.
— Почему… почему вы… — шептала она, не в силах примириться с чувствами, бушующими в сердце. — Почему вы такая идеальная, сестра Марфа? Да вы просто не способны понять, что мы, в конце концов, люди! Слухарки не ангелы, лишенные человеческих чувств и эмоций. Неужели мы не имеем права хотя бы на крохотные слабости!
— Собор Огнекрыла не терпит слабых. Если ты желаешь иной жизни, уходи за его стены, а мы при случае не откажем тебе в исповеди.
— Вы… вы… — Берта сжимала кулаки до крови, еле сдерживая бушующую ярость.
Опустив голову, Марфа заметила сигарету, тлеющий огонек в снегу, и подняла ее. Слухарки вздрогнули и затаили дыхание, когда Марфа развернула бумагу и обнаружила внутри лечебные травы, предназначенные для больных, которым собор тоже оказывал приют.
— Вы думаете, что все слухарки в храме безупречны? — наконец вырвалось у Берты. — Сегодня вы поймали нас на провинности, но знаете ли вы, сколько иных грехов прячется в стенах собора? Каждая слухарка прячет свою постыдную тайну, да только не о каждой вам удается прознать!
Глубоко вздохнув, Марфа подняла взгляд и прямо за спиной Берты заметила Туман, улыбчиво смотрящий ей в глаза. А ведь и правда, какое право она имеет осуждать кого-либо в соборе? Она, видящая Туман и читавшая книгу Горного королевства; она, чьи суждения порой так сильно противоречат традициям?
— Сестра… Марфа?..
Марфа перевела взгляд на Берту и встретила ее изумленное выражение лица. Эта девочка ожидала увидеть, как старшая слухарка еще больше обозлится на нее и накажет самым жестоким способом, но вместо этого она встретила такой усталый и измученный взгляд своей наставницы. Казалось, в это мгновение Марфа разом постарела на десять лет. Неудивительно, что теперь на лице у Берты столько удивления. Марфа еще с минуту смотрела в глаза подопечной и уже понимала, что той, кому следовало покинуть храм, должна стать она сама, а не эта девушка, так пораженно сейчас заглядывающая ей в глаза.
Марфа со вздохом свернула самокрутку обратно и направилась к двери.
— Мы идем к настоятельнице. За мной.
Провинившиеся не сразу сообразили, что старшая слухарка обратилась к ним. Наконец очнувшись от опутавшего их на мгновения странного чувства, они последовали за Марфой. И почему же наставница Марфа их совсем не отругала? Быть может, они настолько сильно огорчили ее своим поведением, что наставница решила наказать их своим молчанием и лишь в келье настоятельницы храма им предстоит узнать о том, что их ожидает? Одна из сестер толкнула Берту и та тоже поспешила за остальными следом.
Однако, сестра Марфа не стала вычитывать подопечных перед наставницей Дорой. Лишь сухо доложила о случившемся и даже шепнула ей на ухо не судить их слишком строго. Дора внимательно оглядела присутствующих и снова улыбнулась своей милосердной улыбкой. Порой казалось, что даже наедине с самым опасным и жестоким в мире человеком, наставница Дора все равно сохранит лицо и не потеряет самообладание. И приговор тоже вынесет справедливый, в этом Марфа не сомневалась.
— Я разберусь, Марфа, не переживай. Случай и правда особенный, требует моего личного вмешательства. О, и погоди, у меня для тебя есть одно дело, — Дора отвела Марфу в сторону так, чтобы слухарки не слышали ее слов. — К нам в храм пришел посетитель. Особенный посетитель. Знаю, часы слушаний уже подошли к концу, но мне все же хочется, чтобы ты тоже побеседовала с этим человеком.
Марфа внимательно посмотрела на наставницу и кивнула.
— Конечно, наставница.
Что ж, не в первый раз ей доводится слушать исповеди в неназначенное для этого время. Но вспоминая голос и выражение лица, с которым ей об этом объявила наставница Дора, Марфу охватила необъяснимая тревога. Нет, нет, не стоит заботиться о том, чего еще не случилось.
