Сестра Гретта? Не лучшая идея выслушивать прихожан, что уже говорили с твоими коллегами, но Марфа не успела женщину остановить, та уже начала говорить. И выглядела она взволнованно, все время кусала губы и мяла руками края маски.
— Год назад мы с сестрой ехали к тетушке на новоселье. Наша карета сломалась и… мы… мы решили прогуляться, вышли на какой-то пустырь среди леса. Кругом никого не было. Совсем никого, а забрели мы далеко от дороги… — речь ее была путанная, плечи дрожали, глаза красные от слез. — Затем… затем мы встретили человека… Он был беден, но денег брать не хотел… он хотел… У него был нож, он напал на мою сестру и хотел… ее… Тогда я вытащила из ножен клинок, подаренный моим отцом, и вонзила лезвие ему между лопаток… Он завопил и попятился назад, но я не остановилась. Я вонзала острый наконечник снова и снова. Я помню этот момент до мельчайших деталей: я чувствовала, как пульсирует и быстро сочится внутри его тела кровь; слышала хрипы из его горла. Я рвала его раны снова и снова, до тех пор, пока… В тот момент я поняла, что… мне это понравилось.
Женщина беспомощно всхлипнула и опустилась на кушетку.
— Сестра Гретта сказала мне, что четырнадцатая глава Учения гласит: «убей убившего твоих близких». Но если я поступила правильно… почему же снова и снова вижу его изуродованное, покрытое пятнами лицо? Почему все еще не могу забыть мерзкий запах его крови? Почему чувствую себя настолько грязной? Почему, даже вымывая кожу до крови, я не могу избавиться от этой гнили внутри меня? Если я поступила верно, почему же я так сильно себя ненавижу?..
Новая волна слез захлестнула с головой, и Марфа подождала, пока эта вспышка не пройдет и видения прошлого не рассеются, а потом села рядом с ней и заговорила:
— Если голос вашего сердца твердит вам, что вы поступили неверно, значит, вам следует к этому прислушаться. — Прихожанка подняла на нее удивленный взгляд. — Огнекрыл живет в сердце каждого из нас, и то, что вы чувствуете, — Его голос. Если вам стыдно за то, что вы совершили, значит, вам действительно есть чего стыдиться. Верьте голосу, что исходит из вашего сердца и примите то, что с вами случилось. Но не забывайте о своих близких. Вспомните о своей сестре, вспомните о людях, которых вам хочется защитить, и живите ради них. Отныне живите так, как шепчет вам Огнекрыл, живущий в вашем сердце. Ваши будущие поступки искупят то, что случилось в прошлом.
Взор у женщины прояснился, слезы мгновенно высохли. Слова слухарки хоть и были суровыми, но от них все же стало легче на душе. И неудивительно, так чувствовал себя каждый, кто исповедовался у Марфы.
Женщина сжала руку слухарки и горячо поблагодарила ее. Внезапно она поняла, что ей следует делать и какому пути следовать.
Когда прихожанка ушла, сестра Марфа плотно заперла за нею дверь и прислонилась к ней спиной. На лице у нее было мучительное выражение, словно ее только что больно ударили.
— Ты ведь помогла ей, — снова явился пред ней Туман. — Почему же сейчас смотришь так, словно жалеешь об этом?
— …Я сказала ей, чтобы она доверилась богу, живущему в ее сердце. Но теперь меня не покидает мысль, что если бы ко мне пришел человек, попавший в точно такую же ситуацию, но в чьем сердце бог был бы жестоким и безжалостным… мой ответ не был бы таким же.
— Но ведь ты сама говорила, что «при различных обстоятельствах, одна и та же строчка может истолковываться по-разному».
Марфа нахмурилась, удивленная тем, что Туман запомнил эти ее слова и так точно передал.
— Верно… — вздохнула она и отошла от двери. — Верно и все же иногда мне кажется, что в моих решениях слишком много противоречий. У меня нет четких постулатов, как у сестры Гретты и поэтому все, что я делаю, так это подстраиваюсь под каждый отдельно взятый случай. Вот только, не двулично ли это? Я часто думаю о таких вещах и никогда не бываю уверена в правильности своего выбора.
Туман внимательно ее слушал, ловя каждое ее слово. Впервые он мог слышать ее мысли, не прокрадываясь в ее сознание, словно вор, а из ее собственных уст.
— Знаешь, — продолжила она, прижимая пальцы к губам, — говорят, на востоке где-то посреди жарких пустынь существуют поселения, где до сих пор действует такой обычай: люди убивают и съедают заживо каждого третьего ребенка в семье. Для их культуры это является нормальным. — Марфа брезгливо скривила губы. — Но, как думаешь, если мы возьмем одного из этих дикарей и поместим в наше общество, будем ли мы тогда иметь право судить этого человека по меркам нашей морали? С чего мы взяли, что их обычаи на самом деле не являются истинными? Почему мы ставим свою религию выше верований в Горном королевстве или в каком бы то ни было другом?
Марфа не ожидала услышать ответ на свои слова. Она лишь говорила и говорила:
— Сменяются времена, религии и верования, а вместе с ними смещаются и рамки допустимого. В зависимости от типа нашего общества, мы прощаем или караем людей за определенные поступки. Но ведь, независимо от декораций, поступок остается поступком… Любая мораль субъективна, — вот, что я думаю, Туман. Мы пытаемся отыскать в письменах единственно верный вариант поведения, но правда в том, что такой универсальной волшебной палочки не существует и не может существовать.
Марфа усмехнулась и скрестила руки на груди. В ее глазах была горечь.
— Я все еще очень сильно хочу перевести письмена. Все еще надеюсь, что не права, и на самом деле в Учении Огнекрыла найдутся ответы на любые вопросы… но чем дальше я захожу, чем сильнее убеждаюсь в обратном.
========== Глава 4. Огонек ==========
«Сегодня я избил свою жену, сестра». «Я оставила своего ребенка замерзать на морозе». «Я отвернулся от своей матери, когда она больше всего во мне нуждалась». «Я убежал из дома, оставив братьев и сестер голодать в одиночестве». «Во время грозы я бросил своего друга умирать и не обернулся, когда он звал меня на помощь». «Я изменила мужу с другим мужчиной, сестра». «Я ощущаю себя счастливым, когда люди молят меня о помощи и в отчаянии целуют мне руки». «Мне нравится наблюдать за тем, какие эмоции появляются на лицах умирающих от моего меча». «Мне нравится чувствовать свою власть!» «Я не жалею о том, что предал его!» «Мне плевать, если они скорчатся от мук и иссохнут от болезней!» «Мне…» «Я убил…» «Я украл…» «Я предал…» «Я… я ненавижу Огнекрыла!»
Марфа резко вдыхает, словно просыпаясь от кошмара. Еще один день бесконечных слушаний подошел к концу. Зал уже пустел и слухарки расходились кто куда, а Марфа все стояла пред алтарем Огнекрыла и не могла пошевелиться. Она все еще слышала слова прихожан, и отчего-то у нее было такое чувство, словно все эти грехи совершила она сама, а не все эти люди. Что ж, но ведь так и должно быть: принимая на себя людские проступки, слухарка сама становится их носителем, сама и передает раскаяние о их совершении Огнекрылу.
Когда в зале совсем никого не осталось, Туман снова проник в собор сквозь щели и трещины в каменных стенах и закружил вокруг слухарки.
— И зачем только вы слушаете всех этих глупцов?
— Людям нужен способ избавляться от накопившейся боли, — задумчиво говорила Марфа. — Иначе их души совсем загниют.
— Если вы сосуды, в которые люди выплескивают темные помыслы, то сколько же грязи уже должно скопиться в ваших сердцах?
Марфа долго смотрела в глаза Огнекрыла, прежде чем ответить. Наставница всегда избегала подобных разговоров, а Туман, наоборот, спрашивал прямо, даже если его слова были слишком резкими.
— …У слухарок нет сердец.
— Надо же, — усмехнулся Туман и шепнул слухарке на ухо: — …совсем как у меня!
Марфа резко обернулась и наконец посмотрела Туману в глаза. Кажется, она почти смогла разобрать их цвет в этот раз — иссиня-фиолетовый. А Туман лишь рассмеялся, и только Марфа смогла услышать этот заливистый хохот. Порой слухарке хочется проучить его, как непослушного ребенка, да вот только попробуй словить его. Убежит же, негодяй!
