Женских слез, даже самых светлых, Клаус не переносил, поэтому поспешил утешить старушку.

– А ваш дом мы починим, – сказал он. – Или, знаете, мы вам новый построим, вот что! Я соберу парней: Якоба-каменотеса, Гриму-плотника, Вильгельма-маляра… Да мы вам такой домишко сладим, ахнете! Ну а пока суд да дело, вы у нас поживете. Поможете матушке по хозяйству. Да и ей веселее будет. А то я все в лесу да в лесу.

– Светлые Силы вознаградят тебя за твою доброту, мальчик, – пролепетала старая женщина.

Дабы самому не разрыдаться, юнец поспешно взял лоскутное одеяло и принялся вязать в него пожитки фрау Ритц. Старушка, охая, заметалась по комнатенке, бестолково хватая то одно, то другое. Собирать-то было почти нечего, и вскоре, подперев дверь лачуги поленом, юный дровосек с узелком под мышкой и семенящей рядом старушкой направился к родовому гнезду. Солнечное утро пробудило других горожан. Отворялись окна невысоких домиков, хозяйки вытряхивали половики, обменивались с соседками веселыми приветствиями. Не остались незамеченными и Клаус с фрау Ритц.

– Доброе утро, Клаус! Доброе утро, фрау Ритц! – отовсюду слышались голоса. – Куда это вы собрались с утра пораньше?

Старушка лишь смущенно отмахивалась высохшей ладошкой, а Клаус раскланивался и счастливо улыбался. Так они и добрались до домишки Бергов. Матушка уже успела подготовиться к встрече. На столе исходил ароматным паром свежеиспеченный каравай, красовался кувшин молока и лежал на глиняной тарелке овечий сыр, нарезанный ломтями. Юноша сложил в углу пожитки фрау Ритц, взял узелок с завтраком, любовно приготовленный матушкой, пожелал вдовам счастливо оставаться и отправился на работу. Утро было еще свежим, дневная пыль не скопилась пока на мостовой, и дышалось легко. Навстречу Клаусу то и дело попадались другие мастеровые, спешащие приступить к делу.

Прежде чем дойти до околицы, он успел договориться с друзьями, что по воскресеньям они начнут строить для фрау Ритц новый дом. На себя Клаус взял добычу строевого леса для стен, перекрытий и стропил. Якоб вызвался доставить камень для фундамента и камина, Грима – возвести крышу и сложить стены, Вильгельм – оштукатурить их и покрасить полы, рамы, наличники и ставни. Конечно, все это друзья станут делать сообща, подчиняясь тому, кто лучше других разбирается в своем деле. Миновав городские ворота, юноша ликовал в душе, мысленно уже видя красивый и уютный домик, какой соорудят они для бедной старушки.

Выйдя из города, Клаус почти сразу углубился в лес. Стройные сосны встретили его приветственным гулом. Юный дровосек всегда прислушивался к их таинственным голосам. Ему казалось, что они рассказывают о своих радостях и горестях. Одни жаловались на хвори, короедов и жестокие бури, что обламывают ветки. Другие радовались солнцу и сокам земли, текущим в их деревянных жилах. Клаус знал, какую из сосен ему придется вскоре срубить, а какую оберегать по мере сил, чтобы росла дальше, тянулась к солнышку, трепетала иголками от ласковых прикосновений утреннего ветерка.

Была у юного дровосека одна заветная делянка. Деревья там стояли старые, но еще крепкие. На дрова их пускать было жалко, а вот на доброе дело – в самый раз. Весело вторя посвисту лесных птах, Клаус бодро вскарабкался по каменистому склону на широкий уступ, где росли эти строевые великаны. Срубить их была не шутка. Дядя Бёрн – могучий тролль-кузнец – выковал для него особый топор, легкий и острый, как бритва, не требующий заточки. Им юный дровосек срезал толстые, в два обхвата, стволы, словно жнец – колосья. Труднее будет доставить бревна в город. Придется просить в магистрате коней-тяжеловесов, но разве откажут городские старейшины ради такого дела?

Рубить строевой лес – это не то же самое, что заготавливать дрова. Нужно класть стволы аккуратно, чтобы не сломать ненароком, а потом тщательно очистить от сучьев, веток и коры. И хотя все это занимает уйму времени и сил, Клаус считал, что на добрые дела ни того, ни другого не жалко. Со звоном вонзался его топор в твердую древесину. Гулко отзывались лесные великаны. Сначала нехотя, а потом все быстрее и быстрее валились они, с хрустом ломая подлесок. Юноше было жалко сосенки, на которые всей своей тяжестью обрушивались их пожилые соседи, но он никогда не оставлял лесные вырубки опустошенными, ежегодно высаживая молодые деревья.

Дело спорилось. Уже пять могучих стволов, освобожденных от сучьев и веток, лежало вдоль просеки. Клаус уселся на пенек и перекусил, запив хлеб и сыр из особой фляжки, в которой вода всегда оставалась свежей и прохладной. Эту фляжку ему подарил старый гном, дядя Кнауф – знаменитый серебряных дел мастер. Подкрепившись и отдохнув, Клаус снова принялся за работу. И звон его тюкающего топора разносился по лесной чаще до самого вечера. Юный дровосек так увлекся заготовкой древесины для нового домика фрау Ритц, что и не заметил, как солнце начало клониться к закату.

В лесу темнеет быстрее, чем на открытом месте. И когда Клаус перестал видеть, куда направлять лезвие топора, он прекратил работу, хотя и не чувствовал усталости. Пора было возвращаться в город. В ночной тьме трудновато будет пробираться в чащобе, но зажигать факел юноша не спешил, зная, что открытый огонь пугает лесных обитателей. Он решил дождаться восхода луны. На небе не было ни облачка, а на сегодня как раз выпало полнолуние. Клаус захватил топор и вскарабкался на выступ скалы, которая господствовала над местностью. Если отсюда спуститься по веревке, путь к городу выйдет вдвое короче.

Он привязал веревку к сосне, что проросла сквозь камень и теперь прочно цеплялась за него корнями, и уже собрался было соскользнуть вниз, к тропе, которая, прихотливо петляя, убегала к дороге, ведущей в город, как вдруг замер, восхищенный восходящей луной. Огромный красноватый шар виднелся над черной щетиной дальнего леса. Казалось, руку протяни – и коснешься его румяного, как у наливного яблочка, бока, но Клаус не стал этого делать, завороженно наблюдая, как понемногу уменьшается лунный диск, насыщаясь золотым блеском.

«Матушка, наверное, беспокоится», – подумал юноша, не в силах оторваться от волнующего зрелища. Ночное светило, щедро разливая колдовское сияние, медленно проплывало над засыпающей долиной. Уснули пичуги. Лесные цветы свернули лепестки. Заухала в чаще сова. В городке замерцали огонечки. А юный дровосек все еще стоял на скале, любуясь ночным миром. Однако не только луна удерживала его здесь, на скалистом обрыве, но и смутная надежда на чудо, которое вот-вот должно было произойти. И чудо свершилось!

На пути луны оказался замок. В нем жил старый король, который давно уже не правил – власть в стране принадлежала магистрату. Мудрые старейшины принимали решения, от которых зависела жизнь обитателей города и окрестностей. А король был лишь напоминанием о великом прошлом. Поговаривали, что он выжил из ума и день-деньской возится с игрушечными солдатиками. Еще ходили слухи, что у короля есть дочь, но принцессу никто из друзей и знакомых Клауса в глаза не видел. Поэтому ни один из них не мог сказать, дурна она или хороша собой, взбалмошна или покладиста, глупа или умна.

И вот теперь, когда луна озарила главную башню древнего замка, на фоне золотого диска проявился силуэт тонкой девичьей фигурки. Была ли это сама принцесса или одна из ее фрейлин, Клаус не знал. Девушка на верхней площадке донжона могла быть кем угодно, хоть простой служанкой, но юный дровосек поклялся, что обязательно разыщет ее. И если она из прислуги, предложит ей свое сердце и умелые руки, а если знатная дама… Что ж, он добьется ее любви, пусть для этого ему придется совершить множество подвигов!

Луна миновала главную башню королевского замка, и силуэт девушки слился с ночной темнотой. Клаус спохватился, что уже слишком долго торчит на скале, а дома матушка с ума сходит от беспокойства. Засунув топор за пояс, он ухватился за веревку и спустился вниз. Утоптанная дикими животными тропа смутно белела в сиянии луны. Юному дровосеку шагалось легко. Он словно парил над корнями, которые то и дело подворачивались ему под ноги. Не то чтобы Клаус прежде не замечал девушек. Ему приятно было поболтать и посмеяться с ними, поплясать на вечеринках, но ни одна из этих болтушек-хохотушек и плясуний не трогала его сердце.