– А Чистый Четверг к чему и ясли для сирот?

– То была сделка. Нашими руками убрали всю грязь с Земельщины, а сироты… Сироты к нам приходят токмо увеченные, от которых родичи отказались, а горынычи и афоньки принимают только мастеровых детей. Хе-х, сынок. У каждого своя правда, а вот истина одна. Трудно судить о мече, когда ты землепашец, потому и взгляд у них на многие вещи иной. То, что у нас даётся с большим трудом, например, посеять гречу или овёс, им не в тягость. Но и порядка у нас больше и народ честнее. Хотя, как Я разузнал, ты и в городище смог грязь найти. – Брат покачал головой, погрузившись в свои мысли, затем продолжил:

– А последние лет десять и вовсе тяжко стало. Земельцы отказываются дань платить, а в каждом граде свой князь или царь, что законы устанавливает. Только торговля и откупные за ссыльных получаем, так как больно давно в мире и спокойствии живут. А раз угрозы с Севера не чуют, значит, её и нет вовсе. Под Омском один князёк так и сказал: что вы мне эти кости привезли как отчёт? Живую тварь хочу, а то непонятно – от козла тебе принесли мослы или, может, собачины какой. Курва…

– Как порешали?

– Снарядили ветеранов из лагеря для отчёта. А вои осерчали, ну и решили по-своему сделать. Волколака ему в детинец кинули, клыки да когти посшибав заблаговременно, дабы ущерба не принёс. За ночь, считай, вся охрана, сам боярин и его челядь пол терема обгадили, кха-кха. Голову опосля по утру срубили зверю, как подарок оставили. Новость быстро разлетелась, после никто и не спрашивал, как мы землю обороняем. Кажись, решили всё, а вот прошло немного лет, опять вопросы появляются, нужно ли кормить Север. И так, на подножном корме, травой да отравой питаемся, ну не считая Благородных. На сей раз ты спомог, почитай, года на три вперёд разговоров будет о Святоче из Городища. А раз было чудо, значица и беда есть. А не поймут ежели, то можно волчонка и с клыками пустить в этот курятник. Гряземесы одни, душонка пустая, как пузырь на болоте, зато вони и гнили, как со всей топи. Сплюнул бы, да грех не хочу из-за этих дураков пред Матерью брать. Разжирели, расслабились. На сотню люда хорошо если десяток воев наберётся. У нас иначе: новиков с семи лет к ратному делу представляют, а с двенадцати – уже в лагеря берут. Болтаю много. Давно один хожу, никак наговориться не могу. Может, вопросы какие есть?

– Это Любомир Вас так изувечил?

Старший брат сбился с шага и остановился. Самообладание быстро вернулось, но на короткий миг Я узрел искорки злости, обиды и лютой ненависти. Сделав следующий шаг, ветеран ответил:

– Это северная пустошь, сынок. Там много зла. На многие лета грязи, не отмоем, не отмолим никак. Но вопрос твой меня удивил, мало кто знает, что Я видел Химеру.

– И почти никого, кто знает, что вы его спасли от обезумевшего Стража, – тихо произнёс Я, тотчас укорив себя за длинный язык.

– Что ты сказал, щенок? Откуда такие хулёные мысли в твоей лысой голове взялись? – не на шутку взъярился старший брат.

– Увечья на Вашей ноге носят характер раны, то не перелом или болезнь. Через разные расстояния одинаковым оружием нанесены порезы. Септ Олег учил меня, как определить, каким способом вбили жертву, а в голенище моего сапога лежит прощальный подарок от Химеры, костяная косточка с хвоста. На моём плече и теле такие же порезы, как и у Вас. Не нужно быть большого ума, чтобы сопоставить очевидное. Я видел Любомира в мою последнюю ночь в таверне. Он пришёл потешить своё самолюбие и указать на мою слабость пред ним. Хвала Отцу и Матери за заступничество, не дали вражине совершить злодеяние.

– С доводами согласен. Лгать подобные тебе не могут, но такие подробности ты мог узнать только лишь… – Ветеран вновь остановился, резко развернулся и сверлил меня глазами. – Всё сводится к тому, что ты его и впрямь встречал, и мило пообщался. Покажи свой трофей.

Я потянул кисточку из сапога, развернул тряпицу и протянул брату Сету. Тот брезгливо осмотрел её, да отвернулся. Вида не показал, но Дар не обманешь, настроение у брата поднялось, и зашагал он не то, чтобы быстрее, но увереннее.

– Брат Сет, а почему мы не на телеге или водой пошли бы?

– Вода больше не безопасна. Сейчас черти на гон пошли, не то, что на лодки, на топляк кидаются. Опять же ветер поднимется на днях. Телега не пройдет и верст двадцать – дороги все расхлябаны до первых морозов, да и службу нести нужно. Твой дар и мой опыт многое укажут. Если орды нет, не значит, что нежити не будет. Последователи Мары тут лихо плодят. А сейчас их время, пока Солнце силу не наберёт. Ради власти над миром такие непотребства совершают, что руки опускаются. Порой Орда честнее люда, да и тварь – враг привычный, а вот люди с грязной душой порой хуже изменённых… Луковицу будешь?

– А как же отправленные ссыльные от Князя водой пошли?

– А кого отправили? Изменников и весь их род. Ежели потонут, так тому и быть, горевать никто не будет. Мореманов жаль только.

– Почему городища по единому виду построены?

– За пятьдесят лет войны строить научились быстро и качественно. Дабы не путаться в устройстве лагерей, их создавали по одному образцу. Лагерь на сотню похож на узел для трёх сотен, только меньше. Городище на тьму отличается только размером, высотой стен и количеством вспомогательных зданий, таких как дьяков дом, стряпчие службы, золотарей дом, срамный дом. А в остальном – то же расположение. Сразу увидишь чужаков и пришлых, что не знают, куда идти, и спрашивают дорогу. Рыночные и торжище всегда удалены от града, ибо наше дело оборонять и воевать, а торгаши пусть в поле за монету бьются, исключение – корчма и лавки стряпчих, они скорее ремесленники, чем торговцы. Не люблю Я последних: то ещё сучье племя. Ежели бы не спомогали малым посёлкам с обменом, то гнали бы их на юг. А так, с паршивой куслицы хоть кожи клок.

– Но ведь Я видел в нашему городище Старые здания, те, что ещё до Исхода стояли.

– Эх, малец. Так и места для строительства не абы как выбирались. Наличие чистой воды, близость леса и полей, да и более-менее сохранившиеся дома – всё подспорье и Люду легче.

*****

Уже стемнело, как мы добрались до трактира. Кособокое двухэтажное здание с пристройками слабо освещалось двумя масляными светильниками. Перед самым входом ветер швырнул в лицо первый колючий снег, заставив поёжиться да повыше натянуть ворот. Добротная дверь со скрипом отворилась, пуская в тепло тысячи снежинок и двух уставших путников. В голову ударили гам веселящихся людей, тихий перезвон лютни и стук башмачков подавальщиц. Пробивая путь широкими плечами, брат Сет направился к трактирщику.

– Что угодно господину? – широко улыбнувшись, спросил крепкий муж за стойкой.

– Две койки, плотный ужин с выпивкой и снедь на дневной переход, – ответил трактирщику Сет.

– У нас сегодня людно. Может, в чулан подать? Мест за столом нет, да и комнат свободных тоже, – с той же улыбкой процедил корчмарь.

– За столом место мы найдем. А вместо чулана сенница подойдёт. Платит молодой.

– Две монеты за постой и четыре – за ужин.

– Ты что, мне весь трактир решил продать? Две монеты за всё! И если ужин будет плох, клянусь Отцом-Грозное Небо, Я – Старший брат Храма Сет Однорукий – лично разрисую твою харчевню! – Разъярился Храмовник, перейдя на крик. – Ибо сказано: Север ближе, чем ты думаешь!

После его слов замолкла музыка, а разговоры стали тише. Все обернулись от окрика, кто в изумлении, кто с испугом на лице. Трактирщик изменился в лице, резко побледнел.

– Ваша правда, господин. Редкий гость в наших тёплых краях северянин. Примите в качестве извинений девку. Редкий товар, закладная из Благородных. Её род отказался от неё, а долг за жильё и пищу вырос неимоверно. А стол сейчас освободят для знатных особ.

– То-то же. Что из пойла у тебя есть? – Требовательно произнёс Сет.

– Ячменное пиво, медовуха. Могу разогреть сбитень или вина. Ежели нужно, могу бычину сделать. Но ждать нужно и доплатить бы пару монет.