– Ну, знаешь, терпение у неё не железное. Однажды может лопнуть.

– Главное, чтобы мы в это время поблизости не оказались, – не открывая глаз, сонно пробормотал Юрец.

– А мы тогда, Юрка, тебя к ней отправим в качестве посла доброй воли, – сказал Толян. – Ты хорошо умеешь говорить. Нальёшь ей елея сладкого в уши, и она растает.

– Нет, лучше мы к ней Пашку отправим с бутылкой водки, – возразил Юрец. – Тогда она точно обрадуется. Даже слушать не станет.

– Да, у неё к Пашке особая приязнь.

Как будто зная, что говорят о нём, Пашка широко распахнул дверь и вошёл в комнату.

– Доброе утро, страна! – громко провозгласил он. – Хватит спать! Сегодня такой день!

– У тебя хорошее настроение? – улыбнулся всё ещё лежащий на кровати Юрец.

– Отличное! – Пашка вытащил из пакета две бутылки шампанского и поставил на стол. – Это на вечер. Лиза, сообразишь что-нибудь перекусить?

– Да у тебя, я смотрю, всё серьёзно, – Юрец даже привстал.

– А то! – Пашка широко улыбнулся. – Есть повод.

Мы с Толяном переглянулись. Кажется, студсовета нам, всё-таки, не избежать.

Я, действительно, расстроилась, узнав о том, что Евгений несвободен.

Почему-то раньше мне не приходило это в голову. Мы знакомы чуть больше недели, и с каждым днём мой интерес к нему растёт. Мне хотелось бы думать, что и с его стороны что-то есть. Когда он смотрит на меня задумчиво-печально, я чувствую, что он знает гораздо больше, чем может сказать. Тихий, скромный и невероятно сдержанный. Даже, когда играет. Его длинные пальцы перебирают струны, а взгляд устремлён куда-то вдаль. И никому не ведомо, о чём он думает в тот момент, что представляет себе.

Я зашла в его комнату под предлогом спросить, была ли здесь Юля. Была, ответили мне, и Фауст её увёл. Ничего удивительного, если учесть, что она мне рассказала об их внезапно начавшихся отношениях. Получив ответ, я уже собиралась уйти, как Юра радушно пригласил меня к их столу «разделить этот вечер». Я взглянула на молчавшего всё это время Евгения и, повернувшись к Юре, сказала: «С удовольствием».

Мне пододвинули стул, поставили стакан. Я хотела было отказаться, но потом подумала, что это будет выглядеть очень странно: сама же согласилась остаться. К тому же сегодня наливали шампанское. Я и его не люблю, как и алкоголь в целом. Но всё же лучше, чем водка, от одного запаха которой меня воротит.

За столом помимо меня сидело ещё несколько человек: Юрка (Юрец, как его здесь называют), Толик, Евгений с гитарой и… его девушка. Она протянула мне руку, улыбнулась и назвала своё имя. Очевидно, её обрадовало моё появление, так как находиться одной в компании мужчин не очень приятно. По крайней мере, я бы себя чувствовала неуютно на её месте. Но даже из чувства солидарности я не могу ей симпатизировать, потому что она – с ним. И мне грустно всякий раз, как я об этом думаю.

Да, она не виновата в том, что узнала его раньше, чем я. Возможно, если бы они познакомились сейчас, всё могло бы быть иначе. Ну, не может он не замечать того, как я смотрю на него. Как замираю в тот миг, когда он начинает играть. Мне кажется, это понимает каждый здесь сидящий. Каждый – но только не он… Самый молчаливый из всех, кого я здесь видела. Длинная чёлка наполовину скрывает его взгляд, а тень от ресниц спускается вниз, оставляя усталые следы под глазами. Он очень хорош собой. И, по-видимому, совершенно этого не знает.

В коридоре раздался знакомый громкий голос. И следом широко распахнулась дверь, и в комнату вошёл ещё один её обитатель. Вот уж кому самомнения не занимать! Павел Сазонов, первоначально произведший на меня приятное впечатление, в тот же вечер сам это впечатление испортил своей грубостью и резкостью. Да, он, действительно, такой, как о нём говорят. Внешне выглядит щеголем – одет чуть ли не с иголочки, рубашка выглаженная, на брюках стрелочки, ботинки, начищенные до блеска. Я удивляюсь каждый раз, как его вижу здесь в таком образе. Потом вспоминаю, что так он одевается, идя на работу или возвращаясь с неё. А ещё он любит производить впечатление на окружающих. Вот и сейчас, едва поздоровавшись со всеми, проходит к своей кровати и, ни мало не смущаясь, начинает раздеваться. Юра оборачивается к нему:

– Паша, мы тебе не мешаем?

– Нисколько, – Павел совершенно спокойно расстёгивает рубашку, затем снимает ремень на брюках. Я отворачиваюсь, пока краска стыда не залила лицо. Впервые в жизни вижу такого, как он. А Толик поясняет:

– Паша может и догола раздеться. Его ничто не смущает.

А вот к этому я совершенно не готова. Поэтому хватаюсь за стакан, как за спасательный круг. Остальные воспринимают моё действие как призыв.

– Меня подождите, – говорит Павел. – Шампанское кто принёс?

– Кстати, Паша, а что за повод? Ты нам так и не сказал, – вспомнил Юра.

– Повышение по службе, – Павел подошел к столу, достал единственный свободный табурет и поставил его рядом со мной, потеснив тем самым Толика. – Админ увольняется. На его место хотят поставить меня.

– О! – воскликнул Юра. – Это большое событие! Пахан, ты просто молодец! Расскажи, как тебе это удалось?

Павел взял в руку стакан. Осушил его одним махом. Разве можно так пить шампанское? Потом достал сигарету и закурил. Не люблю запах табака. Я отодвинулась немного, насколько позволяло мне пространство. Он бросил на меня беглый взгляд и тут же переключился на Юру. Кажется, я для него не более чем пустое место. И, пожалуй, это к лучшему.

– Я в этом клубе работаю уже два года, – начал Павел. – Начинал, если ты помнишь, – он обращался именно к Юрке, – простым подметалой. Потому что на нормальную должность не брали. Кроме того, меня отчислили тогда из универа, и вопрос о продолжении обучения висел в воздухе. За два года многое изменилось.

– Только не у тебя в голове, – Юра был откровенен с ним, как никто. Вряд ли кому-то другому Павел позволил бы так с собой разговаривать. Но к Юрке у него было особое отношение. Юрка, вообще, всем нравился.

Павел неожиданно усмехнулся.

– Друг, можешь не переживать за меня. Всё в порядке. Я знаю, что мне нужно делать.

И он точно знал. Один выпил почти всю бутылку шампанского, а потом потянулся за второй. Я с опаской поглядывала на него, памятуя, каким он бывает агрессивным. Его голос звучал всё громче, движения становились более резкими, порывистыми. Он постоянно сквернословил и не стеснялся, похоже, никого и ничего. Я ловила себя на мысли, что побаиваюсь его. Его движения, порой совсем не контролируемые, вызывали опасение, что он может зацепить кого-нибудь и вряд ли потом попросит извинений. А ближе всех к нему сидела я. И даже присутствие Евгения меня не успокаивало. Когда Павел совсем разошёлся, вступив в спор с Толиком (а делать это ему, явно, нравилось, судя по лихорадочному блеску в глазах), я поняла, что мне пора ретироваться. Встала со стула и только собралась со всеми попрощаться, как услышала громовой голос Павла:

– Опять пытаешься сбежать? Нет, красота, так дело не пойдёт, – и он, схватив меня за руку, потянул назад. – Ты даже ни одного стакана не выпила.

– Я больше не хочу, – возразила я. – Мне уже достаточно.

– А если я попрошу нашего Евгения исполнить что-нибудь для тебя, – останешься?

Павел смотрел на меня, не мигая. И под прицелом его глаз я ощущала себя неловко. Кто этот человек? Он напоминает мне самого дьявола.

– Велико искушение, да? – он нагнулся ко мне и прошептал. – У тебя всё на лице написано. Можешь не прятаться.

– А ты разве умеешь читать по лицам? – внезапно осмелев, спросила я.

Он улыбнулся и ответил мне: «Умею».

– Тогда прочти что-нибудь на моём лице, – я выпрямилась и гордо подняла вверх голову. Хватит! Не позволю ему себя запугать.

А Павлу, напротив, понравилась моя внезапная перемена настроения. В глазах зажёгся интерес. Он скользнул взглядом по моему лицу, внимательно всматриваясь в каждую его черту, затем спустился ниже. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Сейчас опять начну краснеть. Но он сам решил меня успокоить, сказав: