Странное чувство… Мне было и грустно и радостно одновременно. Я знала, что расставание неизбежно и старалась не думать об этом. Но когда этот миг настал, я приняла его спокойно. Видимо, сама себе успела объяснить необходимость разлуки и, таким образом, успокоиться. А мысль о том, что впереди меня ждёт светлое будущее, вдохновляла и окрыляла. Я еду учиться в самый лучший город в самый лучший университет, чтобы получить самую лучшую профессию – переводчика иностранных языков! Разве это повод для грусти?
* * *
– Ксения Золотарёва, – на меня глянули строгие серые глаза поверх очков. – Так-так… Очень приятно.
Это прозвучало как-то неубедительно. Комендант общежития – высокая тонкая женщина с большим пучком рыжих волос и неприятным выражением лица, которое, похоже, совсем не умело улыбаться, весьма критично осмотрела меня с головы до ног, словно примеряясь, видимо, подхожу ли я ей. Чувство неловкости завладело мной. Комендант напоминала мою бывшую воспитательницу детского сада. Она была так же строга, а я была совсем маленькой, чтобы противостоять ей. И только покорно опустив голову, повторяла заученные слова.
– Меня зовут Жанна Аркадьевна, – представилась она довольно чинно. – Я ваш комендант. И я слежу за порядком в общежитии. Вот вам правила – прочтите.
Помимо меня в кабинете сидело ещё трое. Две девушки и один юноша. Пока они изучали небольшую книжечку с правилами внутреннего распорядка, Жанна Аркадьевна снова обратилась ко мне.
– И так, Ксения, ты у нас впервые, – другие ребята были со вторых курсов, как выяснилось позже. – Поэтому я обязана предупредить тебя сразу. У нас в общежитии живут разные студенты. Кстати, и не только студенты. Есть несколько семейных пар. Но они точно знают, как нужно себя вести. А что касается всех остальных… – Жанна Аркадьевна выдержала паузу, не забывая при этом внимательно следить за мной. – Словом, веди себя хорошо. И не забывай, зачем ты сюда приехала.
Это прозвучало очень странно. Что она имела в виду, на тот момент мне было непонятно. Но девочки, сидевшие за моей спиной, прыснули от смеха, и Жанна Аркадьевна на них шикнула. В это время входная дверь широко распахнулась, и в фойе вошёл незнакомец. Быстрыми, уверенными шагами он направился прямо через вахту в сторону лестницы.
– Стой! – окликнула его Жанна Аркадьевна. – Так торопишься, что даже поздороваться забыл?
– Мне некогда, – был ответ. – Через час на работу.
– А здесь тебе что понадобилось?
– Вещи кое-какие забыл.
– Знаю я, что ты здесь забыл! – Жанна Аркадьевна была явно недовольна. Впрочем, мне начало казаться, что это было её нормальным состоянием (по крайней мере, здесь). Позже я в этом убеждалась не раз. – Когда ты уже, наконец, съедешь отсюда? – совершенно бесцеремонно поинтересовалась Жанна Аркадьевна, глядя на незнакомца снизу вверх. – От тебя одни проблемы.
– Зато вам не скучно со мной!
– Ещё бы! То драки, то сабантуи. А сколько девчонок ты перепортил!..
– Они сами были не против.
Это было последнее, что я услышала от этого человека. Захотелось выглянуть из кабинета, рассмотреть его поближе. Кто же это такой, о ком так нелестно отзывается комендант. Девушки, видя мой интерес, шепнули: «Это Павел Сазонов. Студент пятого курса».
– Вы хорошо его знаете? – спросила я.
В ответ они снова засмеялись.
– Кто же его не знает! Тебе самой это вскоре предстоит.
В это время вернулась Жанна Аркадьевна и прикрыла за собой дверь.
– Прочитали? – спросила она у ребят. – Теперь подписывайте договор.
Я сделала то же самое. И после этого мне был вручен ключ от комнаты, которой суждено было стать моей на целых пять лет.
Петр Алексеевич ждал на улице. Я позвала его, и он вместе со мной поднялся на четвёртый этаж.
– Да, комнатка тесная, – сказал он, осмотрев её. – Сколько вас здесь будет?
– Пока двое. Комендант сказала, что моя соседка приедет вечером.
– Ну, тогда располагайся.
Комната, действительно, была небольшой и состояла из двух стоящих напротив друг друга кроватей, двух тумбочек и двух шкафов. Стол, два стула и одно большое окно посередине. Я заглянула в него. Высокое дерево протягивало ко мне свои ветви, словно в знак приветствия. Недалеко была проезжая дорога. Значит, отсюда мне будет видно, кто заходит в общежитие и кто выходит из него. Хотя какая разница? Разве я буду стоять и смотреть, как люди снуют туда-сюда? Комендант же ясно сказала: помни, зачем ты сюда приехала.
Петр Алексеевич помог мне занести все вещи.
– Спасибо. Дальше я справлюсь сама, – поблагодарила я его, давая понять, что жду его ухода.
– Ну, тогда, мне пора, – сказал он. – Звони, пиши. Приезжай почаще. Если надо, мы сами приедем.
Я проводила его взглядом, а потом снова вернулась к окну. Видела, как он садится в машину и уезжает. Мы были в добрых отношениях до тех пор, пока он окончательно не вошёл в нашу семью, разрушив, тем самым, моё доверие. Он оказался предателем, и пережить это было не так просто. В наши редкие теперь встречи с отцом он спрашивал о том, «как поживает мой новый папа». Я отрицательно мотала головой: отец у меня был и остался один, другого не существует. Но моему родному человеку, убитому горем, сложно было принять своё новое положение. Дух пессимизма, присущий ему и раньше, теперь захватил его целиком. И я не знала, как вывести его из этого состояния. Мне хотелось ему помочь, но я не чувствовала в себе сил для этого.
* * *
И так, завтра первое сентября, и в этот день впервые за одиннадцать лет я не пойду в школу. Волнение охватывало меня всякий раз, когда я думала о том, что мне предстоит. В университете, наверное, будет трудно учиться, по крайней мере, поначалу. И ни одного знакомого человека не окажется рядом. Одноклассники разъехались по разным городам, со мной не поступил никто. Слишком высокий проходной балл. Я могла бы этим гордиться, но… Вряд ли мне знакома гордость.
Я успела разложить вещи по тумбочкам и шкафам, застелить постель. Простая деревянная кровать с уже изрядно вылинявшим матрасом. Мебель с облупившейся краской. Конечно, не таким я представляла своё новое жилище. Привыкшая к совсем другой жизни, я смутно начинала понимать, в какую историю попала по своей же воле. А ведь мама убеждала меня снять квартиру. Но я с высоко поднятой головой убеждала её (и себя, в том числе), что для меня прекрасно подойдет студенческое общежитие.
– Что ж, – вздохнула мать, сдаваясь, – по крайней мере, ты там многому научишься. Может, и друзья появятся.
И они не заставили себя ждать. Едва я разложила вещи и включила электрический чайник, как в дверь постучали.
– Войдите, – несмело сказала я.
В дверях показалось знакомое лицо. Эту девушку я видела в кабинете у коменданта, когда подписывала договор.
– Привет! – поздоровалась она. – Я – Настя. Учусь на втором курсе. Факультет социологии.
Я невольно улыбнулась. Настя оказалась весьма словоохотливой.
– Очень приятно, я – Ксюша, – представилась и я.
– Ты одна в комнате?
– Да, соседка ещё не приехала.
– Можно мне войти?
– Конечно. Хочешь чаю?
Настя охотно согласилась.
Во время чаепития я многое от неё узнала. Настя Елькина, не самая прилежная студентка, приехала из провинции. Девушкой она была общительной и знала, наверное, каждого студента, проживающего в общежитии, в лицо. Она называла мне новые имена и рассказывала подробно о каждом. Я мало что запоминала, но неизменно удивлялась: откуда она может знать все эти подробности? Кто с кем спит, кто с кем враждует, у кого можно попросить помощи, а к кому лучше не подходить близко. Удивление моё росло с каждой новой историей, рассказанной ею.
– Сегодня у нас день тишины. Так называемое затишье перед бурей.
Я поинтересовалась, что это значит. Тогда Настя, хитро улыбнувшись, сказала: