Он, как всегда, выбрал для встречи нечто нестандартное. Я пришел чуть раньше Альперта и понял, что это место далеко не шик и ар-нуво отеля Savoy и не диккенсовский Rules, не богемный гламур Ivy или Caprice поп-звезд культуры, это даже не постмодернизм ресторана St. John, с его ностальгией по викторианской кухне из телячьих почек и рагу из фазана. Куда там. Это еще один новый ориентальный ресторан в Сохо, между Дин-стрит и Грик-стрит, но в дальнем конце, ближе к Оксфорд-стрит, то есть как бы на отшибе. Модерновое просторное помещение – кожаные диваны, бамбук, белые скатерти. И тем не менее сразу чувствуешь, что есть в этом ресторане нечто уникальное, что это – the место. Хотя бы потому, что именно это место выбрал Альперт для нашего ланча. Есть люди, чья светская роль оценивается списком тех модных ресторанов, где они бывают. Альперт, наоборот, создавал репутацию уникальности всякому месту, куда он заглядывал.
Когда внушительная фигура Альперта появляется в дверях ресторана, это заведение вырастает в наших глазах до целой вселенной, где в центре – сам Альперт. Я убедился в этом и сегодня. Из опыта общения с Альпертом я давно понял: надо уметь входить в ресторан. Я, как и многие, войдя в зал ресторана, несколько смущаюсь и теряюсь. Ощущение собственной неадекватности и неловкости, как будто ты перепутал дату и попал в дом не по адресу; или когда в панике тыкаешь и кликаешь бессмысленные линки, войдя на незнакомый сайт, и на экране выскакивают совершенно неуместные лица и реклама. Но стоит Альперту появиться при входе в любое заведение, как все официанты как будто застывают на месте. Он всегда был грациозен, несмотря на внушительную корпулентность всего облика. В его гордом подбородке, в пружинистой осанке аристократическая четкость человека, отдающего приказы. Metre d’ тут же пересекает ресторанный зал, с незаметным поклоном приветствует его, чтобы подвести к лучшему столику в зале. Я видел это не раз. На этот раз метрдотель заметил мой приветственный взмах рукой и подвел Альперта к моему столику в нише.
«Неправильный столик». Это первое, что говорит Альперт, взглянув на меня и оконную витрину рядом. Чем ему не угодил столик, который я выбрал заранее, самостоятельно? Меня к этому столику подвел метрдотель в ожидании Альперта. Приятный столик, в глубокой нише на двоих, сбоку от огромного окна, где видна часть улицы. Можно наблюдать, что происходит на углу, где модный бар-ресторан со столиками снаружи. Вот уже минут десять, в ожидании Альперта, я слежу за загадочной сценой: один из клиентов затеял серьезный, судя по всему, скандал с официантом. Мое внимание привлекла странная внешность человека за столиком. На нем вполне обычный, хотя и несколько пожеваный, костюм темно-синего цвета – navy blue, но явно не по росту, огромный, он сидит на нем как хламида, и, несмотря на свисающий под седой диковатой бородой изжеванный галстук, он похож на бомжа. Вместо плаща на плечах у него нечто вроде пестрого одеяла, пончо, что ли, полосатая накидка. Но он явно не бомж. Он сидит скрестив ноги, занимая чуть ли не весь тротуар. И он курит сигару. Огромную сигару, что в наше время редкость, даже на улицах Сохо. Перед ним огромная тарелка с каким-то блюдом – издалека трудно сказать. Он машет сигарой – подзывает официанта. Мне сбоку видно, как бородач поднимает тарелку и чуть ли не сует ее официанту под нос. Я не вижу лица официанта. Тот пожимает плечами и удаляется вместе с блюдом. Бородач продолжает курить сигару.
Казалось бы, идеальное место в ресторане для наблюдения за жизнью вокруг. Выяснилось, что нет. «Неправильный столик. Мы сядем не здесь, а там». И пригласительный жест к столику в другом углу ресторана. Здесь и там, вот именно. Там и тут. Как только ты оказался здесь, тут же возникает там – где тебя нет. Я вижу (и слышу) этих людей: а вон там у них, а вот у нас здесь, вот у вас там, а у нас здесь, но мы тут, а вы где? Те, кто считает, что они – центр вселенной, они всегда здесь, для них весь мир – это здесь, и им наплевать, что происходит там. Но есть беспокойные умы – те, кто все время думает: а что же там, пока мы здесь? Пожалуй, и я и Альперт – люди второго типа. Нам обоим не сиделось в Советском Союзе. Разница в том, что он покинул родину в конце пятидесятых, в эпоху оттепели, нарушив советские законы как предатель-невозвращенец; я же прождал еще два десятилетия, чтобы сказать свое vale вполне легально, когда выпускали на постоянное место жительства из Советского Союза под видом воссоединения с родственниками за границей. Но обман присутствовал и тут, поскольку приглашение было устроено друзьями: родственники эти были фиктивные. То есть он был героем-криминалом, я же законопослушным предателем своей родины. Оба мы, впрочем, были автоматически лишены советского гражданства за свои действия. Оба были не способны оставаться на месте: там было для нас всегда важней, чем здесь. И поэтому, когда Альперт говорит, что надо сидеть не здесь, а там, я, привыкший к перемене мест, поднимаюсь и послушно следую за ним, к столику рядом с входной дверью.
Я послушно усаживаюсь за этот столик в проходе и на сквозняке. И все-таки решаюсь спросить моего ресторанного гуру: почему здесь, а не там, в нише рядом с окном? Альперт всматривается в меня своим рассеянным взглядом прозрачных голубых глаз. Я замечаю, что он вообще рассеян. Ресторанный ритуал, однако, соблюдается с привычной строгостью. Он говорит, что мы пришли в ресторан не для того, чтобы рассматривать прохожих за окном. Мы не пришли разглядывать публику. Это официанты должны следить за нами – за выражением наших лиц, за движением рук, глаз. «Мы с детства привыкли, что за нами следят – родители или органы. Но важно знать, кто за тобой следит. За столиком ресторана все мы немножко артисты. Актеру на сцене нужен взгляд зрителя, иначе он чувствует себя некомфортно. Наш главный зритель – официант», – говорит мне Виктор Альперт. Следует ли подлить нам вина? Сменить блюдо? Пора ли приносить десерт? И разные мелочи. Убрать крошки и угадать следы недовольства на лице. Официанту было бы невозможно наблюдать за всеми этими нюансами, если бы мы остались за столиком, за которым я оказался изначально. Мы были бы практически невидимы из-за неправильного освещения. Мы бы сидели лицом к залу, но спиной к свету из окна – это затемняет наши черты. Официант не смог бы угадать выражение наших лиц. За новым столиком (выбор Альперта) мы под полным наблюдением всего обслуживающего персонала. И это крайне важно. Кроме того, его не устраивало, что столик, который я выбрал, находился в нише, в закутке, отделенный от остальной части ресторана боковой стеной и кадкой с пальмой, как отдельный кабинет. После инцидента в Америке у него развился страх закрытых помещений. Клаустрофобия. В результате он больше не посещает свои любимые забегаловки, маленькие рестораны-комнатушки, с одной кухонной плитой, прилавком бара и парой столиков, обычно без скатертей: именно в таких непрезентабельных заведениях, как мы знаем, и можно сделать истинные кулинарные открытия. Объясняя мне все это в подробностях, Альперт начинает говорить в убыстренном темпе, он явно нервничает. Я замечаю, что даже внешне Альперт довольно сильно сдал. В его обычной изящной полноте и импозантности появились признаки нервного истощения – круги под глазами, некоторая худоба щек. Перемены произошли, как я начинаю понимать, после путешествия по Америке. Задолго до нашей встречи, в разговоре по телефону после его возвращения в Лондон, он мне дал понять, что в Америке произошел некий неприятный инцидент. «Этот инцидент все кардинально изменил», – произнес он по телефону загадочную фразу. Но я не спешу с расспросами. Не решаюсь спрашивать напрямую. Я наслаждаюсь экзотическими блюдами нового ресторана в его компании.
Сам я тем временем могу наблюдать все, что происходит на другой стороне улицы, гораздо лучше, чем за предыдущим столиком, потому что сижу теперь уже не сбоку, а практически напротив ресторанной витрины. Я вижу картинку в полном масштабе – жестикуляцию и даже отчасти выражения лица официанта, поскольку изменился угол зрения. Там происходит загадочная пантомима. Официант подходит к столику клиента с блюдцем, на блюдце явно счет. Его клиент-бородач (борода практически закрывала все его лицо – от подбородка до ушей) подцепляет счет с блюдца и рассматривает его, как будто на просвет. Потом сминает его в маленький комок и швыряет его в лицо официанту. Официант подцепляет комок с тротуара, кладет его обратно на блюдце, резко разворачивается и исчезает внутри заведения. Человек за столиком снова закуривает сигару, берет в руки меню и листает его, как порнографический журнал.
