Повесив плащ на спинку стула, Алена подошла к кроватке, в которой дремал пухлый младенец. Маленькие пальчики подрагивали, грудь то вздымалась, то опускалась. Жизнь, которая вышла из нее, которую она подарила этому миру. Но каким образом, с какими мучениями…

– С вами все хорошо? – Заметив, как нахмурилась девушка, осторожно спросила женщина.

Ребенок должен был стать чем-то светлым в ее жизни, так Алена говорила себе, уйдя из ордена. Но чем дольше времени проходило, тем хуже она себя чувствовала, будто внутри нее росла не жизнь, а паразит, высасывающий энергию. Неправильно в чем-то винить малыша, но он был зачат в насилии, и выходил на свет с таким нежеланием, будто руководствуясь правилом «я лучше убью свою мать и себя, чем рискну жить в этом отвратительном мире».

– Все хорошо, Кинара, – холодно отозвалась Алена, для приличия улыбнувшись. – Можешь идти.

– Он упрямый, не хочет пить молоко из бутылочки. Покормите его, как проснется.

Хорошо, что последние слова женщина бросила по пути к выходу, не следовало ей видеть, как Алену передернуло от одной мысли кормления грудью. Кинара чувствовала, что она не готова к материнству и старалась держаться подальше от сына, как от огня, но не давила, за что девушка была невероятно благодарна ей. Молли, напротив, едва зайдет речь о детях, и уж тем более о малыше Алены, откровенно намекала, что пора бы взять себя в руки и перестать хандрить.

«Перестать хандрить… легко тебе говорить, Молли, когда у тебя шестилетний сын, а не младенец, и твой любящий муж заботится о нем, пока ты спасаешь мир», – с раздражением подумала Алена.

Она присела на пол рядом с кроваткой, ее лицо оказалось вровень с сыном. Просто ребенок, крепко спал, не волновался ни о чем. Когда-то дети вызывали в Алене умиление и радость, они заряжали ее положительной энергией, пробуждали жгучую заботу. Возможно, единственный ребенок, о котором она до сих пор переживала, это Иона. В последний раз она спрашивала о ней полгода назад, за несколько дней до того, как джедаев объявили вне закона. Мейс Винду ничем ее не обрадовал, девочка продолжала пятый месяц лежать в коме.

При мысли об Ионе Алену пробрала крупная дрожь. Втянув шею в плечи, обхватив колени руками, она зажалась и отчаянно пыталась не плакать. Иона, как же ее не хватало. Что же она сделала с ней… Почему у нее не хватило самообладания, чтобы не тревожить девочку? Лучше бы та ненавидела ее за бегство, но оставалась бы в порядке.

Ей не хватало Ионы, не хватало Гавриэля. Того Гавриэля, который защищал ее, шутил и позволял ей свободно мыслить. Она осталась одна, с ребенком, с которым понятия не имела, что делать. Она даже имя ему до сих пор не дала, а прошло четыре месяца с момента рождения!

Алена все бы отдала, чтобы вернуться на год назад, и не совершать роковых ошибок.

Тихий звук, который трудно охарактеризовать – чем-то напоминал писк, – едва не стоил Алене сердца. Она вздрогнула и подняла растерянный взгляд на мальчика, который проснулся и смотрел на нее невероятно голубыми любопытными глазами. Не кричал, только кряхтел и дергал ручками. Будто чего-то ждал, и это даже испугало девушку – младенец смотрел в ее душу, явно ощущал Силу.

Она склонила голову, мальчик издал забавный звук и, кажется, улыбнулся.

– И чего ты радуешься, а? – Риторически уточнила Алена. – Мать я не очень, как ты мог заметить.

Странное чувство – смятение и спокойствие. Возможно, она постепенно оттаивала по отношению к ребенку. После родов она даже брать его отказалась, а сейчас сидела рядом, пару ночей назад даже заснула с ним на руках.

Протянув сквозь решетку кроватки пальцы, Алена позволила мальчику схватить себя за указательный. Общаться с ним девушка не умела, но Сила связывала их намного крепче, чем обычных мать и ребенка, поэтому пару недель назад она начала такое общение. Мягко касалась Силой, читала эмоции, говорила о своих. В первый раз, конечно, вызвала у ребенка такой дикий плач, что испугалась до дрожи. Кто же знал, что в столь юном возрасте дети могли понять лишь пару эмоций, а не всю суть депрессии. Явно не она.

– Надо тебе уже дать имя, – рассуждала Алена, играя пальцами с малышом. – А то Молли уже придумала пару вариантов, и мне не хочется, чтобы тебя называли Амир или Бэйл. Как-то просто, не находишь?

Мальчик принялся пускать слюни.

– Ну да, – отчаянно вздохнула Алена. – Ионе нравилось читать истории о выдающихся воинах, например, о Реване. Может, Реван? Как тебе? Хотя да, ты прав, в нашей семье хватает борцов с системой.

Помолчав недолго, девушка продолжила монолог:

– Думаю, Иона понравилась бы тебе. Она бунтарка, из-за нее вы бы попадали в неприятности, я бы злилась, а ты пытался бы разрешить ситуацию. Все могло быть иначе, но сейчас я даже не знаю, что с Ионой. То есть знаю, чувствую… она жива, но… Корусант уже поглотила тьма, и она движется сюда. Грозится разрушить все, что нам удалось создать.

Поднявшись с пола, Алена взяла на руки сына – тот заворочался, запищал, но уже не плакал в знак протеста. Присев на кресло, Алена поколебалась, не зная, покормить его или нет. Все равно это было странно для нее. Очень странно. Тем не менее проблем не возникло.

– Тьма надвигается. Но ты не бойся, тьма нам не страшна. Внутри нас с тобой есть что-то опаснее тьмы.

В ней – магнум, но что таила душа сына, Алена точно не знала, однако чувствовала – это куда более опасная вещь, чем сила тысячи душ.

***

Беспокойные сны были для Алены частой причины бессонницы, но в этот раз ее разбудил грохот.

Дернувшись на кровати, девушка едва не свалилась на пол и некоторое время, под плач младенца, пыталась понять, что происходит. Комнату заливал солнечный свет, комлинк показывал ранний час утра. С улицы постепенно поднимался шум, встревоженные вуки выползали из нор и высказывали все свое недовольство.

Недолго думая, Алена поднялась с кровати и, хмуря брови, коснулась Силой сына, забрав его страх – мальчик тут же перестал кричать. Она хотела присоединиться к толпе недовольствующих, когда вышла из дома в тонком спальном платье, которое не спасало от утренней прохлады. Но даже не подходя к перилам, девушка моментально определила причину хаоса – в долине, рядом с которой она жила, чей-то корабль жестко зашел на посадку. И, прислушавшись к Силе, она моментально определила, чей.

– Кто-то потерпел крушение? – обеспокоенно вздохнула Кинара. Она жила в соседнем домике.

– Кинара, одевайся и будь готова уходить. Предупреди наших людей и моментально возвращайся за моим сыном.

– Что? А что случилось?..

– Делай, не задавай вопросов!

Стоило помягче обойтись со женщиной, но защекотавшая сердце тревога заставила отмести в сторону сантименты. Быстро вернувшись в дом и впопыхах натянув штаны с кофтой, Алена бросила беглый взгляд на ребенка, а затем довольно долго смотрела на половицы под столом. Руки чуть покрыла дрожь, которую она со злостью оборвала, сжав кулак.

Наспех затянув волосы резинкой, девушка забралась под стол и, отбросив деревяшки, она затаила дыхание и аккуратно достала световой меч. Тяжелый и непривычный, предназначенный для ближнего боя. Она надеялась, что до этого не дойдет. Надеялась.

Выбежав из дома, Алена направилась к лифтам, расталкивая зевак и ругаясь, чтобы не терять драгоценное время. Разумеется, нашлось немало желающих спуститься вниз и узнать, что произошло, поэтому пришлось импровизировать и находить альтернативные пути.

Леса Кашиика никогда не отличались дружелюбной флорой и фауной, но благо у больших равнин и полян солнечный свет разгонял опасную живность. Даже несмотря на окраину рощи, по земле все еще стелился туман, трава была холодной от росы.

Найдя столпившихся вуки и людей, от которых доносились встревоженные голоса, Алена узнала одного из них, и, недолго думая, привлекла к себе внимание:

– Асока!

Зеваки оглянулись на девушку и расступились, позволив удостовериться, что на челноке жесткую посадку совершила бывшая ученица Энакина Скайуокера. Она выглядела запыхавшейся, тревога полностью завладела ею.