– Нет. Он никогда не спрашивал.
Сухой лед из аптеки перестал охлаждать переносицу, и я потянулась за вторым пакетиком.
–Вот и мы не скажем. Просто сваливай из города, и все, Оль.
– А работа, как же?
– Наталья Евгеньевна поймет.
Тот день окончательно разломил мою жизнь на «до» и «после».
…Через несколько часов я сидела в зале ожидания в аэропорту. Напуганная, растерянная, я прижимала к груди дорожную сумку и вслушивалась в объявления. Руки жалко подрагивали. Темные очки скрывали лицо и заплаканные глаза. Я не желала пропустить посадку на рейс. Если мне не удастся улететь в ближайшее время, Тимур выяснит, что я сбежала. А если он найдет меня, вряд ли я легко отделаюсь за побег.
Тело противно заныло, напоминая о том, что может случиться с непокорной женой Тимура Алексеевича Молчанова.
Может ли женщина оставаться верной мужчине, если он позволяет себе унижать ее? Если поднимает на нее руку и угрожает ее жизни?
Мне было стыдно признаться самой себе, но да. Я оставалась верной.
По данным всемирной организации здравоохранения, почти треть женщин, состоящих в отношениях, подвергаются физическому или сексуальному насилию. Я была одной из них.
С самого начала нашего знакомства Тимур отличался агрессией. Я просто не придавала этому значения. Оправдывала его поведение тем, что он слишком загружен работой и просто устал.
«Куда ты денешься? Без меня ты никто! Я твой Покровитель! Только я! Не каждой удается такой счастливый билет, как жизнь со мной, вытащить!»
Хрипящий шепот, удовлетворение во взгляде…Я зажмурилась. Солнечное сплетение снова заныло.
Вот так. Одно утро – и вся благополучная жизнь летит под откос. Бравая гражданская жена и карьеристка оказалась по ту сторону успешной жизни. Без работы и с мизерной суммой денег, которую украдкой копила на первый взнос, чтобы купить в ипотеку собственное жилье.
Мне больше не хотелось хорошей жизни в столице. Дорогостоящие наряды, двухуровневая квартира с видом на Москву-Сити и личный автомобиль – все эти атрибуты успешной гражданской супруги процветающего кардиохирурга Молчанова остались в прошлом.
В дорожной сумке, в которую я успела сбросить самые необходимые на первое время вещи, была спрятана тонкая пачка пятитысячных купюр – все мои сбережения, которые успела накопить украдкой от своего жестокого мужа. Нет, я ничего у него не украла. Это были средства из моей зарплаты, которые я осторожно снимала с карточки и перекладывала на личный счет, мечтая иметь собственную квартиру.
Тимур переступил черту. Я внезапно осознала одно – он никогда не прекратит. Все будет только хуже. Или я уеду, или неизвестно, что случится со мной в следующий раз. Ведь в полиции не станут разбираться, кто виноват. По обвинению пойдем мы с Виталиком, а Тимура даже на допрос вызывать не станут.
Диктор объявил посадку на рейс, и я вздрогнула. Поднялась со своего места и начала продвигаться к выходу.
В маленьком городке я никого не знала, но там жила моя тетя. Мы практически не общались, и я не предупреждала о приезде. Когда переписывались последний раз полгода назад, она работала администратором в гостинице «Агат», а дочку Веронику собиралась вести в первый класс.
Сентябрь в самом разгаре, а значит, Вероника уже первоклассница.
Впрочем, я не планировала долго обременять тетю своим присутствием.
***
– Тебя, Оля, надо бы врачу показать… – ворчала тетя Лена. – И психиатру, желательно. И вообще, могла бы раньше позвонить! Знаю я этих уродов! В гостинице через день охрану на ноги поднимать приходится, чтобы очередного нахрюкавшегося тирана утихомирить!
– Не надо меня никому показывать, – стыдливо закуталась в халат я.
– Мамочка, лед нести? – с отчаянным любопытством тянула шею из-за ее спины семилетняя дочь Вероника.
– А если внутреннее кровотечение? Тогда что делать будем? – не унималась тетя.
– Если станет хуже, вызовешь скорую.
Она покачала головой.
– Так нести лед, мамочка? – продолжала звонко вопрошать девочка.
– Неси, неси… – отмахнулась тетя, и Вероника умчалась на кухню.
Я торопливо застегивала халат, чувствуя, как от стыда пылают уши и щеки. Мне было неловко от того, что я свалилась, будто снег на голову дальней родственнице. Но больше идти было не к кому.
– Твое счастье, что у меня сегодня выходной.
Тетя вышла из гостиной, и скоро вернулась с бутылкой вермута и льдом.
– Выпить хочешь? Я вот хочу. Не каждый день гости приезжают.
– Я постараюсь не стеснять вас с Вероникой слишком долго. Честное слово, – сбивчиво затараторила я. – Только вот отлежусь немного, и сразу же работу пойду искать.
– Работу? Тут попробуй еще работу найди по твоему профилю, – фыркнула она. – Да и Сашка бросил нас уже год как. Одни с Вероничкой живем. Не стеснишь шибко. Слезы я все выплакала, прятаться незачем. А вот если поможешь с Вероникой уроки делать или со школы ее забрать, буду очень благодарна. Ты сама плакать давно перестала?
Я отвела глаза.
Тетя тяжело вздохнула. Зло открыла бутылку вермута и разлила горько-сладкую жидкость по стаканам. Присыпала сверху льда, и один из стаканов протянула мне.
– Пей. Легче станет.
Я робко взяла стакан. Зажмурилась и принялась пить. Гадкий вермут сначала плохо шел, но вскоре горло привыкло. По груди медленно растекалось приятное тепло.
– В нашем доме плакать разрешается, – торжественно произнесла она и снова разлила вермут по стаканам. – Сотовый свой отключить надеюсь, ума у тебя хватило?
– Я и симкарту выбросила.
– Вот и хорошо. Как знать, может, он у тебя повернутый был и в телефон какой-нибудь жучок встроил, чтобы следить.
От страха замерло сердце. Мне и в голову не пришло, что такое возможно.
– Думаешь, когда телефон выключен, такое устройство может работать?
– Почем мне знать. Но лучше, наверное, не включать телефон. А еще лучше, барыгам в соседнем поселке на рынке продать. Возьмешь мой старый. Он, конечно, потертый совсем, но первое время можно будет пользоваться. А как разбогатеешь, купишь себе новый.
– Спасибо.
– Не за что еще спасибо говорить. Постарайся не высовываться из дома. Как знать, вдруг он тебя искать станет? Ты ему про меня говорила?
– Нет.
– В любом случае пробить через знакомых может. Поищет в Москве, поищет, и примется за твою родословную.
Я попробовала сесть на диване удобнее, и солнечное сплетение заныло. «Урод… какой же ты урод, Тимур», – мелькнула горькая мысль, и я едва сдержалась, чтобы не расплакаться.
– Короче, не будь беспечной. Я же говорю, лучше всего к врачу сходить. Пусть справку выпишет. Потом, если вдруг твой папик начнет тебя преследовать, можно будет заявление в полицию написать. И доказательства приложить. Иногда помогает. Такие, как он, боятся порочить репутацию судебными делами.
– Я не хочу, чтобы кто-то в вашей большой деревне знал, что я приехала к тебе, спасаясь бегством от насилия! Ты же сама знаешь, как быстро здесь разлетаются слухи!
– Ну, что ты сразу – деревне! Обидно даже. Конечно, мы не Москва. Но Москва к нам отдыхать едет. И центр города у нас ничуть не хуже. И торговые центры есть, целых три, и набережная, и парк развлечений!.. Не хочешь огласки, лежи дома. Постельный режим обязателен.
В гостиную ворвалась Вероничка.
– Льда нет, мамочка! Я пачку замороженных сосисок нашла! Дать их тете Оле?
– Дай, – рассеянно кивнула Лена.
Потом они с Вероникой ушли на кухню, готовить ужин, а я осталась лежать на диване под тихо работающим телевизором. Я прикладывала замороженные сосиски к саднящим болью местам и втихомолку давилась слезами. Начать все сначала оказалось намного сложнее, чем мне представлялось утром в аэропорту. Привычный мир, любимая работа, коллеги – все внезапно исчезло. Я оказалась в чужом городе, где у меня не было ни единого знакомого.
…Шли дни, а мы с тетей Леной так и не разъехались. Одиноко им было с Вероничкой жить в большом частном доме после развода, да и я не хотела оставаться наедине со своими страхами.