Рассвет Сгорят в огне воспоминанья Обид вчерашних, а потом Очистит бережное пламя, И легче думать о былом. Огонь бывает неопасным, Необходимым для людей. Когда горит свеча на Пасху, Он и милее, и теплей. …Очистил. И светлее думы, И упоительней рассвет. А кто-то мрачно и угрюмо Глядит ушедшему вослед… Особенное слово И Пушкина особенное слово Опять звучит из разных уголков. Планета подтвердить готова снова, Что этот голос выше голосов. Как можно было в век велеречивый Сказать простым доступным языком Такое, что свои слагают гимны Ему поэты нескольких веков. Земля нечасто гениев рождает, Она всегда на гениев скупа. И снова время это подтверждает: «Не зарастёт народная тропа». Спасенье было чудом Она бежала… Только бы успеть… Два шага до перрона оставалось. Не видела, что шла навстречу смерть — В обличье электрички приближалась. Ещё бы шаг, но что-то голова Вдруг закружилась, потемнело разом. Подумала: «Ну вот и отжила…» Жизнь промелькнула… не длиннее часа… …Рванули чьи-то руки, понесли… Очнулась в электричке, рядом люди. – Меня спасли… Ах, вы меня спасли… И слёзы. Да, спасенье было чудом. Лишь только отступила бездны стынь, Всё деньги, деньги спасшим предлагала За чудом сохранившуюся жизнь. Ей слов обычных просто не хватало. Конечно, их не взяли. – Да за что? Ведь мы же люди, всякое бывает… …Поехали… По рельсам стук пошёл, Морзянкой благодарность отбивает. …Есть место подвигу, его не охладить, Бросаются на зов, собой рискуя. И смелость тут нужна, и жажда – жить! И снова жизнь спасённая ликует. Показалось… Мне показался небожителем, А он – обычный человек… Но я-то этого не видела! Так подо льдом не видно рек. Они зимой надёжно прячутся, И рыбы в ямах мирно спят, Придёт весна – пойдёт сумятица, Ударит ледоход в набат. И понесутся льдины дерзкие, Да на пологий бережок, И не нужны причины веские. А вот на льдине и стожок! А где же зайцы очумелые? — Да пусть сидят себе в лесах… …Опять звучали речи смелые, Но только правда ли в устах? А разве нет? В стихах Серебряного века И безысходность, и тоска. Какого ни возьми поэта — К России тянется рука. Я слышу долгие стенанья О гибели родных полей, О нищете без созиданья И о тоске, тоске своей. А разве нет тепла от печки В глуши, далёкой от дворцов? А разве там не те же речи Влюблённых дедов и отцов? …Горит там свечка пред иконой, С надеждой крест кладут на грудь. И новый день встаёт со звоном. И Русь всегда – святая Русь. Художник и его произведенье Художник создал полотно и отпустил. – Иди же к людям, в мир других полотен! Он снова наберётся новых сил, И… новое творенье на подходе. А та картина где-то станет жить. Забудет он на время о созданье. А подсознанье будет сторожить, Оберегать её существованье. Но он не знал об этом до поры, Пока среди беспечно тихой ночи, Среди миров причудливой игры Сон о картине вот что напророчил: Горит в огне, о Боже, как горит Картина, что его создали руки, И часть души, и трепетные муки… От боли зарождался в сердце крик. …Забылся сон, и вдруг в другой стране, Небрежно полистав журнал старинный, Увидел в нём сюжет: горит в огне Коллекция, и в ней ЕГО картина… Весна без границ Поздравим друг друга с весенней капелью, С весенним теплом, боевым настроеньем. А праздник Весны у народов единый! И значит, мы все на Земле – побратимы. По-братски поделим весеннее солнце И воду из общего неба-колодца, И радость поделим, и пение птиц. Весна на планете, Весна без границ! Неверные блики Порою не хватает мне общенья И просто болтовни о пустяках. Тогда я вспоминаю с сожаленьем О бывших, вроде преданных, друзьях. Но было мифом их расположенье, Ошибкою, но только лишь моей. Надёжность оказалась преломленьем Неверных бликов солнечных лучей. Тепла бы Как сакля к горе, прижимались дома Друг к другу, лишь только б согреться. Суровая русская чудо-зима Гнала и француза, и немца. И жмутся дома, согреваясь теплом, Делясь им с соседом по-братски. …Гляжу на высотки – с просторным двором Не могут домишки тягаться. Но всё же прелестны их мини-дворы, Заросшие травкой гусиной, И так же в соседях нужда до поры, И в лае охранника-псины. Ячейками-сотами новых домов Я искренне всё же любуюсь, Всё четко, без резких и грубых углов В изгибах проспектов и улиц. Мелькнёт среди равных высоких домов Всех выше – большая громада, Доступна ветрам, и мороз к ней суров. Подумаю: «Ей это надо?» …Придумали люди себе высоту, |
