- Добрый день, господа! Кто вы, откуда и чего хотите? Мы охраняем этот мир. Добрым людям здесь всегда рады, а злодеям сюда путь закрыт. Поэтому, если вы пришли с дурными намерениями, вам лучше вернуться восвояси, чтобы не навлечь на себя беду.
- Берегись, земноводное! - закричал Кривой Нож, наводя на Рептилодона пистолет.
- А ну - цыц! - прикрикнул на дружка Макакер. - Мы сюда пришли не затем, чтобы убивать. А ты не сердись, - сказал он Рептилодону. - Мой друг просто немного вспыльчив. На вот, лучше, покушай сладенького.
И главарь шайки протянул ему на ладони три конфеты без фантиков. Рептилодон не раз видел эти сладости в руках детей, приходивших на берег моря с родителями искупаться и позагорать, но ни разу не пробовал, считая это удовольствие чисто человеческим. Морской житель долго колебался, ему одновременно и хотелось взять конфету, и страшновато было. Но, в конце концов, любопытство победило. "Попробую я, пожалуй, одну конфету, может, ничего плохого и не случится", - подумал он. Съел сначала одну, потом другую и вроде бы действительно все ничего. Но не успел любимец Штормихи проглотить третью конфету, как сделалось ему плохо. Голова закружилась, в животе начались колики, заколотило беднягу, затошнило. То ли ароматизаторы, которые в конфеты для запаха добавляются, были для него ядовиты, то ли ему попросту сахар оказался вреден. Между прочим, в зоопарках животные от печенья и конфет, которые им суют неразумные детишки, серьезно заболевают. Хорошо еще, что Китин оказался неподалеку, подплыл к другу и напоил его пресной водой из своего фонтанчика. Бедняге чуть-чуть полегчало.
- Разбойники вы, самые настоящие! - закричал Китин. - Вот донесу на вас моей госпоже, владычице океанов!
- Что ты, что ты! Мы и не знали, что конфеты ему вредны! Мы сами их едим, сколько хотим! - воскликнул Ржавый Пистолет и проглотил одним махом целый десяток.
Но Китин его уже не слышал. Обхватив Рептилодона своим хвостом-змеем, он со всей доступной скоростью поплыл к Штормихе. Добрая старушка дала своему любимцу целебной настойки, и тот благополучно поправился. Но плавать в море Штормиха Рептилодону не разрешила и отправила его гулять в тихую заводь, чтобы он больше не попадался на глаза чужакам. А Китину велела глядеть в оба, за всем наблюдать и обо всем ей докладывать.
<p>
ГЛАВА 5. РАЗВАЛИНЫ</p>
Тем временем разбойники, найдя берег моря неинтересным, отправились дальше и через некоторое время оказались возле прекрасной синей двери. Рядом находилась узкая винтовая лестница, начищенная до невыносимого блеска. Жители Медного Верха хотели, чтобы даже вход в их владения выглядел красиво, и поэтому вымыли и украсили лестницы, ведущие от их волшебничества в соседние.
Кривой Нож предложил разведать, что находится за синей дверью, но капитан Макакер приказал шайке подниматься наверх, и бандиты подчинились. Сбей Штаны поднялся на три ступеньки, но тут же, поскользнувшись, кубарем слетел вниз. Главарь рассердился и отвесил неловкому разбойнику звонкую оплеуху.
- За что, босс? - захныкал Сбей Штаны.
- А зачем ты падаешь? Чуть не сбил нас с ног!
- Я не виноват... Тут так скользко...
Следующая попытка забраться наверх по отполированной лестнице тоже не увенчалась успехом. Кривой Нож добрался до четвертой ступеньки, но когда захотел влезть еще выше, оступился и покатился к подножью лестницы, как свежеиспеченный колобок. Улети Шляпа, стоявший на шестой ступеньке, принялся хохотать над своим незадачливым товарищем, но тут же сам позорно не удержался на своей позиции и съехал вниз на животе. Главарь шайки ругался, кричал, топал ногами, но ничего не помогало. Разбойники забирались на три-четыре ступеньки и скатывались вниз. Окончательно потеряв терпение, капитан Макакер решил сам попробовать взять штурмом непокорную лестницу. Но и ему это не удалось. Он взобрался на двенадцать ступенек и уже приготовился ступить на тринадцатую, но в этот момент, так же как и его сообщники, поскользнулся и полетел вниз с таким ужасным шумом, будто упал не бандит, а, по меньшей мере, мешок с пустыми консервными банками.
Тогда разбойники взялись за руки, образовав цепочку, и медленно, шаг за шагом начали подниматься. Пот лил с Макакера и его сообщников градом, когда они, наконец, преодолели двадцать ступеней и подошли к блестящей медной двери, такой великолепной, что бандиты решили: сокровища этого мира находятся за ней. Макакер со всего размаха толкнул дверь.
- О-ох! - не то заскрипела, не то произнесла она в ответ.
Бандит на миг оторопел, а потом с еще большей силой толкнул дверь. На этот раз она довольно внятно, скрипучим голосом сказала:
- Ну что-о это тако-ое, не-ет от вас поко-оя! - и, словно нехотя, отворилась.
Но разбойники были настолько удивлены и напуганы происходящим, что не решились сразу войти, и дверь снова захлопнулась. Кривой Нож опомнился первым и пнул ее ногой.
- Ах, та-ак! - рассердилась дверь, - Вы еще и дра-атся бу-удете! - и так треснула Кривого Ножа, что у того из глаз посыпались искры.
Обалдевшие разбойники поспешили вверх по лестнице, которая дальше хотя и не блестела, но и не напоминала ледяную площадку. А вслед им неслась песня обиженной медной двери:
Мы ни за что осуждены,
Весь век страдать обязаны:
Иные ручек лишены,
И многие не смазаны.
Нас по сто раз на дню толкать
Привыкли люди вредные.
Уж лучше стенами стоять,
Чем быть дверями медными.
Чем дальше, тем хуже и некрасивее становились ступеньки. Кое-где они отсутствовали вовсе, и бандитам приходилось перепрыгивать сразу через две или три. Наконец перед ними возникла огромная брешь в полуразрушенной стене, перекрытая неровно отпиленной доской. Когда-то здесь была чеканная серебряная дверь, за которой начинался Серебряный Верх. По небрежению повелителей Черного Низа он не раз подвергался разрушению. Последнее такое бедствие, приключившееся в годы правления Меризолуса, не оставило никаких шансов на восстановление Серебряного Верха. Сначала местные волшебники просто заколотили дверь в свое волшебничество наглухо и переселились в соседний Медный Верх. Но затем пришлось заменить серебряную дверь деревянной, чтобы не привлекать к погибшему волшебничеству чрезмерного внимания. Постепенно новая дверь обветшала и развалилась, и от нее остались лишь заржавевшие петли и последняя полусгнившая доска.