Потом она проснулась. Горечь разочарования не ушла даже после того, как ворожея опустошила запасы лучшего пойла в местной таверне. Шишок, силящийся понять причины такого состояния Любавы, еле отговорил изрядно пьяную подругу от покупки дешёвой бормотухи. Взвалив бессвязно бормочущую что-то о зле и любви госпожу, маленький помощник дотащил её до гостиницы, скрепя сердце выложил плату и всю ночь просидел возле постели ворожеи.

Утром вылеченная народными средствами Любава рассказала о видениях и Велиборе. Шишок выслушал, запомнил и пообещал себе, во что бы то ни стало разнюхать как можно больше об этом человеке и о происходящих с ним событиях.

Выйдя из гостиницы, ворожея столкнулась с проходившим мимо горожанином. Тот попятился, лепеча, потом повернулся и бросился бежать. Любава недоумённо смотрела ему в след, потом села на Колючку и, они с Шишком поехали к городским воротам.

Жители, завидев ворожею, останавливались и испуганно перешёптывались, даже стража вела себя тихо, стоя навытяжку до тех пор, пока чёрная кобылица не скроется из вида.

— Что это они? — поинтересовалась Любава у помощника, с невозмутимым лицом восседавшего на любимой коняжке. — Смотрят, шепчутся, шарахаются как от бандита.

— Скорее, как от грозы бандитов. Я пока тебя вчера тащил, ты начала орать весьма непристойные, и даже фривольные песенки. Стражники подошли было, но ты на них так глянула, что бедняги не решились и рта раскрыть, только следовали за нами на благоприятном для бегства расстоянии.

— И что? Этакая мелочь поразила местный люд до глубины души?

— Такая не поразила, а вот когда мы наткнулись на шайку ночных воришек, обчищающих лавку, тут ты показала себя во всей циничной красе истинной ворожеи. Я не успел охнуть, как ты влетела в самую гущу мелких пакостников. Кости трещали чуть тише зубов, скачущих по мостовой. Стража столпилась и глазела, будто стайка молодок на огромные причиндалы голого пастуха, решившего сполоснуться после рабочего дня.

— Скажешь тоже.

— Вон, гляди, как стоят! Едят тебя глазами что рекруты перед полководцем. Можешь подойти и спросить у них, если догонишь.

— Да, что-то я не туда повернула. Нам с тобой такая слава ни к чему.

— Помилосердствуй, госпожа, самая что ни на есть правильная слава! Теперь пойдёт слух, что ворожею Любаву можно нанять не только для магической поддержки, но и для кулачной расправы над каким ни есть злом и маленькими мерзостями.

— А шайка что? Разбежалась?

— Шайка визжала и умоляла стражу арестовать их. Те после перечисления списка злодеяний, на мой взгляд, преувеличенных для такого отребья, как эти отбросы, были рады уволочь их в кутузку и доложиться о ликвидации крупнейшей банды душегубов города Сладыши. Так что ты теперь героиня.

Путешественники грустно покидали городище. Любава, после ярчайшего сновидения, а затем ночного загула, впала в меланхолию, и молча вспоминала своего первого и единственного любовника. Её пара, её суженый, когда она снова встретится с ним? Полюбились, а времени для разговоров не нашли, эххх колдовская жизнь! Трахаешься во сне, дерёшься в жизни, удовольствие тоже только во сне, а в реальности пьянки и сомнительные подвиги…

Глава 12

Остроконечные крыши диковинного града Година выглядели устрашающими в закатном оттенке. Неприятный холодок обдавал путников, почти нашёптывая: "Остановитесь, не ходите туда, там опасность!". Однако путешественники были настолько вымотаны долгой дорогой и отсутствием элементарных удобств, что не обращали внимания на зловещий ветерок, безлюдную дорогу и отсутствие хотя бы малейшего людского шума.

Любава была очень молчалива после своего яркого сновидения, её Велибор не спешил появляться ни во сне, ни наяву вот уже три седмицы. Шишок устало плёлся рядышком, не смея просить отдыха у ушедшей в себя ворожеи. Колючке тоже передалась общая хандра и усталость, ей хотелось яблок и спать.

Путники подъехали к раскрытым воротам города и наконец-то заметили странность открывшейся местности. Ни одной живой души, ни стражи, ни крикливых попрошаек или спешащих домой торговцев. Город был мёртвым.

— Странно. Я получила письмо от господина Ратибора, меня просили приехать и разобраться с разгулявшимися гулями. И вряд ли такая тишина — их рук дело, — очнулась ворожея, к которой вернулась былая настороженность.

— Не знаю, какой гуль тут огуливал гулю, но я не хочу туда въезжать, уж очень этот город похож на пасть Горыныча. И мертвечиной несёт, вроде бы… — Шишок завертел носом, натягивая поводья своей лошадки.

Любава первая вошла в городские ворота, оставляя Колючку и Шишка за своей спиной и умело запалив факел, шаги по мостовой гулко раздавались в пустом Године. Всё здесь было серо-тусклым и зловещим, будто пристанище тысяч ночниц. От стены отделилась дрожащая тень и приблизила свою личину к освещённой огнём ворожее.

— Здравы будьте, путники, милости просим в нашу гостиницу, заждались мы вас, — рожа говорившего была отвратительнейшая: лоснящиеся от угодливой улыбки щёки, бегающие, глубоко посаженные глаза, жёлтые зубы (причём с гнильцой), а венчала эту морду здоровенная бородавка на сизом носу. — Прошу, сильву пле, увилком.

Приглашающими жестами образина зазывал обалдевших путников в сомнительного вида гостиницу.

— Типичный персонаж пекла — пробормотал Шишок на ухо иппе. — Как будто с картины Мурилы сошёл. — Колючка согласно кивнула головой и на всякий случай ощерилась шипами, ну а кто знает, вдруг будет возможность боднуть рожу.

***

В одном чёрном-чёрном лесу, стоял чёрный-чёрный дом. В этом чёрном-чёрном доме, была тёмная-тёмная комната…Туда и попадали души уничтоженных светлыми чёрные-чёрные колдуны, ведьмы и прочая нечисть. Им было тесно и не интересно друг с другом, чёрным хорошо быть в светлом мире. Что бы попасть в мир Тёмного хозяина, нужно было промучиться в тёмной комнате многие века, и только выдающимся чёрным удавалось ускорить свой переход в другой мир.

Несколько теней вот уже несколько месяцев держались вместе, вынашивая планы в отношении ворожеи из Загорья Любавы.

— Если мы сделаем всё, как я вам говорю, первыми же сумерками окажемся у границ Тёмного мира. Она очень сильно задела его самолюбие и за её голову нам, кто знает, могут дать возвращение в светлый мир! — бормотала тень женщины, придерживая постоянно съезжающую сумеречную голову.

— А сделаем! Путы на неё наденет Кручина, письмо напишет тот носатый писарь, а её спутника отвлечёт Блуда, он очень на таких падок, — прошелестела тень мужчины в капюшоне. — Главное, что у нас есть живые, которые всё сделают как надо. Это прекрасно, дамы, что одна из вас вспомнила, про обучающие ворожейные путы. Я в миру гадал, как они вырастают светлыми, если в детстве, по недоумию, своей силой должны были бы много людей убить.

— Надеемся, на наших живых друзей и на верный план Хворобы, — ещё одна женская тень, более изящная и нервная, подала слабый голос.

***

Слабое свечение впереди чуть заметно отсвечивало на липкие очень закопчённые стены. Любава шла за неприятным проводником, освещая себе путь факелом. Шишка и Колючку она решительным жестом оставила на улице. Чем дальше уводили ступени, тем больше Любава понимала, что они ведут не вверх, как во всех постоялых дворах, а вниз.

— Почтенный, мы спускаемся в пекло? — спросила ворожея, теряя терпение.

— Ещё десять ступеней, красавица, и ты встретишься с пригласившими тебя в Годин Ратибором, — угодливый тон исчез, мелькнувшая в факельном свете рожа стала ещё более уродливой.

Улыбка стекала вниз, будто растаявший воск, обнажая жёлтый оскал, бородавка сочилась гноем. "Отвратительное создание" — подумалось Любаве, с этой мыслью она дала сильного пинка образине и повернула назад, забывая наставления Лукерьи: "Никогда не поворачиваться к врагу спиной, никогда не возвращаться из тьмы той же дорогой".

В тот же миг невиданная сила потянула её назад, вниз. Заклинания, которыми она пыталась отбиться, не получались. Больно ударяясь об утлые ступени, девушка оказалась внизу, в кромешной тьме, сил хватило только на очерченный верным мечом круг. Почти сразу Любава отключилась.