Мэри тоже нахмурилась и взглянула на Шпака исподлобья.

– Мы уходим.

Вадим Никифорович молча переводил взгляд с дочери на Шпака и обратно. Он был в шаге от того, чтобы потерять рассудок вслед за женой.

– Мы не можем тебя отпустить. Тем более с ним. – Шпак засунул руки в карманы брюк и небрежно кивнул в сторону Вадима.

– Он мне нужен.

– Нам плевать.

Мэри бросила тревожный взгляд в окно. Солнце уже очертило по контуру верхушки деревьев. Перевела взгляд на хозяина постоялого двора. Подняла топор. Шпак самоуверенно ухмыльнулся.

– Зря, – сказала Мэри и полоснула себя по ладони. Следующим движением она взмахнула рукой, и кровь разлетелась веером. Несколько капель попали на пламя свечей.

Мэри ухмыльнулась в точности как Шпак. Тот мгновение смотрел ей в глаза, а потом схватился за голову и заорал.

Торчащая рядом из дверного косяка щепка с кровью Мэри и знаком огня поблизости вдруг сама по себе загорелась. Пламя от неё резво пробежало по всей дверной коробке и перекинулось на цветастый гобелен. Откуда-то сверху донёсся шум огня.

– Уходим! – скомандовала Мэри и потянула отца за собой.

На них со всех сторон бросились кошмарные твари. Мэри ловко отбивалась топором, будто занималась этим всю жизнь. Отец бежал следом. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, он пригнулся и закрыл голову руками.

Они вылетели из постоялого двора «У Шпака» и, не останавливаясь, бежали ещё не менее сотни шагов. Только оказавшись на приличном расстоянии, Мэри позволила им сбавить шаг и обернуться.

Деревянный сруб ярко горел так, как если бы его подожгли одновременно в нескольких местах. Мгновение – и пламя объяло его целиком, не оставив свободного места.

Вадим снова упал на колени и простонал.

– Вера…

Мэри фыркнула и потащила его дальше.

– Что ты делаешь? Отпусти. – Вадим слабо отбивался, но всё-таки шёл.

Дочь вела его к лесу. Туда, где мелкая поросль перемежалась с буйным сухостоем и громоздилась на толстые замшелые ели.

– Да будь же ты человеком! – вскричал Вадим Никифорович, и Мэри действительно остановилась.

Девушка минуту пронзительно смотрела на отца, а потом рассмеялась:

– Человеком? Ты не оставил мне такого выбора, батенька!

Они остановились перед раскидистым кустом терновника.

Мэри бросила топор к ногам отца.

– Копай.

– Что? – не понял он, а уже через мгновение кивнул так, будто догадался. Отец нежно потянулся к дочери. Заговорил тихо и ласково, как с маленькой: – Мэри, душа моя, ты не в себе от горя. Я понимаю, милая. Но ты должна знать, что я…

– Копай!

Отец замолчал. Затравленно посмотрел на дочь, но, не дождавшись от неё более ничего, покорно уселся на колени и стал рыхлить, а потом выгребать землю лезвием топора.

Мэри в это время поставила ладонь козырьком и посмотрела на верхушки деревьев. Уже почти рассвело.

– Быстрее, ну!

Отец плакал и копал. За спиной громко полыхал постоялый двор. С шумом и звоном обвалилась крыша.

Топор механически вгрызался в неподатливую почву, усеянную корнями и мелким камнем. Наконец под тонким слоем земли показалось нечто серовато-жёлтое. Отец отложил топор и руками вынул из ямы детский череп. Вздрогнув, он выронил голову и в панике отполз назад.

– Что это? – прохрипел отец.

Мэри села на корточки напротив него, совсем как какой-нибудь крестьянский мужик, и криво ухмыльнулась. Сплюнула – тоже не слишком элегантно. Заглянула в глаза.

– Это я.

– Что?!

Мэри встала, подобрала топор. Её измаранная верхняя юбка оказалась прямо перед лицом отца. Он чувствовал запах, идущий от дочери: запах плесени, крови и дыма. Мэри заходила кругом туда-сюда.

– Помнишь свою племянницу Ксению? Красивая девка была, да? Кровь с молоком! Копай!

И отец копал. Руками он выгребал маленькие косточки и складывал их в кучу подле колен, а головой вертел из стороны в сторону, не выпуская обезумевшую дочь из виду. Мэри продолжала:

– Она так любила тебя! А ты так любил то, какая она узенькая и пылкая. Вы, конечно, скрывали свои отношения, но когда живот Ксении сильно округлился, скрывать стало не так легко. И тогда ты отправил племянницу в своё имение – подальше от любопытных глаз.

Отец выронил кости и в ужасе посмотрел на дочь.

– Откуда ты…

– Ты копай, копай, – поторопила она. – Ну, живей! Так вот, там-то Ксения и выносила вашего ребёнка. Твой приказчик, как заранее было оговорено, лишь только Ксения разрешилась от бремени, тотчас тебя и повестил, – Мэри горько усмехнулась. – Она была так рада тебя видеть… Ластилась, показывала младенца. Хотела, чтоб вы вместе его окрестили. А ты задушил её подушкой. А заодно и ребёнка. Позже, – Мэри отломила ветку у иссохшего куста и бросила себе под ноги, втоптала в пыль, – ты всем объявил, что с Ксенией на свежем воздухе приключилась горячка, и в короткий срок племянница отдала богу душу. А младенца закопал в лесу, чтобы никто не знал, что он вообще появился на свет. Оглянись! Ужель не узнаёшь?

Отец осмотрелся. Тогда была ночь, темень, с тех пор прошли годы – чего он теперь мог узнать?

Мэри подскочила к нему, схватила за подбородок и грубо заставила посмотреть себе в глаза. Прошипела прямо отцу в лицо:

– Я шестнадцать лет ждал, когда ты снова пройдёшь по этой дороге! Мёрз в душной могиле – единственное, что ты мне оставил! Захлёбывался в дождевой воде, пока не научился выбираться из-под земли! На моё горе и отчаяние стала собираться нечисть. – Мэри рывком повернула его голову в сторону постоялого двора. – Взгляни, на какую компанию ты обрёк меня, батенька! Ты и ночи с ними не вынес, а я был вынужден годами болтаться бок о бок с этой дрянью, в этом трижды проклятом лесу!

Отец вырвался. Он зажал себе уши ладонями и закрутил головой.

– Нет! Замолчи! Ради бога, заткнись!

Мэри схватила его за запястья и с нечеловеческой силой развела руки в стороны.

– Ты породил меня из своей похоти и отнял всё на свете из страха перед тем, что придётся несть ответственность. Так не смей же закрываться от меня теперь!

– Ладно! – заорал отец. – Я виноват! Но только я один. Убей меня, но, ради Христа, не трожь Марийку.

Отец сложил ладони перед собой в молитвенном жесте и принялся трясти, как будто от того, как быстро он мог это проделать, зависела жизнь Мэри. Как будто этим можно было всё исправить.

– Она здесь ни при чём!

– Она! – загрохотала Мэри, и глаза её метали молнии. – Она получила всё, что было моим по праву!

– Она даже не знала о тебе!

– Теперь знает.

Мэри встала и отошла на пять шагов. Строго посмотрела на отца.

Он сидел весь в грязи перед небольшой ямкой и кучкой костей – ещё меньше. Сидел и плакал навзрыд.

– Вот я здесь. Что теперь? – тихо спросил отец. – Убьёшь меня?

– ДА, – кивнула Мэри. – Но этого мало.

– Пожалуйста…

– Я не про твою дочь!

– Тогда что?

– Назови меня.

– Что?

Мэри подошла и проорала в лицо:

– Дай мне имя!

Минуту отец глупо таращился на неё и бессмысленно моргал.

– Я не…

Отец помотал головой. Тогда Мэри сорвалась с места, схватила череп младенца и всучила отцу. Правую его ладонь водрузила черепу на лоб.

– Имя!

– Я… я… Боже. Нарекаю тебя именем… Марк!

Лицо Мэри вдруг разгладилось и посветлело, как будто она сбросила огромную ношу с плеч. Девушка вздохнула полной грудью и на миг закрыла глаза. С улыбкой Мэри, а вернее, Марк, подобрала топор и любовно очистила его от земли подолом юбки.

– Встань.

Отец безропотно подчинился.

Одним взмахом она рассекла ему живот, откуда тотчас вывалилась требуха. Вадим упал. Он перегнулся в пояснице, зажимая руками брюхо, и стонал – кричать сил уже не было.

Марк любовно собрал в подол свои косточки и пошёл к огню. Постоялый двор всё ещё горел. К шуму пламени и треску ломающихся перекрытий добавлялись крики тварей, что давно обосновались там. Марк подошёл к огню почти вплотную, жаркие языки едва не лизали ровную кожу его сестры.