Михаил двинулся к Глебу. Хлесткая пощёчина обожгла щёку. Омега схватился за место, которое тут же загорелось болью. В глазах защипало, но больше от обиды.

— Уходи, пожалуйста, уходи, — прошептал Глеб, держась за щеку.

Михаил спешно вышел из кухни, оставляя омегу одного. В коридоре он ещё что-то говорил Ивану, потом альфа и омега вышли на лестничную площадку. Орлов не слышал, о чем шел их разговор.

Дверь хлопнула спустя несколько минут. Глеб так и не двинулся с места, Иван застал его в той же позе, потирающего щёку.

— Это было жёстко, — омега смотрел на Глеба с какой-то загадочной полуулыбкой на лице.

— Это было справедливо, — Орлов наконец отмер. Он повернулся к столику, налил себе воды из чайника и залпом выпил. Настроение вновь ухудшилось. Глеб вспомнил, что когда-то Курбатский делал и ему предложение, а потом омега все откладывал и откладывал поход в ЗАГС. Михаил перестал напоминать о своем предложении, когда прошло почти полтора года. А потом альфа случайно переспал с Игнатом, потом ещё раз, они год тайно встречались, результатом стала беременность омеги. Курбатский долго собирался с мыслями, хотел поговорить с Глебом, но не успел.

***

Ни о каких естественных родах речи и не шло. Иван настоял на частном московском роддоме, поэтому омеги вернулись в столицу. С каждым днём Глебу становилось все тяжелее. Особенно психологически. С каждым днём он все сильнее скучал по работе, по своей старой жизни. Глеб мечтал бы вернуться в дело, ночами ему снился родной отдел в Управлении, коллеги и калейдоскоп из дел, людей, преступников и коллег. Часто снился Тимофей, живой, здоровый и счастливый, такой, каким он был на фотосессии с Антоном. У Глеба остались те фотографии. Иногда он просматривал их и плакал, но никогда не показывал свои слезы Ивану. Всего один раз он не сдержался. Глеб просил забрать его ребёнка, потому что был не уверен, что сможет вырастить его. Он вообще не был уверен, что из него может получиться сносный отец, но Иван все сомнения жёстко пресёк, напомнив об их уговоре и о том, что сам Глеб омега и отцовский инстинкт никто не отменял.

Плановую операцию, в результате которой на свет должен был появиться ребенок, Глеб перенес тяжело. Омега потерял много крови и потребовалось переливание. Орлов долго и мучительно приходил в себя. Наконец, увидев ребенка, Глеб не испытал ровным счётом ничего. Младенец показался ему худым и длинным, он громко верещал, что вызвало дополнительные неприятные эмоции.

Выписали омег из роддома на пятые сутки. Глеб был рад видеть Ивана, который и так приходил через день, а вот увидеть генерала Жульбицкого не ожидал. Отец стоял поодаль у машины, курил, кутаясь в пальто. Март выдался по-зимнему холодным и промозглым. Орлов нахмурился, он тоже хотел курить. Иван взял на руки свёрток с новорожденным, пока Глеб и Константин сверлили друг друга взглядами. Ненависти в глазах Жульбицкого с последней их с Орловым встречи поубавилось. Наконец Иван, по-прежнему державший ребенка, и Глеб подошли к машине. Жульбицкий любезно открыл дверь мужу, взял на время свёрток с младенцем и, дождавшись пока омега сядет, передал ему внука обратно. Глеб сел рядом с Иваном, не ожидая приглашения.

Дома у Орлова уже была собрана кроватка, над которой летали шары нежно-розового цвета, в углу стоял пеленальный столик. Глеб не узнал свою квартиру. Ребенок был у него на руках и спал. Иван по хозяйски прошел на кухню, отправив Жульбицкого с Глебом в комнату.

Омега сел на свой диван и опустил глаза, рассматривая сына. Константин же встал напротив.

— Надо переодеть его, — сказал альфа, видя растерянность в глазах Глеба.

— Да.

Омега поднялся, а сына положил на диван. Он принялся раздевать ребёнка. Жульбицкий наблюдал за всеми действиями Глеба с интересом. Затем омега переместил сына на пеленальный стол, переодел подгузник и надел чистую новую одежду — серенький костюм с жирафами.

— Ты уже придумал, как его назовешь? — вдруг поинтересовался Константин, встав где-то за спиной Орлова.

— Я не думал ещё об этом, — ответил Глеб. — Боялся, что ничего не выйдет, а имя будет напоминать…

— Как имя Тимофей?

Услышав имя погибшего брата, Глеб тяжело вздохнул.

— Его будут звать Сережа, — в разговор вмешался внезапно возникший на пороге комнаты Иван. — Для омеги в самый раз. Да, Глеб?

Орлов кивнул и улыбнулся. Одной проблемой стало меньше.

***

Следующие дни с ребенком показались Глебу адом. Омега хватался за голову, не зная, как успокаивать сына. Пресловутый отцовский инстинкт молчал, а терпения оставалось все меньше и меньше вместе с силой и уверенностью.

— Почему он так орет? — Орлов зажмурился.

— Он плачет, потому что голодный, — Иван покачивал малыша, перехватив его одной рукой, а второй пытался приготовить смесь, чтобы накормить ребенка. — Помоги мне.

Иван передал кричащего омегу на руки его отцу, а сам принялся размешивать смесь в бутылочке. Когда все было готово, он поставил ее на столе перед Орловым. Глеб поспешил дать ее сыну, больше, чтобы закрыть рот, нежели накормить, уже предчувствуя, как рука, на которой лежал сын, в очередной раз затечет и онемеет.

— Мы вернёмся в Архангельск? — вдруг поинтересовался Глеб у Ивана, пока тот мыл сотейник, в котором грел молоко.

— Как ты захочешь, — ответил омега, не оборачиваясь.

— Я хочу. Здесь мне плохо.

— Ну тогда подождем ещё пару недель и отправимся, — Иван заметно воодушевился.

Внезапный звонок в дверь прервал беседу омег. Иван вытер руки и пошел к двери, чтобы выяснить, кто пришел к ним. На пороге стоял светловолосый омега, он окинул Ивана взглядом с ног до головы и спросил, дома ли Глеб.

— А вы, собственно, кто? — Иван не спешил впускать незваного гостя.

— Меня зовут Игнат. И так получилось, что у нас один альфа на двоих.

Глеб, укачивая на руках сына, подошёл к Ивану сзади.

— Привет, — Орлов посмотрел на Игната.

— Привет. Я зайду?

— Нет, — Орлов скользнул взглядом по правой руке, заметив, что кольца на нем нет. Интересно, Игнат снял его для их встречи или в их отношениях случился разлад?

— Тогда, может, поговорим хотя бы здесь? — омега кусал губы и нервно подергивал рукав пальто.

— Пусть зайдёт, — Иван сделал шаг назад, забрал ребенка из рук Глеба и ушел в комнату.

Орлов пригласил жестом омегу в квартиру. Игнат разулся, снял пальто, но оставил на шее шарф. Глеб провел омегу на кухню и усадил его на стул, а сам встал в стороне, прислонившись к духовому шкафу.

— Тебя Михаил прислал? — Орлов предложил Игнату кофе, но тот отказался.

— Нет, — омега нахмурился, будто хотел заплакать, но не хотел этого показывать Глебу, поэтому отвернулся. — Я сам.

— Держи врага ближе, — усмехнулся Орлов.

— Я не считаю тебя врагом, — ответил Игнат. Он посмотрел на Глеба, и его глаза действительно немного покраснели от проступивших слез.

— Спасибо, — искренне ответил Глеб. Почему-то это откровение не вызывало у него сомнений.

Игнат снял шарф, открывая след от недавно сведенной метки. Орлов насторожился и подошёл ближе. Забыв о любых правилах приличия, он провел рукой по свежей отметине, которая скоро сойдёт, не оставив после себя и следа.

— Зачем? — строго спросил Глеб.

— Потому что помеченный омега у альфы должен быть один, — Игнат вздохнул. Он вытащил из кармана джинсов кольцо и надел на безымянный палец.

— Он любит нас обоих, и я готов с этим смириться. Иногда мне кажется, что это напрочь растаптывает мое достоинство, но после рождения Арсения, я понял, что не смогу жить без Миши. Я не могу описать это чувство, наверное так выглядит истинность …

— Или одержимость и привязанность, — перебил Орлов.

— Называй, как хочешь! Дай ему увидеть сына, я чувствую, как он страдает. Молчит, стиснув зубы, но страдает.

— Я не скрываюсь и не скрываю ребенка. Он сам не появлялся.

— Он боится, — Игнат умоляюще заглянул в лицо Глеба, поднялся и взял его ладони в свои, осторожно сжал. — Пожалуйста, я вижу, что ты хочешь этого.