– Я видел тебя однажды, после того, как ты ушла от нас, – произнес он, раскинув руки на диване.

Катя перевела свой взгляд с лестницы на Влада. Она смотрела на него, не отрываясь и кусала щеку изнутри.

– Пару месяцев назад. Ты переходила дорогу. Здесь, на Ваське. Прошла в метре от моей машины. Я обомлел, – он правой рукой поправил ремешок часов, сделав паузу, и сдерживая улыбку, – мне так хотелось выскочить из машины, но было много народу, да и стоял я на светофоре. Вообще, конечно, странно, что за четыре месяца мы пересеклись лишь однажды, да и то – об этом знал только я.

Влад, конечно, умолчал о том, что в тот момент он в автомобиле был не один и что, тому, кто сидел на пассажирском сидении, такая выходка вряд ли бы понравилась.

Катя посмотрела на него с какой-то нежностью и теплотой. Она улыбнулась. Все-таки Бог сводит любящие сердца, подумала она, но сами люди могут об этом не знать и не подозревать вовсе.

– Я много раз хотел тебе написать. И даже набирал сообщение, но потом стирал, – продолжал он свою линию.

Он смотрел на нее, не отрываясь и Кате казалось, словно всех этих месяцев разлуки как будто не бывало. Его взгляд был таким прожигающим, полным любви, что она забыла всю жаркую ссору и последний холодный разговор в его кабинете. Планета сделала оборот вокруг своей оси и вернулась в прежнее положение. Все ее многодневные увещевания самой себя о том, что разошлись они закономерно, что все это лучше для нее самой и что она наконец стала свободной, обернулись прахом – исчезли в тот миг, как только она его увидела вновь. После Влада она не могла ни к кому проникнуться симпатией – все парни и мужчины меркли рядом с его образом, который невольно хранила ее память. Ведь если мужчина божественно красив, а ещё умён и сообразителен, и к тому же неравнодушен к тебе, можно сойти с ума. Что, впрочем, верно, и в отношении женщин.

– А помнишь, как ты пришла ко мне на собеседование? – он улыбнулся, – ты опоздала почти на полчаса. Как можно было там заблудиться? – его голос был спокоен и как будто бы убаюкивал.

– Ты помнишь это? – мягко и с какой-то нежностью спросила Катя.

– Я все помню, Кать, – ответил Влад, – у меня память, как у лондонского таксиста.

– Я тогда плохо знала город и Васильевский мне был тогда непонятен, хотя сейчас я понимаю, что устроен он очень просто, – ее губы чуть дернулись в улыбке.

– У тебя горели глаза тогда, – говорил он, снова сев на ступеньки, – не у всех приезжих они такие воодушевленные. И знаешь, я всегда считал, что этот мир двигают именно энтузиасты – те, кто пусть и слепо, но верят в то, что делают. Вера и действия пробивают всё – даже самые толстые и бетонные стены. Именно поэтому я и взял тебя на работу. В кадровом агентстве без энтузиазма никуда. Где эти горящие глаза, Катюш? – спросил он, посмотрев на нее, но не ожидая от нее ответа. Она промолчала, а Влад опустил глаза, но через мгновение снова их поднял, посмотрев на Катю, – ты тогда сказала самую главную фразу, которая меня обезвредила, – Влад подходил к финалу своего мысленно сконструированного разговора, который двигался почти что строго по сценарию и лишь с небольшими отклонениями.

– Какую же? – спросила Катя.

– Что ты никогда не сдаешься, – серьезно произнёс Влад.

Они молчали примерно с минуту. Влад выжидательно смотрел на Катю.

– Ну хорошо, – неуверенно сказала Катя и опустила голову вниз на этих словах, – давай попробуем. Но я очень боюсь. Мне кажется, ничего хорошего из этого не выйдет.

Часть вторая.

Рокировка.

18.

Прошёл почти месяц с той самой поездки Игоря Владимировича к родителям. Он уже немного успокоился, забылся в суете будних дней и домашних забот. И как-то вечером в воскресенье, неожиданно, отец ему позвонил.

Он сначала не хотел брать трубку: вертел в руках смартфон, выключив на нем звук, долго смотрел на слова «Папа» на экране и тяжело вздыхал в раздумьях. Но все-таки взял.

– Игорёш, – тихо говорил Владимир Иванович, – давай спокойно поговорим, встретимся.

Сын молчал. Он бегал по комнате глазами, соображая, что сказать, но ничего подходящего ему на ум не приходило.

– Игорёш, – отец в телефонной черноте и пустоте мобильных волн звал сына через десятки километров.

– В понедельник на нашем месте в девять, – отчеканил Игорь Владимирович, имея ввиду вечер, и отсоединился. Он знал, что отец понял то, о чем он говорил. «Наше место» в их семье именовалось любимым рестораном, где они на протяжении многих лет отмечали все дни рождения, юбилеи, годовщины; и там же Игорь Владимирович когда-то сделал Марине предложение. Ресторан располагался в тихом районе Петербурга, что в обиходе звали Коломной.

Можно ли их было назвать семьей теперь – Игорь Владимирович сомневался и в последний месяц часто размышлял над этим. Все рассыпалось вмиг в его душе после тех слов и всех бусинок уже было не собрать в прежний браслет – что-то укатилось далеко-далеко, а то и вовсе потерялось.

Понедельник выдался дождливым. Плюсовая температура создала в городе и на дорогах огромные лужи, в которых шинами автомобили толкли подтаявший снег с реагентами. Дождь, словно кара небесная, не прекращал лить с самого раннего утра. После работы Игорь Владимирович заехал домой, чтобы переодеться и помочь Марине с Верой. Он натянул на себя плащ и бросив Марине: «Я встречусь с отцом» вышел из квартиры.

Сев в автомобиль, он долго не решался ехать и все смотрел через лобовое стекло на шумную улицу, объятую дождем. Дворники ходили по ровной поверхности стекла, счищая очередную порцию воды в сторону, а Игорь Владимирович наблюдал за ними завороженно будто находясь в сеансе медитации.

Он быстро, минут за двадцать, добрался до нужного места – дороги в это время уже были пустыми и словно вымершими. В ресторане было тихо, а в выходные и поздним вечером в будни – особенно, поэтому Игорь Владимирович столик не бронировал. Он приехал на полчаса раньше: специально, чтобы попить в одиночку кофе до прихода отца, тем более, что Игорь Владимирович всегда отличался пунктуальностью, да и дома его особо никто не держал, как ему казалось.

Официантка поднесла меню.

– Спасибо, – поднял он на нее голову, – принесите сразу капучино, я пока ожидаю человека.

«Человека, – в недоумении подумал Игорь Владимирович, – никогда я так отца обезличенно не называл».

Негромко играла музыка. Похоже что-то из классики. Игорь Владимирович любил классическую музыку и считал, что это лучшая музыка в мире. Однако, ни друзья, ни близкие его интересов не разделяли.

– Игорь, выключи, давай попозже, – с раздражением как-то сказала Марина, когда они однажды ехали в машине.

– Вы не можете ее слушать, потому что голова ваша, как шлаками, забита разной попсовой ерундой, – ответил он, имея ввиду под «вы» всех тех, кому классика была не по душе.

Внутри ресторана, в самом большом зале, было уютно и привычно – всё знакомо. Деревянные стулья с обивкой гобелена, зеленовато-бежевые обои в полоску, пшеничного цвета фортепиано у стены – чуть потертое временем, платяной шкаф, множество абажуров, большие круглые столы из массива дуба. Сохранилась и лепнина: у большого абажура под потолком и, конечно же, по периметру стен. Неяркий скупой свет проникал в комнату сквозь два больших окна. Игорь Владимирович зацепился взглядом за столик у окна и воспоминание нахлынуло на него. Именно за ним, за этим столиком Марина сказала ему: «Да». Он вспомнил ее серые, чуть влажные глаза от его слов и той синей бархатистой коробочки, которую он неожиданно для нее достал из кармана брюк. Наверное, она думала, что он глыба, железо, упрятанное в человеческое тело, а тут такое: в красивом ресторане, ужин, кольцо.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.