Внимание!

Автор не призывает играть в азартные игры на деньги, а использует элементы игры, как художественные приемы.

Игра с нулевой суммой – это состязание, в котором проигрыш одного игрока равнозначен выигрышу другого игрока.

А я живу в пальто и в штанах

И мне золото ваше не нужно нах…

То, что просто звенит в карманах …

Одни зовут бомж, а другие монах…

Зимавсегда

Часть первая.

Угловой удар1

1.

«Деньги – это вирус, поразивший человечество. Вирус, который попал в человеческие головы через глаза, смотрящие на витрины с красивыми вещами и на миниатюрные изображения товаров на сайте интернет-магазинов; вирус, залетающий в человеческую душу через уши, через ушную раковину, в которой словно в амфитеатре по всем канонам акустики звуки доходят до самых высоких рядов и отзываются многократным эхо одного-единственного слова, состоящего из шести букв» – эти слова Игорь Владимирович напечатал в заметках своего смартфона. Таких обрывочных, словно лоскутное одеяло, порой ничем не связанных друг с другом абзацев, у него, в виртуальных шуфлядках скопилось немало – за последние пару лет около двухсот. Никакой цели Игорь Владимирович не преследовал, не мыслил себя философом и, что показательно, в социальные сети, на всеобщее обозрение, свои маленькие творения не выкладывал. В социальных сетях он вообще больше не присутствовал, а раньше, когда и имел профили – не опознаваемые по никам и никак не соотносившиеся с его персоной – использовал их только по сугубо рабочим вопросам. Никакого рупора для провозглашения своих мыслей и идей ему не требовалось. Небольшое словоблудие ему было нужно лишь для того, чтобы разгрузить голову от назойливых предложений, крутившихся у него в голове, да и чтобы оформить их для себя в законченную форму. И в этот вечер, уже практически обессилев, он бросил смартфон куда-то на пол, после того как напечатал эти слова. Прикрыв глаза, он подумал, что вот сейчас, через пару минут, как ему казалось, он встанет и пойдет в душ, а после ляжет спать, там, в комнате…

…Комната была небольшой и узкой. По периметру стен, кроме одной – где была небольшая сцена – стояли длинные черные кожаные диваны, перемежавшиеся с такого же цвета креслами. Прямо над одним из кресел по левой стене, горела неоном, разлитым по узким трубкам, бледно-розовая надпись на английском языке, которая то ли по задумке дизайнера, то ли из-за небольшого замыкания в системе ритмично мигала почти что в такт музыке. Игорь Владимирович смотрел. Она танцевала.

Лучи фиолетового и синего света словно пронзали кожу девушки и скользили по плавным изгибам ее тела, сияющего блеском клубного масла. Свет представал в разных вариациях: он отсвечивал холодно-белыми, бегающими квадратами на стенах, потом двигался большими тепло-белыми кругами прожекторов и ослеплял, если ты попадался в его широкий фокус, затем густым веером желтых, красных, оранжевых потоков будто бы разрезал плотную толщу воздуха, в котором местами, кое-где, плавали облака белого дыма. Все происходящее здесь походило на центрифугу, от которой кружилась голова. Без легких и крепких напитков он пьянел. Он смотрел на неоновую надпись и понимал, что буквы в его глазах расплывались – текст был совсем не читаем. Музыка словно контузия опускалась на его тяжелую голову, а сердце где-то под грудной клеткой билось в такт, выдавая четкий ритм, и постепенно входило в резонанс с танцем, который исполняла девушка. Кожа на его спине – там, под белой рубашкой и пиджаком – покрылась маленькими каплями пота. Он очень быстро дышал, но словно не ощущал своего дыхания.

Она всё танцевала. Ее плечи, талию и бедра обвивали массивные цепи, которые от резких движений звенели. Грубый металл входил в контраст с хрупкостью ее стана и лишний раз подчеркивал нежность и уязвимость женского тела. Она ему улыбалась и ямочки на ее щеках становились глубже, а тело приближалось все ближе. Он уже чувствовал жар ее тела, склонившегося над ним сверху и видел ее глаза, сверкавшие посреди тонкой кожаной маски, покрывшей лишь верхнюю часть лица. Кисти ее рук, которые она переставляла все дальше вверх – по ходу своего движения над ним – были одеты в черные полуперчатки, гармонировавшие с таким же черным топом, прикрывшим вздымавшуюся грудь, и короткими шортиками. Ее лицо находилось над его лицом, и он видел ее губы и неистово ждал, когда она его наконец поцелует…

…Игорь Владимирович открыл глаза. В комнате было темно. Слышался крик. Детский надрывный плач, который доносился из другой комнаты. Бешеный стук сердца отдавался барабаном в висках мужчины – казался пулемётом, выплевывавшим тоннами кровь. Вся кожа – ото лба и до кончиков пальцев ног – обложилась влагой. Игорь Владимирович смотрел в потолок и учащенно дышал: он еще не понимал, где находился, мысленно пребывая все в том сне, который так неожиданно прервался. Он почувствовал привычное напряжение в нижней части тела, которое в это утро было чуть сильнее обычного. С усилием выдохнув, он опустил глаза ниже, окинув взглядом комнату: диван, на котором он сейчас проснулся, и небольшое зеленое кресло в углу комнаты, в котором он вчера долго сидел вечером. Он понял, что лежал под теплым одеялом. Вспомнил он это не сразу, а лишь немного поразмыслив, изучая своими большими голубыми глазами потолок. Отбросив одеяло в сторону, Игорь Владимирович обнаружил, что на нем всё та же вчерашняя одежда. Электронные часы на левой руке, обжимавшие его запястье, от легкого касания по ним указательным пальцем показали время. Семь сорок пять. Потом та же правая рука опустилась на диван и вдруг нащупала мягкую шерсть. Рослый абиссинец, спавший у ног Игоря Владимировича, от неожиданного прикосновения испуганно открыл веки: своими зеленовато-желтыми глазами он быстро просканировал пространство и поняв, что опасности нет, и, потянувшись, встал и через пару секунд плавными движениями устроился у Игоря Владимировича на груди. Черный свитер вмиг покрылся кусками рыжевато-дымчатой шерсти по обе стороны от маленького тельца животного. Кот щурил от удовольствия глаза, периодически прикрывая их, когда знакомые, давно родные ладони скользили по его мохнатой одежде, а пальцы хозяина мяли его кошачий подбородок и шею. Большие уши словно две огромные раковины, казалось, слышали всё вокруг и поворачивались кончиками в нужную сторону. Кот замурлыкал. Игорь Владимирович вдруг подумал, что когда-то давно люди приручили домашних животных любовью и лаской и теперь им эти чувства стали жизненно необходимы. Они, животные, любят людей любыми. Любят больных, уставших, злых, успешных и одновременно также, с той же самой преданной любовью любят тех, кто ничего в этой жизни не добился. Любят предателей и изменников, убийц и воров – точно так же, как и святых – благородных и незапятнанных.

Кот любил Игоря Владимировича: всегда спал только рядом с ним, а часто и на его груди. Маркиз – так звали кота – опустил мордочку Игорю Владимировичу на плечо. Теплая шерсть мягкими ворсинками впивалась мужчине в шею. Надо было вставать, но бремя ласки не отпускало Игоря Владимировича. Он вдруг понял, что детский плач прекратился. Все затихло, и он услышал движение секундной стрелки на настенных часах над диваном. Наваждение сна еще было сильно, от чего Игорь Владимирович находился в небольшом изумлении и легкой прострации. Ему было неловко за увиденное, хотя он понимал, что кроме него про этот сон никто ничего не знал.

Через десять минут Игорь Владимирович все-таки поднялся с дивана, мягко переложив кота со своей груди на одеяло. Полость рта обволакивал нехороший привкус, который хотелось смыть как можно скорее. Игорь Владимирович еще раз осмотрел комнату: медленно, не спеша, будто бы видел ее в первый раз. Возле зеленого кресла, на маленьком журнальном столике на фоне ровной деревянной глади высилась бутылка из зеленого стекла с остатками коричневой жидкости на дне. Хрустальный, украшенный резными лабиринтами узоров стакан стоял здесь – рядом с квитанциями и белым кабелем телефонной подзарядки. Игорь Владимирович привычным внимательным взглядом изучил содержимое стола и все вспомнил, тем более сверлящая головная боль уже дала ему о себе знать.