Виктория в сопровождении красочного эскорта, под приветственные возгласы народа, вполне добровольно запрудившего улицы, направилась к себе в Букингемский дворец. Путешествие подходило к концу. Заканчивался праздник перемены мест – милого и приятного времяпровождения, составленного, как мозаичная картина из разноцветных кусочков, из прекрасных ландшафтов и гастрономических чудес. Наступают будни – в меру скучные, в меру утомительные, наполненные условными обязанностями и безусловными обязательствами, скучными до зевоты.

А на Флит-стрит, в трехэтажном особняке цвета старой слоновой кости, в редакционном кабинете ежедневной газеты «24 hours» сотрудники обсуждали запланированный в завтрашний номер отчет о прибытии королевы и скрытых от общественности деталях ее вояжа во Францию. «24 hours», которая по тиражу, как говорят на ипподроме, «шла ноздря в ноздрю» с «Дейли мейл», не могла себе позволить отстать от конкурентов и не сказать хоть что-то об истинных причинах королевской поездки на Кап д’Ай. И чем более впечатляющим и даже более неправдоподобным будет этот отчет по сравнению с версиями конкурентов, тем больше благосклонного читательского внимания привлечет к себе «24 hours». Так устроен газетный мир, и без ущерба свободе слова ничего с этим не поделаешь.

Ни Букингемский дворец, ни Даунинг-стрит не предложили публике внятного коммюнике о поездке, в которое газетчики могли бы вцепиться своими клыками и вывернуть его наизнанку. Единственное, что оставалось, – положиться на какие-то утечки информации из королевского окружения, поставляемые собственными секретными источниками. У «24 hours» такой источник был, и надежный, – племянник жены королевского фаворита индуса Абдул-Карима, известного в журналистских кругах под метким прозвищем Али-Баба. Именно племянник, не привлекавший особого внимания в тени своей тетки, которую для отвода глаз привезли в Лондон из дебрей индийского Пенджаба – дабы не смущать никого ветреным поведением ее супруга, – выуживал из нее все, что хотелось услышать репортерам «24 hours» о скрытой от посторонних глаз жизни в верхах. Подробности о последней поездке Виктории, сопровождаемой среди прочей свиты и Али-Бабой, с нетерпением ждали от этого тайного осведомителя.

И таки дождались, и были они настолько ошеломительными, что заставили скрести в затылках главного редактора газеты и руководителей отделов. По простоте своей и полной слепоте в делах политических, жена проворного Али-Бабы придумать такого не могла, а стало быть, услышала потрясающие новости от своего господина.

А услышала она, по словам платного источника газеты «24 hours», вот что: к королеве Виктории в уединенную горную винодельню приехал не узнанный никем родственник – русский царь Николай, и там, за вином, они договорились совместными силами, не откладывая дело в долгий ящик, идти воевать с Китаем. Китай будет стерт в порошок, северная его часть отойдет к России, а южная, по справедливости, присоединится к Британской Индии… Тут было над чем призадуматься газетным людям – сеятелям новостей.

– Это сенсация! Надо печатать, – высказался руководитель отдела новостей.

– Это похоже на утку с железным клювом, – возразил заместитель главного. – Надо подождать.

Право решения – публиковать или не публиковать – оставалось за главным редактором. Можно напечатать на первой полосе, что война с китайцами уже на пороге и русский Николай со своими казаками на нашей стороне, – тогда изумленные читатели ринутся покупать газету и сметут тираж за полчаса. Шутка ли – вопреки двухсотлетнему ограничению королева вмешалась в политику и собралась идти на войну с китайцами! В военном министерстве на такой демарш косо посмотрят. Может, это розыгрыш? Но в Вестминстере юмор потоньше, а розыгрыши помягче, не такие зловещие. Да и никакой Николай, был почти уверен главный, к Виктории на винодельню не приезжал выпить вина. Королева – та вполне могла туда завернуть, такие случаи бывали и раньше. Но русский царь, тайно приехавший на курорт договариваться о войне с китайцами, – вот это вряд ли.

В своем будуаре в Букингемском дворце после парадного проезда по заполненным ликующим народом лондонским улицам Виктория сменила наконец-то официальный образ на домашний и расслабилась. Выслушивать политические сообщения от премьер-министра Роберта Солсбери она будет завтра, а сейчас куда как интереснее узнать от камеристки Китти, язычок которой всегда трудился без устали, дворцовые новости за две последние недели. В сплетнях и слухах нередко проглядываются подлинные факты, причины и следствия происходящего, чего не найдешь в официальных донесениях, сколько ни вчитывайся и ни вслушивайся.

Китти сыпала словами без остановки, Виктория, удобно расположившись в своем вместительном кресле, внимательно слушала, иногда переспрашивая и уточняя. Кто что сказал во дворце среди приближенных королевы, кто что сделал или только собирался сделать, но так и не решился – все это занимало Викторию, и она привычно сортировала конфиденциальную информацию, словно раскладывая ее по полочкам. Когда в какой-то момент камеристка, уставясь в пол, запнулась и прервала свой рассказ, королева мягко, но требовательно ее подстегнула:

– Ты что-то не договариваешь!

– Простите милосердно, ваше величество, – пробормотала Китти, нимало, впрочем, не испугавшись и не смутившись. – Помните, полтора месяца назад у вас украли изумрудную брошку с бриллиантами? В парке, на прогулке. Вы тогда очень расстроились и горевали.

– Не украли, – сухо поправила королева. – Я ее потеряла.

– Мы все дорожки в парке исходили, – сказала Китти, – и нигде не нашли.

– Я эту брошь очень любила, – подтвердила Виктория. – Она мне досталась в подарок от Альберта, моего покойного супруга, в третью годовщину нашей свадьбы… Но продолжай!

– А торговец из Хаттон-Гардена выставил ее на продажу, – повиновалась камеристка.

– Ты уверена? – строго спросила Виктория. – Может, это другая брошь?

– Нет, – сказала камеристка. – Та самая.

– Откуда ты знаешь? – повысила голос королева.

– Торговец предлагал ее помощнику придворного ювелира, – сказала Китти. – Тот ее сразу признал и говорит: «Откуда она у тебя?» А торговец в ответ: «Мне ее принесли из дворца, просили продать».

– Кто принес? – допрашивала Виктория.

– Мальчик, – ответила камеристка.

– Какой еще мальчик? – уже с предгрозовыми нотками в голосе выведывала Виктория.

– Посыльный.

– А послал его кто? – грозно продолжала допытываться королева. – Кто послал?

– Абдул-Карим, – выдавила Китти с брезгливостью, будто лягушку изо рта выплюнула. – Индус.

– В Индии, если кто-то случайно найдет какую-нибудь вещь на дороге или где-то еще, – понизив голос, назидательно молвила королева, – считает ее своей и может с ней делать, что захочет: продать, подарить. Запомни это.

На этом инцидент был исчерпан: «неприкасаемый» Али-Баба был обелен королевой, и украденная брошь не стала тем камнем преткновения, споткнувшись о который, индус мог свалиться наземь и сломать себе шею. А при дворе так на это надеялись!

Лелеять подобные надежды придворным оставалось недолго: меньше чем через два года, в 1901-м, сразу после кончины королевы Виктории, у ненавидимого двором всесильного фаворита отобрали три коттеджа вместе с другими щедрыми королевскими подарками, а самого его с проклятьями изгнали из дворца, с глаз долой; и следы бывшего фаворита затерялись в английском тумане… Недолговечны удача и благоденствие любимцев царственных особ – это факт.

На следующее утро к Виктории нагрянул с семейным визитом внук Георг с маленьким сынишкой Дэвидом. Королева, неукоснительно следовавшая протоколу официальных приемов, в домашнем кругу держалась с родственной простотой и даже на ней настаивала.

– Хорошо, что заглянул к бабушке, Джорджи, – отправив фрейлину, сказала Виктория и потянулась поцеловать внука. – А мальчик…

– Это же Дэвид, твой правнук! – улыбаясь, воскликнул Георг. – Он тебя знает, а ты его – нет.