А Михаил с Натальей, ничуть не расстроенные случившимся на дороге, решили доехать своим ходом до Валдая, там переночевать и назавтра продолжить путь в Москву по железной дороге. Механик, прихватив с собою охранника, отгонит «роллс-ройс» с Валдая обратно в Петербург и займется его починкой, а влюбленные, добравшись до Первопрестольной, отправятся в отель «Националь», где для них заказаны номера, а оттуда поедут взглянуть, как продвигается обустройство их особняка. В какой гостинице великий князь остановится в Валдае, не знал никто – до того часа, пока водитель машины сопровождения, совмещавший шоферскую должность с обязанностями тайного агента охранки, не протелеграфировал своему куратору в Санкт-Петербург: гостиница «Пиковая дама», комната номер семь. Этот адрес без промедления занесли в пухлую папочку, на обложке которой было выведено твердой рукой «Вульферт Наталья Сергеевна».

«Пиковая дама» во многом, если не во всем, уступала «Англетеру», в том числе в белизне постельного белья и в мягкости матраса. Да и вид из окна не тот: в Копенгагене за ним открывалась идеально выметенная и ухоженная площадь, а в Валдае – обычная провинциальная глухомань, темные улицы да деревянные заборы. Зато тишину ночи ничто здесь не нарушало, кроме петухов уже на рассвете.

После той сказочно проведенной ночи в придорожной гостинице «Пиковая дама» – в такой же сказочной для Натальи глуши – у нее возникло предчувствие: лишняя детская комната в особняке на окраине Петровского парка недолго будет пустовать…

При всем многообразии дел у барона Фредерикса отчет о происшествии у деревни Глухово, что под Валдаем, не остался без его внимания, когда без помех достиг кабинета министра двора и лег на его стол. Иначе и быть не могло: царь поручил барону присматривать за тайными службами, вот он и присматривал. И ни минуты не сомневался в том, что столь важное донесение внимательно изучил и взял на заметку начальник петербургского охранного отделения жандармский генерал-майор Герасимов. А дальше пойдет, а выше? Так, вопреки желанию барона, докатится и до Семьи, и до самого императора. Только этого не хватало – сейчас, когда страсти, казалось бы, немного поутихли… Листая содержимое жандармской папочки, Фредерикс неодобрительно покачивал головой: такой милый и обходительный молодой человек, родной брат государя – а вот ведь раз за разом попадает в пренеприятнейшие ситуации с этой своей любовной историей! И сам Вульферт, как на грех, оказался скандальным и совершенно бессовестным человеком: получив отступные, даже и не думает успокаиваться, а продолжает требовать надбавок. Денег не жалко, но ведь неведомо, каким будет следующий шаг бедового поручика: от него можно ожидать чего угодно. Он уже дважды грозился неверную жену застрелить на публике. А случись, что эта Наталья Сергеевна забеременеет? Почему бы ей не зачать, согласно законам природы? Тогда, как это ни смешно, окаянный поручик будет по закону считаться отцом новорожденного царского племянника. Такая дикая ситуация доведет Николая, в житейских делах опирающегося на нравственную чистоту и порядок, до бешенства. Никоим образом нельзя этого допустить.

Легко сказать, а сделать трудно или вовсе невозможно. Вскоре Михаил явился к Фредериксу с жалобами на преследования соглядатаев, на трудности тайной жизни с любимой и с просьбой срочно устроить развод Натальи с мужем. Причина проста: Наталья Сергеевна в положении. Ясное дело, что повлечет за собой рождение ребенка от великого князя – при живом законном отце поручике Вульферте. Ну вот, стряслось! Мудрый барон, поглаживая усы, размышлял, что тут можно предпринять для блага императора, Семьи и самого Михаила. А вот что: добавить поручику денег, повысить его в звании или же отправить на Кавказ, под, допустим, случайную пулю абрека – как библейский царь Давид отправил на передовую мужа своей избранницы Вирсавии. Чего только ни приключалось, если вспомнить, в закоулках дворцовой жизни: и измены, и предательства, и убийства из-за угла, а от любовных треугольников, как говорят в таких случаях французы, просто рябит в глазах… Что ж, придется, как видно, вызвать сюда этого Вульферта на мужской разговор и внятно ему объяснить, в какую передрягу он угодил; вот уж, право, без драки попал в большие забияки! Втолковать ему, чем все это, не приведи Бог, может для него кончиться одномоментно.

Размышляя таким образом, Фредерикс следил взглядом за Михаилом, длинными шагами мерившим кабинет и излагавшим свои претензии к окружающему миру. Единственное, что, казалось, примиряло его с мерзкой действительностью и наполняло радостью, – это скорое отцовство. Да еще надежда на то, что зарвавшийся поручик с помощью многоопытного министра двора оставит Наталью Сергеевну в покое. Обвинений в адрес брата и вдовствующей императрицы, которые, по разумению барона, и являлись камнем преткновения на пути матримониальных планов великого князя, Михаил старательно избегал, но это отнюдь не заслоняло общей картины. И упоминание им писем к брату с просьбой унять строптивого Вульферта не стало для Фредерикса откровением – об этих родственных посланиях барон знал от самого царственного адресата и потому, с молчаливого согласия царя, решил по мере сил посодействовать Михаилу. Слышал барон от Николая и то, что в одном из писем Михаил обещал, вызволив Наталью из брачных оков, с ней под венец не идти. Такой половинчатый расклад устраивал, с грехом пополам, Семью – и Николая, и Марию Федоровну.

Получив от брата письменное обещание сохранять семейную благопристойность, Николай не то чтобы сменил гнев на милость, но послабление все же дал: Наталья Сергеевна получила разрешение на раздельное проживание с мужем, согласившимся на развод. Но устное согласие – это еще не грамота с печатью; между согласием сторон и документальным оформлением развода почти год впереди. За год многое может случиться. Злой Вульферт покамест пребывает в счастливом неведении, не знает о беременности своей законной супруги, но обязательно узнает, и это даст ему в руки крупный козырь в торговле за повышение ставок: не захочет же император, чтобы его родной племянник носил фамилию Вульферт, а сам поручик оказался на ветви генеалогического древа дома Романовых! Тут надо все взвесить, и предвидеть, и биться за каждую копейку.

Братские отношения между Николаем и Михаилом, несмотря на царское послабление, оставляли желать лучшего и в основном ограничивались перепиской. Все свое время, свободное от командования Черниговским гусарским полком, который он привел в безукоризненный порядок, Михаил отдавал Наташе; их жизнь в ожидании первенца была полна счастьем.

24 июля 1910 года Наталья родила мальчика, нареченного – в память о покойном старшем брате ее невенчанного мужа – Георгием.

Глядя издали, снизу вверх, на жизнь монархов в их дворцах и замках, нам может показаться, что главное занятие царей и королей – это участие в пышных церемониях свадеб, рождений и похорон многочисленной родни, разбросанной по разным странам. Ну, еще псовая охота. И парадные воинские смотры под гром сводных оркестров.

Вот и великий князь Михаил Александрович за считаные недели до рождения сына отправился вместе с матерью в Лондон на похороны короля Эдуарда Седьмого – сына королевы Виктории и Альберта Саксен-Кобург-Готского, почивших в бозе много лет назад.

Современники этого печального события, да и позднейшие историки не расходятся во мнении: похороны британского монарха превзошли пышностью и размахом все траурные церемонии, какие только видел наш мир. Катафалк с гробом, проследовавший из Букингема в Вестминстер, где соборный колокол пробил 68 раз – по одному удару на каждый год жизни усопшего, а затем к Паддингтонскому вокзалу, откуда скорбящим предстояло на траурном поезде отправиться в Виндзор – к месту погребения, сопровождали верхом десятки представителей королевских семей со всего света. За конной кавалькадой следовали одиннадцать экипажей, в которых ехали сиятельные принцессы и принцы, герцоги и герцогини, бароны и баронессы. В первой карете везли Цезаря – любимого фокстерьера покойного. Тридцать пять тысяч солдат стояли в парадном строю вдоль всего пути траурной процессии. Сотни тысяч британцев толпились за ними, желая хоть взглядом проститься со своим королем. Англия искренне скорбела, и это, по мере возможности, утешало осиротевшую королевскую родню.