В 1912 году Есенин окончил Спас-Клепиковскую второклассную учительскую школу и стал собираться к отъезду в Москву. 8 июня в Константинове отмечали престольный праздник иконы Казанской Божией Матери, на котором молодёжь села гуляла, устраивала разные игры, принимала гостей. К Анне приехала подруга Мария Бальзамова. Сергей приглянулся ей, и она предложила ему дружить. Юный поэт не возражал – Мария ему понравилась. («Эта девушка – тургеневская Лиза из “Дворянского гнезда”», – говорил Сергей позднее.)
Анне и её сестре взаимопритяжение Сергея и Марии, конечно, было не по сердцу. После отъезда гостьи они устроили «изменнику» обструкцию. «Надо мной смеялись», – негодовал Есенин. Это над ним – молодым дарованием, о котором завтра заговорит вся Москва! Амбиции и самолюбие молодого человека, пописывающего стишки, были беспредельны. И выход из сложившейся ситуации он видел один:
– Я выпил, хотя не очень много, эссенции. У меня схватило дух и почему-то пошла пена. Я был в сознании, но передо мной немного всё застилалось какою-то мутною дымкой. Потом, я сам не знаю почему, вдруг начал пить молоко, и всё прошло, хотя не без боли. Во рту у меня обожгло сильно, кожа отстала, но потом опять всё прошло, и никто ничего-ничего не узнал.
Это была первая попытка самоубийства, мысль о котором (явно или в скрытой форме) сопровождала Есенина всю жизнь. Он говорил по этому поводу:
– Поэту необходимо чаще думать о смерти, только памятуя о ней, поэт может особенно остро чувствовать жизнь.
Лирика молодого поэта была насыщена погребальными звуками:
Покойся с миром, друг наш милый,
И ожидай ты нас к себе.
Мы перетерпим горе с силой,
Быть может, скоро и придём к тебе.
Но ведь я же на родине милой,
А в слезах истомил свою грудь.
Эх… лишь, видно, в холодной могиле
Я забыться могу и заснуть.
Нет, уж лучше тогда поскорей
Пусть я уйду до могилы,
Только там я могу, и лишь в ней,
Залечить все разбитые силы.
…Высокое чувство юного поэта не выдержало первого же испытания – любовь ушла, но не забылась: «Пусть порой мне шепчет синий вечер, / Что была ты песня и мечта…»
Стихотворение «Не бродить, не мять в кустах багряных…», откуда взяты приведённые выше строчки, было написано в 1916 году. В это время Есенин служил санитаром в Царском Селе (теперь город Пушкин). Пользуясь покровительством полковника Д.Н. Ломана, он откровенно бездельничал и, по его собственному признанию, шатался из угла в угол, мешая работать другим.
Словом, свободное время у уже признанного поэта было, и он начал переписку с Анной Сардановской. Она жила в это время в селе Дединово (ныне Луховицкого района Московской области). Писем скопилась целая пачка, сохранилось одно. В нём Сергей Александрович извиняется за своё плохое поведение при встрече с Анной в Константинове, оправдываясь влиянием города: «В тебе, пожалуй, дурной осадок остался от меня, но я, кажется, хорошо смыл с себя дурь городскую. Хорошо быть плохим, когда есть кому жалеть и любить тебя, что ты плохой».
То есть ты люби меня, а я буду делать всё, что хочу, даже вопреки тебе. Это уже начало хамского отношения Есенина к женщинам. А чего вы хотите, ведь любит больше, чем скотину!
А. Сардановская
Характерно и окончание письма: «Прости, если груб был с тобой, это напускное. Вечером буду пить пиво и вспоминать тебя». Так и хочется добавить: между двумя кружками.
В 1918 году Анна вышла замуж за учителя школы в селе Дединово В.А. Олоновского. 7 апреля 1921 года она умерла при родах. Есенин, узнав об этом, был поражён кончиной двадцатипятилетней женщины. И.В. Грузинов, старый приятель поэта, записал в тот день:
«Весна, Богословский переулок, дом 3.
Есенин расстроен. Усталый, пожелтевший, растрёпанный. Ходит по комнате взад и вперёд. Переходит из одной комнаты в другую. Наконец садится за стол в углу комнаты:
– У меня была настоящая любовь. К простой женщине. В деревне. Я приезжал к ней. Приходил тайно. Всё рассказывал ей. Я давно люблю её. Горько мне. Жалко. Она умерла. Никого я так не любил. Больше я никого не люблю».
Свидетельство Грузинова требует некоторого уточнения. Юноша Есенин любил девушку, а не женщину. К замужней Анне он ездить не мог – сельская учительница не могла рисковать своей репутацией, и никаких данных об этом нет. К тому же и любви между ними давно уже не было. Константиновская Марфуша докладывала матери поэта:
– Потеха, кума! Увиделись они, Серёжа говорит ей: «Ты что же замуж вышла? А говорила, что не пойдёшь, пока я не женюсь». Умора, целый вечер они трунили друг над другом.
Подтрунивали над собой Сергей и Анна летом 1918 года. К этому времени Есенин не только дважды женился, но и имел двоих детей – сына Юрия, трёх с половиной лет, и дочь Таню, только-только родившуюся.
Конечно, поэт был человеком эмоциональным, с тонкой психикой. Известие об уходе Анны в мир иной сильно расстроило его. Ведь она была не только его первой любовью, но и воспоминанием о юности, светлой и чистой. Песня и мечта уже давно были в прошлом. У дверей квартиры № 27 в Богословском переулке, 3, стояли реальные Екатерина Эйгес, Надежда Вольпин и Галина Бениславская. А где-то за ними просматривалась фигура неподражаемой американской босоножки Айседоры Дункан. Когда тут горевать о простой русской женщине!
Роман в письмах. В июле 1912 года шестнадцатилетний Есенин приехал в Москву. Первое время жил с отцом в Большом Строченовском переулке, 24. Александр Никитич пристроил сына в контору мясной лавки Н.В. Крылова. «Но такая работа, – рассказывал позднее Есенин, – мне очень не понравилась, самый запах сырого мяса был противен».
С. Есенин, 1914 г.
Окружение ни в конторе, ни по месту жительства ничего не могло дать юноше с высокими потребностями и тонкой, легко ранимой психикой. Свою неудовлетворённость бытием Сергей изливал в письмах единственному другу: «Дорогой Гриша! Ты тоже страдаешь духом, не к кому тебе приютиться и не с кем разделить наплывшие чувства души; глядишь на жизнь и думаешь: живёшь или нет? Уж очень она протекает однообразно. Ну, ты подумай, как я живу, я сам себя даже не чувствую. “Живу ли я, или жил ли я?” – такие задаю себе вопросы, после недолгого пробуждения. Я сам не могу придумать, почему это сложилась такая жизнь, именно такая, чтобы жить и не чувствовать себя, то есть своей души и силы, как животное. Я употреблю все меры, чтобы проснуться».
Кроме окружения, юношу не устраивали и отношения с хозяйкой, женой Крылова, которая требовала, чтобы при её появлении все работники вставали. Отец пробовал увещать его:
– Ты что же творишь, сынок?
– А я поэт, – отвечал Сергей, – вставать не буду и вообще – ухожу, чтобы стать знаменитым.
Александр Никитич пытался вразумить упрямца:
– Сын, и я читал и Пушкина, и Лермонтова, и Толстого. Знаешь, в чём правда? Они помещиками были, и на каждого работало по триста человек. А на тебя кто будет работать? Ты же с голода умрёшь.
