– Что ты с ним сделал? – негодует жена. – Ты его никогда не любил.

А мне и ответить-то нечего. Жалко Майка. Аж до слез. Лежит такой тихий. Несчастный, дохлый. Лучше бы мурчал и мяукал. Всегда. Даже ночью. Жена плачет. Надо ж похоронить его теперь. Если б я знал, что кот так скоро сдохнет, не вел бы себя с ним так по-хамски. Не гонял бы из кухни и с кровати, кормил бы еще чаще. Бедный-бедный Майк. Начинаю машинально гладить пузо мертвого котика.

И тут наш покойник натурально оживает. Легкая судорога проходит по пушистому телу, и я снова слышу довольное трансформаторное мурчание. Я хватаюсь за тапку. «Дохлый» Майк резво вскакивает на лапы. Ольга виснет у меня на руке.

– Убью, – кричу я сквозь смех, – артист хренов!

Больше старина Майк нам своего трюка не показывал. Видимо, моя реакция его не вдохновила. Но я его с тех пор зауважал. Талантливая зверюга. В первый раз я увидел, как коты притворяются мертвыми, хотя в детстве постоянно жил с этими мурчащими тварями. Старый клоун чудесно разыграл перед нами (как перед мышами) «Похороны кота» Василия Жуковского. Стоит добавить, что происходило это действие на улице Жуковского.

А еще больше я зауважал Майка после того, как за ним пришел отдохнувший и загорелый Панкер.

– Где мой котик? Где мой Майкуша? Этот упырь наверняка обижал тебя, – едва протиснувшись в дверь, стал причитать двухметровый хозяин карликового бегемота. – Иди ко мне, мой котик. Иди ко мне скорее. Поедем домой.

Но Майк (наряженный по случаю отъезда в черный бархатный бант) не торопился возвращаться домой. У него были другие планы. Сначала он испуганно попятился от Панкера в спальню, а когда тот зашел за ним следом, лохматой молнией пронесся по коридору в столовую и забился под буфет. Мы с женой от смеха тихо съехали по стенке на пол. Панкер, никак не ожидавший такого развития событий, сначала остолбенел с фирменной глупой улыбкой на лице, но собрался и, кряхтя и ругаясь, полез на четвереньках шарить длинной рукой под буфетом.

– Кис-кис-кис! Майкуша! Это же я, дурачок! Поехали домой! Что ж ты царапаешься, гад!

Тут мы узнали, что Майк умеет не только мурчать и мяукать, но еще и шипеть, фыркать и вопить. И царапаться, и кусаться. Бедный Панкер оконфузился по полной. Когда я отсмеялся, мне стало его так жалко, что вся злость куда-то ушла. Это вообще его отличительная черта. На Панкера невозможно долго сердиться. Кота он в тот раз все-таки вытащил, сунул под мышку и унес, не прощаясь. Больше он мне Майкушу не подкидывал. Боялся, что я его ему не отдам. И правильно боялся. Майка уже давно нет на этом свете, но мы часто его вспоминаем. Жутко талантливый был кот.

«Нам всем бывает нужно поплакаться кому-то в жилет, и если хочешь, ты можешь взять жилет у меня».

Журналист, музыкальный обозреватель, переводчик. Родился в 1975 году в Москве. Окончил МНЭПУ. Сотрудничал и работал в штате в разных газетах и журналах («Московские новости», «Ведомости», «Время новостей», «Российская газета», Where Moscow, Play, Billboard, «Музыкальная жизнь» и т. д.). В его переводе опубликованы автобиографии Эрика Нлэптона и Мэрилина Мэнсона, биографии Джона Леннона, Робби Уильямса, Led Zeppelin, AC/DC и др., а также исследования «Нак музыка стала свободной» Стивена Уитта, «Тинейджеры» Джона Севиджа и др. Автор документального романа «Человек в бандане» о борьбе с раком. Лауреат премии журнала «Октябрь» в номинации «Критика» (2017).

I. Басист великой группы

Нет, ну надо же: пригласили работать в магазин гитарный. Консультантом. В зале то есть торчать. Торговом. «Пионерам» гитарки показывать. И дол-боящерам седеющим – безладовые басы и пятиструнки. Когда предложили – не понял поначалу, мастер-класс, что ли? Так это запросто… а, вон оно что… не, ну как язык только повернулся? Его, Генделя, так опустить…

А с другой стороны – ну кто его уже знает? «Пионеры», молодежь в смысле, – уж точно нет. Долбо-ящеры, может, и помнят. Консультант-приманка.

Пока так думаешь-думаешь, пока возмущаешься про себя – в смысле не вслух и в смысле «как дошел я до жизни такой», – сваливается имейл.

«Дорогой, Геннадий!!! Ваша аранжировка, нашей Песни шикарно!!! Но, нам неподходит именно такой, саунд, он к сожалению слишком, “винтаж”. Извиняюсь за беспокойство но требуеться срочно, переделать, что бы по-модней! Ваша…»

Писать по-русски научись грамотно, подумал Гендель. Письмо в корзину сразу, сразу, чтоб не видеть и не вспоминать никогда, аванса так и не дали, суки, жлобье, страну разворовали, а двести баксов за аранжировку зажопили, суки… Тихо-тихо, не кипятись, давление, все дела. Тихо. Ладно, еще одна «шикарная халтура» накрылась. Ничего.

Кризис, мало заказов на аранжировки песен – даже у таких фифочек, у которых мужья на частных самолетах в «Розу Хутор» возят любовниц, а они тут поют пока что, в творчестве такие все, реализуются, типа, тупицы.

Партию безладового баса уже давно никто не приглашает сыграть. Кому нужен этот живой бас, если по радио и в Сети все равно его не слышно. Так они думают, сука, лохи неграмотные.

«Без дела не останешься, ты ж басист великой группы! Не баран чихнул!» Когда десять лет назад эта самая «великая группа» распалась, ему все это говорили. И в глаза, и за глаза. Некоторые критиканы, правда, что-то там поскрипывали, дескать, не такой уж он и виртуоз, что у них там за партии-то, не Жако Пасториус, поди. Как Пол Маккартни, скорее: в своих песнях блистает, ну а в других-то, где нотки похитрее выигрывать надо, там-то как? Он вообще умеет что-нибудь играть-то, кроме песен своей группы?

Ну ерунда ж. Играл же в разных группах, и рок, и фанк, слух есть, вкус есть, звук свой, с острой атакой, металлический такой, слэп, но не слэп, а мастерство не пропьешь. Тем более что он и не пьет давно. «Я водочку не пью, ⁄ мне овощи и фрукты…»

А поначалу, после ухода, он правда в шоколаде как будто. Один продюсер-организатор концертов собрал супергруппу – из таких же, как он, из известных команд, или уволившихся, или у которых в основной группе затишье. И на свой же фестиваль поставил. Инфоповод, публикации, телесюжеты, все дела. Два года катали программу – правда, песни все старые из тех групп, откуда он и другие чуваки. Разные по стилю песни, программа пестрая. Слишком даже. «В русском роке вообще все группы особняком стоят», как сказал один умный человек. Что это за стиль вообще? Как настоящее искусство – не поддается имитации, но невозможно продать, как товар. И, на его вкус, у всех русских рокеров, кроме «Сонаты», тексты – как овсянка на воде: питательные, но пресные. Правду-матку рубить – ну кому это надо… Это русский говнорок. Вот в «Сонате» стихи пелись! Особенно те, которые эта барышня филологическая, Марьяна Набокова, писала – там история, сказки, мифы. Крутое месилово.

Супергруппы всегда недолговечны. За редким исключением: когда все строится на особо циничном договоре. Таком: тупо зарабатываем деньги чесом с хитами и ни на чем не заморачиваемся. Но тут другое – они еще довольно молодые, тридцать с небольшим максимум, энергия еще есть, идеи, желание двигаться вперед. Но уже груз хитов и прошлой славы. Ну и все ж уже крутые, взрослые, гордые, опытные. У каждого мнение – решающее, как ему кажется. Хоть больше никому так не кажется.

В супергруппе Генделю было интересно заниматься аранжировками. Он считал, что все должно звучать а-ля жесткая вторая волна британского хеви-метала – совершенно, к слову, бессодержательный термин, ибо все там группы довольно разные, но, короче, идеал Генделя – Judas Priest, эстрадная почти что мелодика в жестком звучании. В таком ключе что угодно сыграть можно, даже забавно получится. Но вокалист, красавчик-блондин в лосинах, считал, что да, эта самая «вторая волна» – отличный выбор, но ориентироваться должно не на «Пристов», а на кого помягче. Например, на Def Leppard.