– Возможно, я просто неудачно выбрала время. Если бы мистер Спарроу уже владел упомянутым вами экипажем, все могло бы сложиться совсем иначе.

Миссис Хилл пожала плечами.

– Боюсь, так уж устроен мир.

– Мы ведь только танцевали. Я не собиралась выходить за него замуж. Да и как я могла, если едва его знаю? Мне просто нравилось с ним разговаривать. Никто никогда раньше не искал моего общества и не слушал с интересом, что бы я ни говорила. Он заметил меня и заставил улыбаться, чем заслужил презрение окружающих. А я была так потрясена их предубеждением, что приняла поражение и убежала. Это была несправедливая плата за его доброту.

– Ну, что сделано, то сделано.

Миссис Хилл встала – у нее было много работы, а из холла уже слышался нетерпеливый голос Лидии.

– Случались вещи и похуже, и мужчины и женщины доживали до того, чтобы рассказывать всем свои истории. Но я надеюсь, вы пойдете на бал, а не останетесь дома размышлять о том, чего уже нельзя изменить. И я думаю, вам стоит надеть ваше новое платье. Оно идет вам, а сейчас просто зря висит в шкафу.

В течение следующих нескольких дней мысли Мэри метались туда-сюда – она никак не могла решить, последовать совету миссис Хилл или нет. Иногда Мэри трепетала, размышляя о новом бале, ведь она уже испытала на себе опасности и унижения, подстерегающие неопытных девиц. Но другая часть ее была охвачена желанием спрятаться ото всех. Мэри подозревала, что если не пойдет, то ей будет легче отказаться в следующий раз, а затем и в следующий – до тех пор, пока она не превратится в полную затворницу. Нет, чего бы ей ни хотелось, но она должна была пойти.

Хотя в конце концов она и убедила себя в правильности решения, ничто не могло заставить Мэри надеть золотое с кремовым платье. Его нежная красота не соответствовала ее настроению. Вместо этого, не обращая внимания на мольбы миссис Хилл, она надела простое платье и закрутила волосы в некрасивый узел на затылке. Взглянув в зеркало, она увидела бесцветную девушку с бледным лицом и в непримечательном одеянии. В ней не было ничего такого, что могло бы привлечь чье-либо внимание; даже самой себе она казалась почти невидимкой. Несколько мгновений Мэри просто смотрела на свое отражение без всякого выражения, а затем сунула очки в маленькую сумочку. Не было никаких причин не брать их с собой.

По дороге в Меритон она почти ничего не говорила, но мать и сестры с лихвой компенсировали ее молчание. Китти и Лидия, решив не пропускать ни одного танца, уже спорили, с кем и в каком порядке им танцевать. Миссис Беннет не скрывала своего нетерпения увидеть наконец мистера Бингли и заявила, что ей почти так же не терпится познакомиться и с остальными членами его компании, ибо кто знает, может быть, в ней найдется еще один достойный молодой человек? Джейн и Элизабет отказывались думать о том, что сулит им бал, однако Мэри показалось, что даже в них она уловила волнение. Только она не почувствовала ничего, когда экипаж, наконец, въехал в деревню.

В залах Меритона было так же жарко и людно, как Мэри помнила. Зеленые ветки на стенах были столь же очаровательны, свечи столь же бесчисленны и, судя по выраженному запаху горелого жира, как и прежде, так же дешевы. Через большие двойные двери она увидела, как и в прошлый раз, накрытый на столе щедрый ужин. В центре бального зала пары уже начали занимать свои места для следующего танца. Все было так же, как и тогда, когда Мэри была здесь в последний раз, но на этот раз она лучше понимала, где ее место. Она решительно направилась к стульям, на которых расположились чьи-то матери, тетки и бабушки, и принялась искать место, чтобы сесть среди них. Ее сестры тоже претендовали на эти места, однако Мэри понимала, что они будут использовать их только набегами, чтобы отдохнуть между танцами и оказаться на более выигрышной позиции, прежде чем появится другой партнер и увлечет их на паркет. Мэри, подозревавшая, что ее пребывание здесь продлится дольше, устроилась на стуле, стоявшем чуть в стороне от входа – там она надеялась быть менее заметной.

Так она и провела около получаса: присоединиться к оживленной толпе на паркете ее не приглашали. Устремив взгляд на музыкантов на балконе, играющих с такой энергией, Мэри почти чувствовала жар их усилий. Возможно, подумала она, именно там, наверху, ей и следовало быть – заниматься делом, которое доставляло бы ей удовольствие, вдали от неудач, подстерегавших внизу. Углубившись в размышления, Мэри все же уловила возникшее возбуждение в кружке сидевших рядом женщин. Проследив за их взглядами, кивками и жестами, она увидела, как в комнату вошла небольшая группа людей и остановилась, принявшись наблюдать за происходящим. Никого из них Мэри не узнала, но по одежде и манере держаться можно было догадаться – на бал, наконец, прибыли мистер Бингли и его друзья.

Мистер Бингли – ибо, когда он стоял впереди небольшой группы, подталкивая их вперед, можно было почти не сомневаться в том, кто он такой, – оказался красивым молодым человеком с веселым, обаятельным выражением лица. Позади него стояли две женщины, одетые по первой моде, и Мэри решила, что это его сестры. Им гораздо меньше, чем брату, хотелось нырнуть в переполненный людьми зал. Ни одна из них не улыбалась. Троицу сопровождали еще два джентльмена. Один из них, который, как выяснилось позже, был мужем старшей сестры, не привлек особого внимания, однако другой быстро приковал к себе взгляды всех присутствовавших в комнате. Этот мужчина был высок, красив, а также известен всем как владелец прекрасного поместья в Дербишире. Какое-то время его внешность и история привлекали внимание мужчин и возбуждали интерес женщин, однако манеры мистера Дарси быстро свели на нет всеобщее одобрение. Выражение его лица было серьезным и суровым, а сам он не делал никаких попыток снискать расположение публики и, в отличие от своего друга, казалось, совсем не получал удовольствия от своего положения. Готовность мистера Бингли угождать и довольствоваться предлагаемым вниманием была встречена гораздо более охотно. Он позволил представить себя всем, кто только пожелал познакомиться с ним, похвалил убранство зала, живость музыки и богатый ужин; а когда объявил о своем намерении участвовать в каждом танце, его победа над своим задумчивым и молчаливым другом стала окончательной.

Не ускользнуло от всеобщего внимания и то, что мистер Дарси танцевал только с женщинами из своей компании, в то время как мистер Бингли выбирал партнерш из числа меритонских дам. Мэри смотрела, как он повел Шарлотту Лукас на паркет. Это был неожиданный жест – его выбор Джейн для следующего танца, казалось, больше соответствовал естественному порядку вещей. Джейн, подумала Мэри, была сегодня особенно привлекательна, ее холодная и невозмутимая красота казалась особенно притягательной среди шумихи и жара бала. Бингли танцевал с ней с явным удовольствием и, казалось, не хотел отпускать, ища ее общества даже после того, как танец закончился, и разговаривая с ней с большим оживлением. Сама же Джейн лишь скромно отворачивалась от его оценивающих улыбок. Он позовет ее снова, подумала Мэри, если не сейчас, то позже. Это будет победоносная ночь для Джейн.

Она удивилась, когда к ней подсела Шарлотта Лукас. Мэри избегала ее с последнего бала. Она не сомневалась: в том, что произошло тогда, во многом виновата она сама, однако часть вины возлагала и на Шарлотту. Сквозил ли намек на удовольствие в том, как она высказала Мэри свое предупреждение о Джоне Спарроу? Звучала ли нотка зависти в ее настойчивом требовании, чтобы Мэри отказала ему? Это были недостойные мысли и Мэри стыдилась их высказывать, но, не имея пока возможности избавиться от них, она решила не находиться рядом с Шарлоттой до тех пор, пока не с ними не справится. Однако, поскольку мисс Лукас приветствовала ее с явным дружелюбием, Мэри решила сделать все возможное, чтобы ответить ей взаимностью.

– Ты спряталась в этом укромном уголке, – начала Шарлотта. – Уверена, что правильно поступаешь? Никто не позовет тебя танцевать, если ты невидима для человеческого глаза!