– Ты в порядке, Мэри? Я видела, как ты танцевала. Кажется, тебе было очень весело. Что-то случилось?

– Нет, Лиззи, совсем ничего. Я вполне всем довольна.

– Ты вовсе не выглядишь довольной. Я собираюсь пойти станцевать последний раз, Не хочешь присоединиться?

– Спасибо, но нет. Я больше не буду танцевать.

Наконец, когда вся еда была съедена, а все приличное вино выпито, бал подошел к концу. Музыканты заиграли «Боже, храни короля», и слуги принялись задувать свечи.

Мэри последовала за сестрами в холл, где гости яростно копошились в груде плащей и пальто. На передовой Китти храбро вытаскивала любую одежду, которую ей удавалось узнать.

– Мэри! Ты тут? Держи свой плащ!

Китти бросила его через головы стоящих позади нее людей, но Мэри не успела его поймать. Чужая рука взмыла в воздух и сделала это за нее. Подняв взгляд, Мэри увидела Джона Спарроу. Не говоря ни слова, он протянул ей плащ. Так же молча она приняла его, затем он безучастно кивнул ей и исчез.

По пути домой Лидия находилась в своем лучшем расположении духа. За весь вечер ей пришлось просидеть только два танца и удалось познакомиться с тремя новыми офицерами, о которых она до сих пор и не слышала. Лидия потчевала сестер подробным отчетом о своих успехах, но те не были очень внимательной аудиторией. Джейн и Китти вскоре уснули. Элизабет смотрела в окно, а Мэри играла со своими перчатками, сплетая пальцы вместе и вновь расплетая их. Мысли ее витали далеко. Наконец, задетая невыносимым отсутствием интереса к своим победам, Лидия огляделась в поисках подходящего предмета для насмешек.

– А что же ты, Мэри? Я видела, как ты танцевала с двумя кавалерами, хотя, надо заметить, один из них был школьником, а другой – лавочником. Какой триумф на твоем первом балу!

Мэри со злостью бросила перчатки на колени, на что и рассчитывала ее сестра.

– По крайней мере, они оба были джентльменами, чего нельзя сказать о некоторых партнерах, с которыми ты так отчаянно желала быть увиденной!

Лидия, предпочитавшая ссору тишине, громко рассмеялась.

– Ты же не хочешь сказать, что мистер Спарроу – джентльмен? Даже ты не можешь так считать. У его отца магазинчик в Хартфорде. Полагаю, мы можем с нетерпением ждать, когда ты будешь там работать, днем бегая в зеленом фартучке, а по ночам сверяя счета?

– Видимо, ты забыла, – ответила Мэри, – что у нашего дедушки была контора в Меритоне, а дядя до сих пор ее содержит. Разве ты не считаешь их джентльменами?

– Право, Мэри, как тебе не стыдно! – воскликнула миссис Беннет. – Твой дед был адвокатом, как и твой дядя. Это настоящая профессия, не то что торговля.

– А как же дядя Гардинер? Он же торговец, не так ли? – возразила Мэри, разъяренная в той же степени, что и ее мать.

– У него свои склады! – воскликнула миссис Беннет. – И огромный дом на Грейсчерч-стрит. Это совсем разные вещи.

– Во всяком случае, – заключила Лидия, довольная тем, что все рассержены, – если мне когда-нибудь понадобятся очки, а я искренне надеюсь, что этого никогда не случится, я непременно обращусь к вам. Надеюсь, за такое близкое родство мне предложат приличную скидку.

Миссис Беннет, все еще страдая от тех оскорблений, которые, как она полагала, были нанесены ее семье, презрительно покачала головой. Ничто не было важнее для нее, чем благополучно выдать замуж дочерей. Однако было немыслимым, что одна из них свяжет себя с человеком, который выписал счет мистеру Беннету.

– Я танцевала с ним всего два раза, – сказала Мэри тихим, обреченным голосом.

– Это вдвое больше, чем я позволила бы, если бы вовремя вас увидела, – заявила миссис Беннет. – Не желаю больше слышать об этом мистере Спарроу. По правде говоря, я поражена его самонадеянности.

Мэри не произнесла больше ни слова. По прибытии в Лонгборн она спешно поднялась в свою комнату и закрыла за собой дверь. На стук миссис Хилл она не ответила, и какое-то время просто смотрела в темноту сухими глазами. Затем зажгла свечу и разделась. Мэри повесила новое платье, и его золотые нити какое-то время еще блистали в свете свечи, пока она, наконец, ее не задула.

Мэри избегала всех попыток миссис Хилл выяснить, как прошел бал. Она то пряталась в своей спальне, ссылаясь на головную боль, то уходила в сад, гуляя в одиночестве среди кустов. Что могла она сказать, чтобы не повлечь о себе дурные мысли? Она нанесла оскорбление человеку, который так хорошо с ней обращался. Он искал ее общества, когда никто другой и не думал о ней, а она наградила его самым отвратительным отказом. Ей было стыдно. Почему она так быстро сдалась после предостережений Шарлотты Лукас? Почему так покорно отступила, боясь неодобрения матери? Не то чтобы это было ей в новинку. Мэри была уверена, что ни Элизабет, ни Лидию не удалось бы запугать так легко, в то время как ее… Мэри покачала головой, презирая себя за слабость.

В дни после бала не было ни единого момента, когда она не мучилась бы чувством вины или злости по отношению к себе. На третью ночь, уже приготовившись ко сну, она придвинула стул к окну спальни, открыла его и уставилась в темный, безмолвный сад. Так вот кто она? Трусиха, у которой не хватило смелости следовать собственным желаниям? Глупая девчонка, которая была слишком застенчива, чтобы довериться собственным суждениям, и слепо подчинилась тому, что сказали ей другие люди?

Мэри вдохнула прохладный ночной воздух и плотнее закуталась в шаль. Совсем не так она чувствовала себя, когда Джон Спарроу пригласил ее на танец. Тогда она была бесстрашной. Тогда она знала, чего хочет. Прикусив губу, она заставила свой разум проясниться. Мэри была вынуждена признать: ее разум вообще не сыграл никакой роли в том, что произошло. Когда мистер Спарроу пригласил ее во второй раз, когда он протянул ей руку, она не обратилась к своему разуму, которым всегда так гордилась. Она ничего не обдумывала. Она не колебалась между «да» и «нет». Она не думала о том, как это будет выглядеть, или о том, что скажет ее мать. Она вообще ни о чем не думала; ею полностью управляли чувства. Ею двигало лишь удовольствие, которое она испытала, когда мистер Спарроу пригласил ее на танец, и радостное возбуждение, которое росло в ней, когда она следовала за ним в толпу.

Пока это продолжалось, все было чудесно. Дрожь восторга пробежала по ее телу, едва она вспомнила, что почувствовала, когда он улыбнулся ей. Но затем вмешалась Шарлотта, и Мэри сдалась, и в итоге оба оказались унижены. Что касалось ее самой, Мэри была почти уверена, что сможет это вынести. Однако ей было невыразимо больно от мысли, что она причинила боль Джону Спарроу, чьим единственным грехом было внимание, проявленное к ней.

Мэри встала и принялась расхаживать по спальне. Такое ужасное событие никогда не должно повториться. Это она была во всем виновата. Эмоции предали ее. Глупые, неуправляемые чувства привели ее к ошибке, причинив страдания человеку, который этого не заслуживал. Этим чувствам больше нельзя было доверять. Они должны быть приручены и задавлены, а сама она должна была найти другую, более надежную, опору.

Мэри села за стол, и ее взгляд упал на кучу сваленных на нем томов. Она нежно провела рукой по их корешкам, и тут ее осенила идея настолько очевидная, что невозможно было понять, почему это не пришло ей в голову раньше. Ее спасут книги. На их страницах она найдет все, что нужно, чтобы уберечь себя от дальнейших ошибок. Писатели, чей потенциал намного превосходил ее собственный, могли сказать ей, как быть. Их выводы могли направить ее, показав, что она должна сделать, чтобы поступать правильно. В одно мгновение она поняла, что книги, которые она так жадно поглощала, были не просто интеллектуальными абстракциями. Такой вдумчивый читатель, как она, мог бы относиться к ним как к справочникам – к руководствам по обучению, из которых можно было бы извлечь правила для спокойного и рационального существования.