Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Зачем оно тебе, раз ты здесь?

— О нет! Мне дорого все, что связано с тобой, — ответил я, — особенно, когда мы расстаемся. Еще один подарок на память не будет лишним.

С этими словами я взял неоконченное письмо, уместившееся на одной страничке, сжал его в руке, поцеловал и, спрятав на груди, произнес:

— Позже, когда ты будешь далеко, я прочту его.

— Ты найдешь в нем лишь то, что я скажу тебе здесь и сейчас, родной: я люблю тебя, я буду всегда любить тебя на земле и вечно — на том свете.

На лестнице послышались шаги, и в комнату вошел Грасьен.

— Карета госпожи графини подана, — доложил он.

— Могу я остаться в этой комнате после того, как ты уедешь? — спросил я Эдмею. — Она наполнена твоим ароматом, и мне будет казаться, что ты еще здесь.

— А я-то полагала, что люблю тебя сильнее, чем ты меня, — вздохнула Эдмея и прибавила с милой улыбкой: — Макс, я признаю свое поражение. Ты доволен?

О да, я был бы доволен и даже чувствовал бы себя всемогущим, как Бог, если бы змея не терзала мое сердце.

— Уходи, — сказал я, — а то у меня не хватит духа расстаться с тобой. Вот только…

— Что?

— Я буду восьмого ноября рядом с тобой, у Грасьена, несмотря на то что граф еще не уедет.

— Приезжай седьмого вечером, и, что бы ни случилось, я забегу к тебе на минуту.

— О! Ты обещаешь, не так ли?

— От всей души.

— Хорошо, а теперь ступай. Мне уже легче, так как теперь я уверен, что снова увижу тебя.

— Любимый, — произнесла Эдмея, глядя на меня с тревогой и качая головой, — я повторяю: ты что-то знаешь, но не хочешь мне говорить. Впрочем, это не так уж важно! Я люблю тебя, ты любишь меня, а все остальное в руках Бога.

Затем она поцеловала меня в лоб и удалилась.

Я остался один, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам и постепенно стихающему шуршанию шелкового платья, и продолжал сидеть на том же месте, где только что моя возлюбленная обнимала меня. Когда я закрывал глаза, мне казалось, что она все еще рядом.

Если бы я последовал за ней, мое сердце, наверное, разорвалось бы от горя в миг ее отъезда либо я бросился бы под колеса кареты, увозившей ее от меня!

Услышав шум экипажа, выезжавшего из главных ворот гостиницы, отчего задрожали стекла в окнах, я прошептал:

— До свидания, а вскоре я скажу тебе «прощай!».

По мере того как этот звук становился все тише, мое сердце все сильнее сжималось. Я провожал Эдмею три раза вместо одного: сначала — на дороге, затем — в гостиничном номере и, наконец, когда смолк стук колес экипажа. Таким образом я старался хоть немного смягчить боль расставания, но вместо этого она стала еще более невыносимой.

Я полагал, что смогу остаться в этой комнате и провести в ней ночь, но через полчаса понял, что это невозможно, так велика была моя потребность в воздухе и движении.

Нас разделяло всего несколько льё, и следовало увеличить это расстояние: пока оставалась малейшая возможность снова увидеть Эдмею до того, как приедет ее муж, я не мог за себя ручаться.

По ее словам, г-ну де Шамбле, вероятно, скоро потребуются деньги для игры, и он снова покинет жену. Следовательно, я должен был отправиться в Париж и договориться с г-ном Лубоном, чтобы граф получил у него необходимую сумму.

Паспорт, как всегда, был при мне. Я поспешил на почту и взял там напрокат кабриолет и лошадей.

Я ехал на почтовых всю ночь, надеясь, что физическая усталость победит или хотя бы облегчит душевную боль.

Экипаж доставил меня в Руан перед отправлением первого поезда, и в полдень я уже был в Париже.

По дороге, на одной из станций, мне показалось, что в окне встречного поезда промелькнуло лицо г-на де Шамбле.

Вместо того, чтобы в этом убедиться, я отвернулся: граф внушал мне глубочайшее отвращение.

Ах, если бы он уехал до 8 ноября, чтобы в этот роковой день я мог находиться подле Эдмеи!

Однако граф написал, что пробудет в Берне неделю. Как бы то ни было, я поспешил к своему нотариусу. Господин Лубон был готов предоставить в распоряжение г-на де Шамбле сто тысяч франков.

Я полагал, что для игрока этих денег окажется достаточно.

После встречи с нотариусом ничто больше не удерживало меня в Париже. В течение дня я сделал несколько покупок, не сомневаясь в том, что если ожидаемое несчастье произойдет и я не умру от горя, мне придется покинуть Францию.

Я приобрел два ружья и карабин, пополнив свой запас оружия, и заказал себе дорожный несессер — на это ушел весь день 3 ноября.

Вечером я отправился в Оперу, но вышел из зала еще до того, как отзвучала увертюра.

Мне пришло в голову, что следует уговорить кого-нибудь из лучших парижских врачей поехать в Берне, как бы дорого это ни обошлось. Но каким образом обосновать свою просьбу? Женщина, к которой я хотел пригласить врача, была полна сил и не жаловалась на здоровье. Я мог сослаться лишь на пророчество, полученное с помощью магнетического воздействия, но медики не признают магнетизма. Любой врач, к которому бы я обратился, принял бы меня за сумасшедшего.

Рой мыслей лихорадочно кружился в моей голове, не давая уснуть. Утром я почувствовал себя разбитым, но было уже 4 ноября.

Я уехал из Парижа с одиннадцатичасовым поездом, следовавшим в Руан. В Руане я сел в тот же самый кабриолет, который нанимал в Кане, приказал запрячь в него почтовых лошадей и в тот же вечер прибыл в Рёйи.

Вероятно, я ужасно изменился, так как, увидев меня, Альфред сразу же спросил:

— Ты страдаешь?

— В моей душе сущий ад, — ответил я.

— Господин де Шамбле вернулся второго.

— Я знаю, но переживаю не из-за этого.

— А из-за чего же?

— О! Ты ничем не сможешь мне помочь.

— Ты ошибаешься: если я узнаю причину твоего горя, то смогу разделить его с тобой, — возразил Альфред.

— Ты прав, — согласился я и бросился в его объятия. — О друг мой, мое сердце разрывается от отчаяния!

Я рассказал Альфреду все.

Мне думалось, что этот скептик посмеется над моими мучениями, но он заплакал вместе со мной.

— Ты очень любишь эту женщину? — спросил мой друг.

— Даже если бы я сказал «Больше чем жизнь!», я бы ничего не сказал.

— Ты нашел какой-нибудь выход?

— Нет. Разве можно перехитрить смерть?

— Ты считаешь, что такая угроза действительно существует?

— Друг мой, предчувствия Эдмеи еще ни разу меня не обманули. Я уверен, что ее жизнь в опасности.

— В таком случае, надо предусмотреть все заранее.

— Я уже все предусмотрел.

Я поведал Альфреду о своих приготовлениях к отъезду. Он изучил мои рекомендательные письма, векселя и паспорт.

Дойдя до паспорта, мой друг произнес:

— Постой, нам следует позаботиться еще кое о чем.

— О чем же?

Альфред позвонил, и тотчас же появился слуга.

— Скажите моему секретарю, — распорядился Альфред, — чтобы он прислал мне чистый паспорт.

Вскоре слуга принес печатный бланк.

— Садись за стол и заполни этот паспорт своей рукой, — велел мой друг.

— Зачем?

— Затем, что, если тебе придется что-нибудь туда вписать, новая запись должна быть сделана одной и той же рукой.

Я безропотно повиновался, недоумевая, для чего это может понадобиться. Когда я заполнил документ, Альфред подписал его и разорвал мой прежний

паспорт.

— Ты веришь в Бога? — неожиданно спросил он.

— По-моему, я всего лишь суеверен, — ответил я.

— Черт возьми! — воскликнул мой друг. — Именно это меня и тревожит: верующие, в отличие от других, находят в себе силы для борьбы с унынием. Во всяком случае я рад, что послал тебе в Берне сельского кюре — он поддержит тебя и утешит в трудную минуту.

— Я знаю это и очень рассчитываю на него.

— Если бы я мог хоть чем-то помочь тебе, мой бедный друг, я сказал бы, что последую за тобой; но я буду только мешать. В чрезвычайных обстоятельствах, подобных тем, в каких ты сейчас находишься, лучше всего ни от кого не зависеть и самому принимать решения. Я не говорю о деньгах, и мне незачем повторять, что если тебе потребуется моя жизнь, то я отдам ее без колебаний. Помни, наконец, что ты мужчина, и мужественно жди дальнейших событий.

75
{"b":"7784","o":1}