– Если ты хочешь, чтобы я понесла наказание, приведи приговор в исполнение сам, – сказала Элисон, дрожащим голосом обращаясь к Хейки. Она старалась не показывать, что напугана, и по примеру Дарвина делала свой голос тверже. – На твоем месте мне было бы стыдно поручать это кому-то другому.

Ее слова задели Хейки, но не так чтобы очень. Бледные губы вампира скривились.

– Но ты не на моем месте, сестра, – объявил он с высокомерным видом. – А я не на твоем. Нам следует порадоваться, ты не находишь? Каждый из нас занимает свое место, каждому из нас отведена определенная роль. Вот ты, например, – длинный палец Хейки указал на нее, – играешь роль жертвы. А мы все, – вампир обвел руками комнату, – охотники. Что будет, если мы поменяемся местами? Неразбериха. Роль охотника предполагает быть проворным и хитрым, чтобы поймать добычу, а роль жертвы заключается в том, чтобы быть пойманной и убитой. Ты согласна со мной?

– Нет.

– Твое право, – улыбнулся вампир. – Однако ты уже поймана, а это значит, что свои роли мы отыграли блестяще. Но осталось еще кое-что. Роль жертвы также предполагает страдания. – Хейки хлопнул в ладони, и Дарвин, остановившийся на мгновенье, продолжил свой путь к Элисон.

«Я должна быть сильной, как тогда, в замке, – твердила она себе, закрывая глаза, чтобы не видеть, кем стал Дарвин. Кем стали все они. – Они не увидят моих слез и не услышат моих криков. Я не доставлю им такой радости».

Но младшая Ричи сама себе не верила. Тьма вела ее в ту ночь. Без нее она бы никогда не отважилась на побег и не обрела желание противостоять вампирам. Тьма обещала помочь, показала истинную цель… и бросила ее. Не стоило ей верить. Когда Темная впервые явилась к ней во сне, Элисон так и сделала. Она не поверила ни ее словам, ни ее лживой улыбке. Что же заставило младшую Ричи переменить свое мнение о Темной? Она и сама не знала, но вдруг стала слепо полагаться на ее лживые обещания. Внутри Элисон томилась сила, с которой ей все по плечу. Но, чтобы одолеть вампиров, понадобится поддержка Темной и практика… много практики.

А между тем Дарвин уже сидел возле нее. По его пальцам быстро перемещались бело-синие электрические заряды, как маленькие жучки.

– Если ты хочешь попросить у нас прощения, самое время начать, – подал голос Райнер. Элисон не ожидала, что он тоже здесь: до этого он ни разу не напомнил о себе.

Сощурившись, она вгляделась в темный угол, откуда шел его голос, и спросила:

– За что мне просить прощения? Я не сделала ничего плохого.

– Не сделала? – вмешался Хейки. Сегодня он вел себя почти как Райнер в обычное время: раздражался от любой мелочи и вспыхивал, как сухая ветка от слабой искры. Элисон догадывалась, что на этой пытке настоял именно он. «Ты подписала себе приговор», – сказал ей Хейки на прогулке. – Ты сбежала от нас! Твоя бывшая служанка могла помочь тебе обойти защитный барьер, но решение сбежать ты приняла самостоятельно! Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?

Происходящее напоминало судебный процесс. Однажды, перерывая книги в библиотеке, Элисон наткнулась на описание судебного разбирательства в одной из книг по истории Вейссарии. Само повествование показалось ей скучным и неинтересным, поэтому после прочтения первых страниц она закрыла книгу и взяла другую, про приключения. Однако кое-что младшая Ричи оттуда узнала. Она чувствовала себя обвиняемой, а ее братья играли роль судей, серьезных и бесстрастных. «Это непохоже на честный и справедливый суд», – подумала она. – У меня нет защитников и не будет. Меня судят не за серьезные преступления, а за какой-то побег». Разве можно винить ее в том, что она захотела свободы? Элисон полагала, что желание повидать другие миры не карается смертной казнью. Но если она ошиблась, то ее ждет смерть. И на этот раз ничто не вернет ее к жизни.

– Я не виновна, – повторила девушка. – Вам не за что судить меня. Вы не имеете такого права. Не лучше бы вместо того, чтобы винить во всем меня, вам бы задуматься, почему я захотела покинуть стены родного дома?

– Ясно почему, – холодно отозвался Хейки, – у тебя одна дурость в голове. Ты еще слишком юна и наивна, чтобы что-то решать. Захотелось ей свободы! Что тебя не устраивает? Ешь досыта, изучаешь искусство, имеешь столько нарядов, сколько сама пожелаешь, купаешься в нашем внимании – и тебе все мало?!

– Мне не нужны ни ваши наряды, ни богатства! А уж от вашего «внимания» больше вреда, чем пользы! Я всего-то хотела увидеть мир, который меня окружает! А может и не один. Это вы сидите на одном месте и не желаете видеть ничего вокруг! Но я – совсем другого склада! Мне хочется греться под лучами солнца, путешествовать, наслаждаться жизнью… Вы – мертвецы, и вам чужда сама жизнь. Вам неизвестно, что такое добро и сострадание, помощь ближним и дружба. И уж конечно вы не знаете, что такое любовь. Да и откуда? Превращение в вампиров лишило вас сердца. Мы могли стать настоящей семьей и любить друг друга. – Она почувствовала слезы на своих щеках, а затем и их соленый привкус на губах. – Но вы выбрали только себя. Не друг друга, не нас, а себя.

Если бы она могла, то ушла бы прямо сейчас. Злость волнами накатывала на нее, разбивая угнетенность и отчаяние, как бушующие волны – скалы. Хейки смотрел на нее и молчал. Райнер тоже не издавал ни звука. Элисон со слабой надеждой подумала, что ее речь где-то затронула их ледяные сердца, но потом Хейки сказал: – Дарвин, заставь ее замолчать и повиноваться, – и стало понятно, что в них ничего не дрогнуло.

Когда Дарвин коснулся заряженной рукой ее тела, Элисон закричала.

Он почти сразу убрал руку, и боль стала утихать. Но уходила она медленно и по-прежнему терзала тело. Младшая Ричи растянулась на полу, тяжело дыша и хватая ртом воздух, как утопающий. Ее губы растрескались, жажда царапала когтями рот и горло. Даже в пустыне не так сильно хотелось пить, как теперь.

– Я хочу… – еле слышно выдавила из себя Элисон.

– Что-что? – Хейки приложил руку к своему уху, хотя прекрасно слышал все, что она говорила. – Ты что-то хочешь сказать, моя дорогая? Извиниться?

– Воды… – шептала она, ощущая себя истощенной старухой как физически, так и душевно. Собственная слабость ее очень злила, но Элисон была не в том состоянии, чтобы проявлять эмоции. – Пить… – Ее рука потянулась к Дарвину, чье бледное лицо маячило перед ней в тумане. – Я хочу…

– Сначала я услышу извинения, – беспристрастно сказал Хейки. – Только потом ты получишь воду.

– Смотри не убей ее, – послышался встревоженный голос Райнера. – А то ты чересчур увлекся наказанием. Оставь мою невесту живой.

– Ничего с ней не случится. Не умрет она – уж больно разряды слабые.

– В прошлый раз ты тоже говорил расслабиться, а сам взял и убил ее!

Хейки проигнорировал справедливый упрек старшего брата и обратился к младшему:

– Что с ней?

– Пока жива, но может умереть, если я буду продолжать в том же духе.

– Ничего, пусть еще помучается – так она лучше запомнит урок.

– Дайте ей хотя бы попить! – громко возмутился Дарвин. – Обезвоживание убьет ее раньше, чем ваши попытки сделать ее покорной.

Хейки с неохотой согласился и что-то протянул ему. Темнота в комнате и туман в голове не давали разглядеть предмет, но Элисон и так сообразила, что Хейки передал Дарвину кувшин с водой. Вампир, осторожно придерживая ее за затылок, помог ей приподняться и отпить из него. Вот уже второй раз за ее жизнь вода кажется самым вкусным, что она когда-либо пробовала. Сердце бешено стучало и в груди, и в висках. Его оглушительный грохот и сумасшедший ритм младшая Ричи слышала в своей голове и едва оставалась в сознании. Даже после того, как она выпила воды, лучше не стало. Элисон чувствовала судорожные, хаотичные движения своих конечностей, и не знала, как остановить это.

– Давай еще, – потребовал Хейки у мага-стихийника.

– Хватит уже! – с негодованием вмешался Райнер. – Ты хочешь оставить меня без невесты?

Хейки наградил его взглядом, исполненным жгучей ревностью.