========== 1. Одно очень простое правило ==========

Игорь вталкивает пленника в квартиру и захлопывает дверь так, что на кепку сыплется штукатурка. Сам себя ругает за несдержанные эмоции.

Пленник стоит смирно, не шевелясь.

Игорь дает себе пару секунд на замереть и выровнять дыхание и сдергивает пакет с его головы.

Медные пряди, электризуясь, липнут, тянутся вверх за черным глянцем целлофана.

— Значит так, — рубит Игорь расстояние между ними. — Откроешь рот — убью. Попытаешься сбежать — убью. Вздумаешь подраться — ну, сам понимаешь. Где ты, никто не знает, но знают, что ты сбежал. Посаженный Громом шизик вырвался на свободу и попытался отомстить майору. Ни у кого и вопроса не возникнет по поводу твоего трупа в моей квартире. Понимаешь?

Игорь пытается найти взгляд Разумовского, но тот упрямо смотрит в пол, покорно склонив голову. Гром не верит этой покорности.

— Я грю, понятно тебе? Эй, шизик…

Игорь тянется поймать чужой подбородок, но Разумовский отшатывается. Медленно, словно заставляя себя, переводит взгляд с пальцев Грома на его лицо. Замирает.

Игорь не узнает этих глаз. Такие глаза бывают у заложников, пробывших в плену слишком долго, чтобы не поддаться искушению забыть, кем они были до.

— Вижу, что понял, — он старается не растерять холодной, пренебрежительной интонации. Стоит рассказать Разумовскому, зачем он здесь, стоит позволить ему осознать выгоду его положения, чтоб не спутал карты случайным выебоном, но Игорь почему-то не делает этого. — Шагай, — разворачивает за плечо и толкает в сторону комнаты.

В комнате молча разрезает накрученные подручными Фурии узлы. Разумовский — сжатая пружина — с напряженной неловкостью наблюдает, как скотч и веревки падают на дощатый пол. Не решается согнуть освобожденных рук, лишь осторожно разминает затекшие пальцы. Искоса следит за Громом, обходящим его.

— Ты — это… — Игорь проводит рукой перед своим ртом, пальцами повторяя форму последней детали, — сам дальше, короче, — Гром, за свою карьеру сломавший не одну челюсть, помыслить не может о том, чтобы сорвать широкую черную ленту с губ Разумовского. — Только не ори.

Разумовский поддевает щедро отхваченный Фурией кусок скотча, морщась, тянет в сторону.

Игорь, наблюдая за этим, чувствует себя преидиотски. Он теряется между стремлением вмешаться и необходимостью соблюдать правило. Придуманный им план прост, дерзок, но, увы, безумен даже для Чумного Доктора. Такой срабатывает только при неукоснительном соблюдении правил. Для каждого участника — свои. Несколько для Дубина, для Пчелкиной, для банды Фурии целый ряд, а для него — всего одно. Одно Очень Простое Правило.

Разумовский резким движением срывает скотч и тут же зажимает рот другой рукой. Его глаза начинают стекленеть.

— Вода там, — Гром выбрасывает руку в сторону кухни. Хмурясь, поворачивается вслед Разумовскому. Следит, чтобы его пальцы не начали шарить по столам и ящикам в поисках ножа. Но Разумовский, кажется, действительно слишком занят, чтобы думать о нападении.

Растрепанные пряди намокают и, спутанные, липнут к лицу.

На кухне громовской квартиры нет зеркала над умывальником. Но Игорь помнит комнату, где оно было.

Отражение Разумовского смотрит на него, растрепанного, вывернутого на изнанку произошедшим и бессильного перед осознанием этого произошедшего. Смотрит и вытирает щеку.

Разумовский смотрит на него.

Игорь моргает, прогоняя мираж.

— Что?

Разумовский на пороге его кухни мнется, безуспешно пытаясь вытереть руки краем дешевой синтетической футболки (где только Фурия ее взяла).

— Говори уже.

— Дай, пожалуйста, полотенце.

Игорь шагает за тряпкой, брошенной на спинке дивана, думая, что ни в голосе Чумного Доктора, ни в голосе Разумовского прежде не было этих тихих, глухих, покорных интонаций. Он протягивает полотенце на вытянутой руке. Он смотрит, как Разумовский честно и старательно трет лицо. Он думает, что всего минуту назад вопреки всем соображениям безопасности повернулся к серийному убийце спиной.

— Спасибо, — доносится из складок полотенца. — А можно… — смотрит поверх полотенца. — Можно в душ?

Гром вместо ответа проходит мимо, чтобы открыть воду в стоящей на кухне ванне и зажечь колонку; демонстративно не выпускает Разумовского из вида. Выбрасывает обгоревшую спичку, возвращается в гостиную и занимает одно из кресел у входа на кухню.

Разумовский смотрит на убегающую воду, а затем — на Игоря.

— У тебя в ванной двери нет, — сообщает Разумовский.

— Тебе не говорили, что ты очень наблюдательный?

Игоря бесит эта ситуация. Бесит, что какой-то его части она нравится; нравится, что у Разумовского не остается выбора, кроме как отступить или подчиниться. Но Разумовский не отступит. Он, думает Гром, намеренно пытается использовать их общее воспоминание против него. Молодец какой. Игорь на его месте сделал бы тоже самое.

— Ну, — кивает Игорь, — снимай одежду.

Помедлив, Разумовский откладывает полотенце на стиральную машинку. Затем, бросив короткий взгляд на ухмыляющегося Грома и повернувшись к нему спиной, стягивает мокрую футболку. Он не видит, как улыбка исчезает с лица Игоря.

Кровоподтеки на ребрах Сергея заставляют Грома в первую секунду мысленно помянуть банду Фурии, но он тут же замечает, что цвет некоторых синяков уже перешел в зелено-желтый оттенок. Да и жестокостью нанятая воровка не отличалась. Зато происхождение испуганной послушности Разумовского становится яснее.

Разумовский склоняется, чтобы снять брюки, и Грома выбрасывает из кресла. Он обнаруживает себя у кофеварки, мельком оборачивается на своего пленника — тот смотрит на него выжидающе-осторожно.

Чертыхнувшись, Игорь молнией пролетает над ванной, сгребая бритвы и пару пузырьков со средствами, выуживая из дальнего угла опустошенные бутылки и прихватывая даже какой-то затертый, некогда глянцевый журнал, служивший им подставкой. С шумом задергивает дешевую душевую штору, оставляя лишь узкое пространство для прохода.

— Прошу, — бросает он, не глядя на Разумовского. Выгружает добычу на столик у холодильника. Стоит, глядя в маленькое мутное окно, пока Разумовский за его спиной занимает ванну. Услышав, как тот задвигает штору, оборачивается.

Чужая одежда лежит на стиралке аккуратной стопкой.

— Игорь, — впервые за их встречу Разумовский называет его по имени. — А можно мне другую одежду?

Другую, думает Игорь. То есть его. Потому что чья еще тут найдется одежда, как не громовская. Но Разумовский не произносит «твою».

Игорь хмуро открывает шкаф, поглядывая в сторону кухни. Ну, и в чем он хочет видеть Разумовского? Или лучше сказать, в чем не хочет? Гром вытаскивает из небрежной стопки серую футболку и неопределенного цвета треники. Смотрит на вещи. Они не-яркие. Не-новые. Не-Разумовские. Шмотки, предоставленные Фурией, и то были больше в его стиле. Фурия вообще справилась бы с этим лучше него. Почему он вообще заказал ей только похищение и перевозку, но не хранение?…

— На.

Он шлепает подношение на каркас шторы, собираясь уйти.

— Игорь, а разве ты не должен следить за мной в оба глаза?

Ох, приехали.

Эти прохладно-наглые интонации слишком хорошо знакомы Грому, чтобы он позволил себе их проигнорировать.

Игорь отдергивает занавеску.

Руки Разумовского покоятся на бортиках заполненной до краев ванны. Он смотрит на Игоря с вызывающей усмешкой, и в безжалостных глазах нет ни тени затравленного Разумовского, которого Гром привел в квартиру полчаса назад. И оба они знают, что эти глаза Игорю снились тоже.

Разумовский закусывает губу и склоняет голову на бок.

Воспоминание обжигает чувством проигрыша, но Игорь и виду не подает. Улыбаясь, не разрывая зрительного контакта с Разумовским, опускается на край ванны и погружает руку в воду между его разведенных ног. Рукав стремительно намокает. Вода приходит в движение, устремляясь в канализацию. Гром поднимается и с триумфальным видом отшвыривает пробку для ванны. Та укатывается по кафелю далеко под стол.