— Ты не задержишься у меня, если будешь так относиться к работе. В твоих интересах не вести себя как болван, ты вряд ли найдёшь себе место получше, — насупился старик, и Римус взглянул на него, стягивая серые нарукавники.

Мистер Барлоу был ворчуном и скрягой, но он любил своё дело и делился кое-какими секретами с Римусом. Он довольно ровно отнёсся к пушистой проблеме своего подмастерья (Римусу было, с чем сравнивать), и уже поэтому был глубоко прав насчёт того, что такое место ещё придётся поискать.

— Это Дамблдор, — пояснил Римус примирительно, — я не знаю, как скоро освобожусь: думаю, там какие-то подробности по делу Сириуса. Не вижу других причин вызывать меня в Министерство.

Старик пожевал выцветшие губы, всё ещё недовольный, но имя Дамблдора само по себе было заклинанием, отпиравшим многие двери и сердца.

— Только и слышно — Сириус то, Сириус это, — проворчал он для порядка. — В субботу отработаешь, понял?

Римус кивнул, решив не тратить время на споры, хотя внутренне возмутился. Не очень-то он откровенничал с Барлоу, они работали в основном молча, каждый в своём углу, так что «Сириус то, Сириус это» — во всех отношениях укор беспочвенный, абсолютно несостоятельный.

Он прослонялся в атриуме полтора часа, прежде чем появился Дамблдор.

— Так и знал, что ты придёшь раньше, — он проницательно взглянул на Римуса, снедаемого напряжением и неизвестностью.

Римус не ответил. Дамблдор отвёл его к лифтам и под дребезжание отъезжающих дверок сказал:

— Его оправдали. Тебе нужно будет его забрать, Ида настояла на том, чтобы он не добирался один. Он в порядке, — заверил Дамблдор быстро, явно впечатлённый переменой в выражении лица Римуса. — Насколько можно. Скажем, он в своём уме.

Римус запустил обе руки в волосы. Чувство было такое, как перед самой трансформацией — все кости плавились разом, нутро горело, и потихоньку отъезжало сознание. Только трансформация всё не наступала и не наступала. Миссис Эттвуд — Ида — окинула его профессионально цепким взглядом, поджала тонкие губы и расколдовала сейф с крошечными, на один глоток, склянками разных зелий. Умиротворяющий бальзам скользнул по горлу мятным холодком. «Умойся и отправляемся», — велела миссис Эттвуд.

«Тебе нужно его забрать» значило то, что значило — отправились они с миссис Эттвуд прямо в Азкабан.

— Не вздумай мне там распсиховаться, — строго наказала она, быстро шагая по каменистому берегу к тёмно-серой глыбе от того места, где их выкинул порт-ключ. — Столько дементоров в одном месте — полное дерьмо, но поревёшь про свою тяжёлую жизнь дома, ладно, мальчик?

Римус покосился на неё украдкой. Они шли наравне, хотя его шаг был шире минимум раза в два. Маленькая, коренастая и энергичная, с суровым загорелым лицом, миссис Эттвуд явно повидала всякого на своём веку. Притом в её жёстких словах не было пренебрежения: может, она от Дамблдора знала, что ему есть, что вспомнить в присутствии дементоров. В любом случае, он не собирался при ней реветь.

Их осматривали и досматривали, чуть ли не препарировали, миссис Эттвуд сносила это всё привычно, и Римуса это немного успокаивало тоже. Наконец, они оказались в маленькой комнатке с тёмными резными деревянными стульями для посетителей и ещё полтора часа ждали, пока волшебники в серых форменных мантиях обработают документы, которые передала им миссис Эттвуд. Римус сидел неподвижно, уткнувшись носом в сложенные ладони, а внутри, казалось, беспокойно неутомимо грёб вперёд, приближая конец пребыванию в этом кошмарном месте.

С тех пор, как они переступили порог тюрьмы, он не встретил ни одного дементора — они, видимо, приглядывали за узниками, а не за посетителями. И всё равно, миссис Эттвуд не зря его предупреждала — незримое присутствие чёрных тварей довлело над всем Азкабаном, отпечатывалось на каждом камне, придавало воздуху сыроватый привкус потрошёной рыбы. Римус старательно выталкивал из сознания потери и ужасы войны, похороны Поттеров и мысль, что Сириус на них не попал.

Распашные двери в углу вдруг открылись, два волшебника в серой униформе сразу заполнили собой крошечное пространство комнаты ожидания.

— Это тебе, — сказал один, протянув миссис Эттвуд бумаги.

— Ага, — деловито кивнула она, проверяя комплектность. — На тебе лица нет, Джейми. Скоро конец смены?

— Через сорок минут, — пожаловался Джейми. — Сил моих больше нет.

И только тут Римус разглядел за их спинами Сириуса. Тот был бледный, как будто дементоры пили у него кровь вместе с воспоминаниями, и чуток смахивал на собственную посмертную маску, волосы у него здорово отросли, а запястья отощали, но в целом он был в порядке, как и обещал Дамблдор. Римус порывисто поднялся навстречу, и Сириус скорее упал, чем шагнул в его объятия.

«Будешь шоколадку?» — беспечно предложил между тем напарник Джейми, «Тошнит меня уже от шоколадок, Эд», — взмолился тот. «Детям вон дайте, пока они в обморок не попадали», — посоветовала миссис Эттвуд.

— Лучше сигаретку, — хрипло хмыкнул Сириус, выпуская Римуса из цепких объятий.

— О, жить будет, — рассмеялась она.

========== Часть 2 ==========

Как-то само собой вышло, что Сириус обосновался у него. Они не договаривались об этом, но Сириусу явно было не до всех его домов, в которых ещё попробуй наведи порядок после длительного отсутствия. То, что ему было бы куда тяжелее выходить из трехмесячного пике одному, подразумевалось естественным образом. И всё равно Римус чувствовал, что разрешает ему оставаться, потому что ему самому это нужно. Как будто в сошедшем с рельс мире Сириус был для него напоминанием о том, что даже после войны можно спасти какую-то часть своей жизни.

Первую неделю их всё равно коротило чуть что. Все эти темы, «почему ты мне не сказал» и «какого хрена ты попёрся к Хвосту один», ощущались острыми отломками осколочного перелома между ними, но всё срасталось быстро. Это же Сириус, господи, он никогда не мог злиться на него долго. Тем более, это была даже не злость — скорее, боль, острая едкая боль от того, что поставили не на того человека, что из-за этого погибли Джеймс и Лили, что Сириусу пришлось пройти через весь этот кошмар несправедливых обвинений и, к счастью, недолгого заключения. Сириус, конечно, свирепо огрызался в ответ, но эта боль у них была одна на двоих, и Римус догадывался, что он сам для него тоже был спасительным обломком нормальной жизни. Так что им ничего не мешало орать друг на друга, а потом трансгрессировать вместе в Косой переулок, чтобы поужинать.

Сириус чуть ли не на пороге Азкабана озадачился идеей искать работу, Римусу это казалось нелепым — он бы, если честно, для начала Сириуса отправил в Мунго на реабилитацию. Тот не спал практически вообще, а когда его всё-таки отключало от переутомления, просыпался белый и похолодевший и перекидывался в пса. Лучше бы орал, ей-богу — но нет, сворачивался на полу калачиком, уткнув нос в чёрный бок. Так он, как будто бы, мог Римусу не мешать отдыхать по ночам.

Римус-то отдыхал, конечно. Слушал, слушал в тёмной квартире, как пёс сопит в соседней комнате. Спит? Или опять уставился перед собой, ничего не видя?

Однажды они встретились ночью на кухне — Сириус крутил между пальцев незажжённую пока сигарету, Римус доставал себе стакан, чтоб налить воды.

— Ты категорически не хочешь пропить курс зелий? Хотя бы Умиротворяющий бальзам? — спросил он, почти не надеясь, и прислонился поясницей к столешнице.

— Да нормально всё.

«Всё», что входило в список «нормально» — это, видимо, фиолетовые подглазники и дотлевающий в яркой синеве отголосок ужаса от недавнего сна.

— Думаешь, долго так протянешь?

Сириус не ответил, зажал губами сигарету и прикурил — без фокусов, но с помощью пафосной серебряной зажигалки со львом.

Римус убрал свой пустой стакан в раковину и предложил наудачу:

— Хочешь, приходи спать ко мне.

Сириус прошил его взглядом, в котором была различима недоверчивая благодарность, но не спешил соглашаться, Римусу стало неловко.