Горгулья подавилась паролем и съехала в сторону, Римус с колотящимся от гнева сердцем мгновенно перемахнул лестницу и без стука ввалился в кабинет директора. Может, всё-таки надо было постучать — Дамблдор оказался там не один, в кресле съёжился зарёванный Снейп, но Римус только мазнул по нему взглядом. Ему нужна аудиенция немедленно. Он не будет ждать.

— Освободите его.

Дамблдор приподнял седые брови, приглашая объяснить внезапное вторжение, но Римус не собирался позволять себя усовестить.

— Вы понимаете, что я имею в виду. Блэк невиновен! Вы должны его освободить!

Они встретились взглядами — пронзительный лёд из-за очков-половинок и цунамически вздымающийся Римусов напор. Видимо, директор сообразил, что предложи он чаю, Римус запустит ему в голову заварником, и поэтому только указал на свободное кресло рядом со Снейпом.

— Боюсь, это не в моей власти. Может быть, присядешь, Римус? Вижу, тебе нужно высказаться.

Римус колоссальным усилием воли не отшвырнул чёртово кресло в сторону.

— Бросьте, профессор. Вы директор единственной магической школы Соединённого королевства, мы прошли через вас все — все. Сколько у вас учеников, последователей, должников? Ни один не может повлиять на Крауча?

Дамблдор вздохнул и помолчал, прежде чем что-то ответить, но эта пауза только разозлила Римуса ещё больше, и он вмешался, когда директор только-только открыл рот:

— Он не мог предать Джеймса! Джеймс и Лили были его семьёй!

Снейп в кресле дёрнулся, словно его ударили, и Римус вдруг вспомнил о нём.

— Ты-то знаешь наверняка: он никогда не следовал за Волдемортом! Скажи, — потребовал он от Снейпа, тот поднял на него чёрные воронки глаз, но Дамблдор не позволил ему ответить.

— Римус. Я знаю. Сириус никого не предавал. В последний момент мы сменили Хранителя — и, боюсь, Питер оказался ненадёжен…

Римус нервно провёл обеими руками по волосам, пытаясь сложить ситуацию по разломам тектонических плит. Питер! Вашу мать! Ладно, сейчас не до него…

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Как вы можете бездействовать! После всего, что он делал для вас! Его имя опорочено — и он в тюрьме, Дамблдор! Он в Азкабане! Пока вы пьёте чай, он сходит с ума!

— Видишь ли, — ровно заметил Дамблдор, будто они в классе трансфигурации, и Римус просто не справляется со строптивой мышью, — есть ещё один момент. Питер. И двенадцать маглов. Боюсь, это не менее серьёзный повод для заключения…

— Да ничего там не понятно! Ни одного свидетеля со стороны наших, что там было — чёрт разберёт, и один палец — слишком мало, чтобы делать выводы об убийстве, ради всего святого, Дамблдор! Я не верю!

Директор смотрел на него пристально, явно высчитывая вес его импульсивных заявлений.

— Он анимаг. Питер, — вдруг сказал Римус. — Его форма — крыса. Найдите того, кто расследует всё по совести, — надавил он, игнорируя изумление Дамблдора. — Если Сириус виновен — пусть всё остаётся, как есть, но если нет… Вы уже позволили Джеймсу погибнуть.

— Анимаг…

Дамблдор вообще слышал его?!

— Сириус и Джеймс тоже, не так ли? Не верю, что Питер одолел анимагию в одиночку… Неоднозначные детали. Посмотрим, что можно сделать, — он взглянул на Римуса прямо, и в его глазах на секунду мелькнула боль, — Пожалуйста, не думай, что мне всё равно. Я виноват в смерти Джеймса и Лили, я признаю. Я глубоко сожалею.

— Покажите мне это, — потребовал Римус, зная, что это отдаёт подростковой блажью, и покинул кабинет, потому что сказать ему было больше нечего.

В коридорах было людно — приближалось время ужина, студенты спешили в Большой зал. Римус протолкался среди малышни в красных галстуках, попутно нащупывая в кармане сигареты. Его всё ещё била мелкая нервная дрожь, как будто в каждой клетке угасало своё сотрясение.

Значит, это малыш Питер водил их всех за нос почти год… а они всем Орденом искали шпиона…

На улице было холодно, ветер резал кожу, а в картонной пачке не осталось ни одной сигареты. Во внутренний дворик со стороны виадука ввалились со смехом семикурсники-когтевранцы — наверное, у них только закончились вечерние пары ухода за магическими существами. Они были такие беспечные и живые, в толпе однокурсников кудрявый темнокожий мальчик обнимал за плечи рыжую смешливую подругу и худого красивого товарища с чёрными блестящими волосами, и Римус почувствовал бескомпромиссную тошноту.

— Римус! — вдруг окликнула его какая-то девочка и вынырнула к нему из потока однокурсников, которые уже толпились у дверей с явным желанием поскорее оказаться в тепле.

Круглолицая, бледная, с мягкой светящейся улыбкой и пушистыми непослушными кудряшками — Фелис Ботейн. Она занималась в его кружке домашних заданий, когда он ещё учился в Хогвартсе. Кажется, была влюблена в Сириуса. А кто не был.

— Лис, — поприветствовал он её.

Она оглядела его, всклокоченного, нервного, сжавшего пустую пачку из-под сигарет в кулаке, улыбнулась одними глазами и качнула головой в сторону спуска к лодочному сараю. Он прикусил щёку изнутри и посмотрел на её чернильное пятно на скуле. Как родинка.

В сарае было сумрачно и сыро, под мягкий плеск воды Фелис поделилась сигаретой и ни о чём не спросила. Может, она и правда была влюблена в Сириуса, и ей и так было ясно, какого чёрта он на взводе. Римус курил, присев на какой-то ящик, Фелис стояла к нему спиной, глядя, как тёмная вода у её ног выходит за пределы сарая и сливается со стальной, переливчатой заводью. Может, из-за никотина, может, из-за спокойной Фелис рядом, ему стало легче. Он спрятал основательно затушенный окурок в щели между досками и поднялся. Фелис свой окурок заставила исчезнуть — Сириус тоже делал так в школе и утверждал, что это он повторяет Исчезательные чары перед ЖАБА.

— Всё будет хорошо, — пообещала Фелис, когда они снова поднялись во внутренний дворик. — Даже если не сразу.

Римусу так не казалось. Нет, разумеется, он надеялся на лучшее, но не то чтобы положительный исход дела был подразумеваемым и очевидным. Расследование тянулось, Питера никак не могли найти. Римус негодовал — зачем им Питер, разве недостаточно просто исследовать палочку Сириуса на предмет последних сотворённых заклинаний или разобраться на месте взрыва с помощью восстанавливающих события чар! Непонятно, темнил ли Дамблдор, пересказывая новости от своих людей из аврората — или это просто в самом аврорате полный штат идиотов, неспособных выяснить, что произошло.

Он не мог сидеть на месте и работать толком тоже не мог. Он перестал заходить к родителям, потому что мама выворачивала ему душу тревогами — а у него хватало своих. «Ты выглядишь болезненно. Я имею в виду, ещё сильнее, чем всегда. Разве так можно, милый… Ты совсем ничего не ешь». Как он мог бы есть! Один его друг в могиле, другой — в тюрьме. А третий — предатель! Приятного, блядь, аппетита!

Каждая минута жгла ему вены. Он не мог больше ни на что повлиять, он и так делал то, что мог — выгрызал Дамблдору мозг без всякого стеснения, но напряжение не спадало, как будто от его сжатой, напружиненной собранности могла зависеть скорость продвижения дела.

Дамблдор прислал ему Патронуса прямо перед обедом в промозглый январский вторник. Римус вскочил с места, чуть не опрокинув огромный старинный том, которым занимался. Старик Барлоу, хозяин переплётной мастерской, с удивлением поднял голову от книги, с которой он бережно и кропотливо сводил плесень с самого утра.

— В Министерстве магии, у входа для посетителей. В четыре, — провещал голубой феникс и истаял.

Римус дёрнул с запястья резинку нарукавника — часы показывали только два пополудни, но он готов был трансгрессировать немедленно, лишь бы узнать, в чём дело.

— Кто это тебя вызывает? — недовольно проскрипел Барлоу, сводя к морщинистой переносице кустистые седые брови. — Мы работаем до шести. Не думай, что я заплачу тебе за полный день, если ты сорвёшься в четыре.

— Высчитывайте, сколько нужно. Я пойду сейчас, — отмахнулся Римус, на ходу стаскивая через голову серый холщовый фартук.