Отец заметил реакцию мальчика и пристыдил:

– Хватит трусить! Нашёл кого бояться! Это же обычный домашний пёс. Эх ты, Стёпа-растрёпа…

Услышав разочарование в отцовском голосе, Степан усилием воли подавил предательскую дрожь в коленках и посмотрел в сторону сетчатого загона вдоль забора, по которому носился огромный лохматый пёс, громыхая тяжеленной цепью и хрипло лая.

Из дома навстречу прибывшим гостям вышел хозяин – под стать Стёпиному отцу: высокий, спортивный, с самоуверенной улыбкой на красивом лице.

На крыльце маячили «двое из ларца, одинаковы с лица» – близнецы Марианна и Снежана с кислыми физиономиями. В одинаковых гламурных розовых платьицах, украшенных стразами и блёстками, в одинаковых золотых туфельках, увешанные браслетами и серёжками, девочки поздоровались и скривили хорошенькие личики. Вероятно, такая гримаса означала дежурную улыбку.

Дом дяди Тимура ничем особенно не отличался от загородного коттеджа, где жил Степан с родителями: просторный, богато обставленный, напичканный современной техникой. В родном доме Стёпа выбрал для себя самую тесную комнату под крышей, чем удивил отца. Но комната, в отличие от всех остальных, была уютной, и в ней мальчик чувствовал себя спокойно и уверенно. Это была его маленькая «берлога». Вот и в гостях, не обращая внимания на уговоры хозяев выбрать спальню на втором или третьем этаже, Стёпа остановил свой выбор на небольшой боковой комнатке первого этажа с окном, выходящим в сад.

После завтрака дядя Тимур и отец засобирались куда-то по важному делу, а сёстрам-близнецам поручили развлекать гостя. Судя по выражению лиц, девочки были не в восторге, предвкушая скучный день в компании скучного ботаника. А Стёпа застеснялся, оказавшись в центре внимания.

– Хочешь, посмотрим хороший боевичок по телику? – скучным голосом предложила Марианна (а может, Снежана. Стёпка их все время путал).

– Давай лучше ужастик про вампиров! – предложила вторая сестра.

– Да что ты всё со своими вампирами! – возмутилась первая. – Этот ужастик мы уже раз десять смотрели.

– И что? Он-то не видел!

Сёстры стали ссориться, а гость почувствовал себя лишним и попятился к двери.

– Да вы смотрите что хотите. А я лучше пойду по городу погуляю, в краеведческий музей загляну.

– В музей?! – в один голос фыркнули девочки и многозначительно переглянулись. – Что там может быть интересного? Ну, если тебя интересует эта скукотища, пожалуйста. Делай что хочешь…

Они снова так усердно принялись спорить о том, какой фильм посмотреть, что забыли о присутствии Стёпы почти сразу, а он тихо вышел из дома.

Во дворе Стёпа замедлил шаг, подходя к калитке в заборе… Из-за сетки вольера на него внимательными жёлтыми глазами смотрел пёс. Он был огромным, больше самого Степана, серо-рыжим, с тёмной мордой и пушистым хвостом.

Сердце мальчика тревожно забилось… Огромная лобастая голова из-за купированных ушей напоминала медвежью морду. Такой монстр мог убить, просто махнув лапой!

Замирая от страха, Стёпа постарался бочком проскочить мимо собаки к выходу, но двигался он неуклюже, и пёс, учуяв запах страха, рванулся, загрохотал цепью и зарычал, продемонстрировав в страшном оскале жёлтые клыки чудовищного размера. У Стёпки перехватило дыхание, но он уже выбежал за калитку и прижался спиной к забору, пытаясь совладать с нервной дрожью во всём теле, а мохнатый сторож ещё долго беспокойно носился по вольеру, рыча и предупредительно взлаивая.

Стёпа подпирал спиной забор особняка и ждал, когда успокоится охваченное испугом сердце, а дыхание выровняется.

Над его головой свешивала ветки сирень, благоухая нежнейшим ароматом. Мальчик опустил веки, втянул носом воздух, наслаждаясь запахом и с облегчением вздохнув, а когда открыл глаза, то прямо перед собой увидел пышную сиреневую гроздь, а в ней, среди множества крестообразных цветков, – один с пятью лепестками. Отец сказал бы, что это хорошая примета. К удаче!

Стёпка потянулся к ветке и, сорвав необычный цветок, сунул его в рот. Такие цветочки надо есть, учил его отец, как счастливые трамвайные или автобусные билетики, – на удачу. В трамваях и автобусах Степану выпадало ездить очень редко, поэтому пятипалый цветок сирени обрадовал его и настроил на ожидание чего-то хорошего.

Вздохнув свободнее, мальчик уверенным шагом отправился в центр городка – туда, где на берегу реки упирались в небо остроконечными крышами две древние башни крепости.

В маленькой будочке у крепостной стены Стёпа купил у пожилой кассирши билетик в музей и пошёл к воротам. У самого входа он замер, подняв голову вверх.

«Почему ворота такие высокие? – подумал он. Но тут же появилась догадка: – Чтобы можно было проехать верхом!» И мальчик представил, как въезжает в крепость через эти ворота на вороном коне, в кольчуге и шлеме, левой рукой держа овальный, вытянутый углом вниз щит, а правой – алебарду.

Воображение нарисовало столь яркую картину, что Степан увидел, как усталый боевой конь пошевелил острыми ушами, правая ладонь ощутила тёплое древко алебарды, а плечи устало ссутулились под тяжестью кольчуги. Но Стёпка выпрямил спину и развернул плечи: негоже доблестному воину показывать свою усталость.

Проводив князя с дружиной до оврага и подождав, пока последние верховые скроются за поворотом дороги, трое всадников медленно повернули назад к крепости.

Привычная грусть расставания с отцом, многие годы служившим в дружине, впервые в жизни сочеталась в душе Иванки с гордостью за себя: на днях его зачислили в дружину и оставили охранять крепость на время похода князя.

Отрок крепко сжал правой рукой древко алебарды, а левой незаметно погладил новенький доспех: блестящую на солнце, тонкого плетения кольчугу, нарочно для него выкованную знаменитым мастером Гаврилой Чёрным по наказу отца.

Не зря он целый год ходил в учениках, перенимая у старших боевую науку, приучая себя к трудной, но почётной жизни дружинника, не зря до седьмого пота тренировался каждый день, пока не привык меч к его ладони, как к родным ножнам, пока не стали ложиться стрелы в центр мишени одна к одной, и не изрёк воевода своим громоподобным басом так, что слышала вся дружина: «Добро!»

И вот теперь Иванка ехал рядом с другими витязями, покрытыми славой и шрамами многих сражений, чувствуя себя почти равным им.

Копыта коней пылили по жёлтой дороге. Впереди виднелся большой и шумный торговый город, раскинувшийся под стенами крепости. С ремесленной стороны доносился мерный перестук молотков: кузнецы ладили подковы, а может, ковали новые доспехи. Все их изделия за хорошую цену уходили на торгу в два счёта! Заморские купцы, чьи ладьи ждали загрузки у причала, щедро платили не только за отменные русские меха, лён, пеньку, но и за прочные кольчужные доспехи местных мастеров.

Дома в городе были крепкие, справные: не обижал князь своих подданных, заботился о них, как о детях родных. Чуть поодаль на холме, на крутом берегу реки, соперничая красотой с крепостными башнями, высился белокаменный мужской монастырь с недавно возведённым пятиглавым храмом Иоанна Крестителя.

На подходе к крепости им попалась стайка девчонок, чей щебет разносился далеко окрест. Иванка узнал одну из них, соседскую Нюту, рядом с которой вырос. Сверкая босыми пятками под подолом и россыпью весёлых веснушек на носу, Нютка подбежала к нему и уцепилась рукой за стремя:

– Иванка, пойдём с нами на берег хороводы водить и песни петь! – позвала девочка.

– Не могу. На службе я, – даже не повернув головы, басом (для пущей важности) ответил отрок.

– Ну, как знаешь! – крикнула Нюта и побежала догонять подружек.

«Вот глупая девица! – вскипел душой отрок. – Мыслимое ли дело отвлекать воина от службы песнями да хороводами?» Иванка скосил глаза на товарищей, взрослых дружинников: не смеются ли над ним, молодым да неопытным? Но бывалые солдаты ехали не замедляя шага, толковали о чём-то между собой и не обращали внимания на новобранца.