Падая в детстве с маленького велосипеда и получая ссадины и шишки, ребёнок учится оценивать скорость, опасность, свои силы и возможности. Конечно, можно сажать его на велосипед, как рыцаря на коня – лебёдкой, в бронежилете. При падении он не пострадает, но и ничему не научится, да и встать сам уже не сможет. Такой не станет лазать через заборы, драться во дворе, не будет уметь отстаивать свою точку зрения. Да и точку зрения будет покорно принимать чужую.

Показательным является такой факт: популярный на заре XX века (когда развивалось моторостроение и мотоспорт) вид спорта – трековые велосипедные соревнования «Гонка за лидером» нынешнему поколению практически неизвестен. Хотя человек на велосипеде соревновался в выносливости и скорости с мотоциклом и прилагал для этого все силы! Зато стал олимпийским вид спорта кёрлинг, обучающий в эпоху роботов-пылесосов и прочей бытовой робототехники вручную качественно мыть полы. Вот уж поистине актуальный вид спорта для поколения, которое вместо работы на огородных грядках для выращивания натурального продукта предпочитает кушать ГМО на пальмовом масле, а потом обманывать себя иллюзией оздоровления, за родительские деньги посещать фитнес-зал и сдавать экзамены по физкультуре письменно и удалённо, как кроссворды…

Для меня неприятным открытием стало то, что некоторые мои ровесники, выросшие в условиях здоровой дворовой конкуренции, «перекрасились» в толерантных современных демагогов. Некоторые мои знакомые, которые раньше принимали моё лидерство, потому что я объективно был сильнее и лучше, имел по нескольким видам спорта разряды, несколько высших образований и научную степень, терпели и ждали, когда мои силы сдадут, старость возьмёт своё, и они вырвутся вперёд меня.

Однако эти люди не учли, что время их тоже не щадит, а я ещё не все таланты использовал в жизни. Люди нашей сыскной профессии на пенсии идут либо в сторожа, либо в таксисты. Однако у меня с молодых лет был ещё один плюс, воспитанный папой, но пока невостребованный: я писал дневник. Сначала – тренировок и самочувствия, потом всего, что видел и пережил. Так сформировалось умение излагать связно мысли и быть интересным слушателям.

После получения инвалидности врачи рекомендовали мне для реабилитации мозга и речи писать мемуары, благо пережито было немало. «Друзьям» было обидно, а мне досадно за них, что и в старости я остался лидером, начал писать и издавать воспоминания, а их гонка за лидером не удалась. Один из таких «товарищей» предпочел несколько лет сидеть альфонсом на шее жены, чем принять от меня помощь в трудоустройстве. Зато в застолье рассуждал красиво, много и обо всём. Позднее так называемые друзья перестали общаться и отвалили в небытие.

Грустно, но откровенно. Самый страшный зверь – жаба зависти, задушит любого.

Я свои царапины и шишки получал в жизни своевременно и порционно. Падал и с велосипеда, и с деревьев, и с заборов. Дрался и во дворе, и в спортзале на тренировках и соревнованиях, и на чужих улицах. Собственно говоря, меня заниматься профессионально спортом толкало честолюбие: очень не любил проигрывать. Поэтому, получив взбучку на чужой улице, я тренировался с повышенным рвением, а потом обязательно шёл к обидчикам за реваншем. Старался также выступать на открытых соревнованиях. Во-первых, там противники были тоже профессионалами, то есть равными по умениям, во-вторых, публичная победа над достойным соперником давала дополнительное удовлетворение и стимул для повышения квалификации. Да и дурных желающих проверить мои силы на своём здоровье после публичных соревнований становилось меньше.

Так, при поступлении в институт неизбежно встала проблема лидерства среди своих же сокурсников. Был у нас в параллельной группе хороший парень, отслуживший в армии, то есть имевший жизненный опыт и достойную физическую подготовку. На общем фоне нас, вчерашних домашних школяров-ботаников, он явно выделялся. Некоторые сокурсники стали нас поддразнивать и натравливать друг на друга. Понимая, что бой неизбежен, я решил провести его не в уличной, а спортивной форме. При других ребятах предложил встретиться на ринге.

Выбрали ближайший праздничный, а потому укороченный день – 8 марта. В сопровождении большого количества зевак (как с нашего, так и с других факультетов) пошли в институтский спортзал на ринг, расположенный в тот момент в фойе перехода второго этажа между лекционными залами и лабораторным корпусом.

Бывший армеец пытался безудержным натиском сразу сломить моё сопротивление: бил много, быстро, сильно, но… размашисто. Перетерпев первый раунд, я увидел его технические ошибки. В начале второго раунда сделал вид, что устал и он меня почти сломал, чем спровоцировал парня к очередному размашистому броску на добивание. Сам же левым боковым в голову подравнял прицел и встречным правым прямым в нос нокаутировал соперника. Он плашмя упал на спину. По звуку падения я понял, что это нокаут. При попытке встать и перевернуться набок у армейца из сломанного носа потекла густая тёмная кровь. Зрительницы (а в честь 8 Марта их было много) вокруг ринга при виде крови завизжали и бросились в стороны. Ребята-зри-тели их останавливали, забирали носовые платки и оказывали проигравшему первую помощь. Быстро принесли ведро с холодной водой, вату и нашатырный спирт.

Минут через десять противник был уже в форме, только нос стал на пол-лица и посинел. Потом мы с этим парнем подружились, он даже стал ходить в мой «Динамовский» спортзал на тренировки, где в сентябре 1978-го во время разминочной игры в регби без правил ещё с двумя напарниками сломал мне при неудачном падении левую ногу. К моей великой скорби, этот мой однокурсник и товарищ уже покинул мир наш. Могу с уважением назвать его имя: Сергей Искандаров. Надеюсь, однокурсники меня поймут и простят, а его вспомнят добрым словом…

Практически сразу после окончания института меня призвали на срочную службу в ряды Советской Армии.

Наш командир роты, капитан, видимо, был из штрафных, так как заметно перерос свои звание и должность. Из-за этого мучился комплексом неполноценности, который периодически вымещал на безответных солдатах – любил ударить по делу и без.

Узнав про эту привычку, я решил дать отпор. Находясь в наряде, выполнил свою часть дежурства: помыл пол в спальном расположении роты на 80 человек. Умывальник и туалет (размером в десять раз меньше, чем спальное помещение) должен был по договорённости помыть второй дневальный. Однако пришёл ротный и начал орать, что уборка не закончена, а я вроде ничего не делаю, отдыхаю.

Повёл меня показывать туалет. Там, в безлюдном месте, я почувствовал, что ротный целится меня ударить. Я повернулся к нему лицом и принял стойку. Решил, что стану бить в ответ. Конечно, будут разборки, и меня, скорее всего, сошлют в дисциплинарный батальон. Но и у ротного отпадёт привычка бить солдат. Капитан животным чувством тоже понял, что я отвечу. Он был мужчина крупный, но сообразил, что я смогу дать достойный ответ. Спеси у него поубавилось. Постояли как бойцовые петухи друг перед другом с минуту, он сплюнул, матерно выругался и ушёл.

На следующий день меня вызвали к нему в канцелярию.

– Ну что, ты у нас, оказывается, спортсмен… Борзый, – начал ротный. – В общем, так: планируются соревнования полка, дивизии, округа. Я тебя записал на участие по боксу в супертяжёлом весе.

Я понял, что ротный просто хочет меня публично унизить и поквитаться за свою трусость. Сделал слабую попытку избежать позора:

– Вообще-то я не супертяжёлый вес, а между полутяжем и первым тяжем.

– Ничего, поешь больше макарон и перловки – нажрёшь и супертяжа, – «посоветовал» ротный.

Делать было нечего, очень уж ему хотелось моего позора.

Через пару часов ко мне подошел командир роты разведки. Молодой красавец-лейтенант, генеральский сынок в огромной фуражке-муходроме с непомерно высокой тульей, как взлётная полоса авианосца и «бутылочных» сверкающих сапогах.

– Я слышал, тебя капитан на соревнования записал… – хитро начал он. – У нас в роте тоже есть участник, только он не боксёр, так что ты его сразу не бей. Весь полк всё же смотреть будет – потяни зрелище!