Капитана Прайса поставили на бочку, накинули на шею петлю и Харикейн под общие насмешки и крики англичанина – «Негодяи! Низкие выродки!» – выбил бочку из-под его ног, а двое его помощников подтянули веревку, вздёрнув Прайса на рею. Так он болтался, семеня ногами, словно желая убежать по воздуху от смерти, багровея лицом, пока не скончался, сделав напоследок то, что предсказывал ему Харикейн.

Фрегат Флинт решил пустить на дно. Заполучив трофеи, приказал поджечь корабль. Он считал, что чужой корабль может мстить за свой экипаж, принося беду победителям и убийцам, хотя многие из команды в тайне и ворчали на такую расточительность. Флинт никогда не изменял своему «Моржу», оставался верен ему и не блудил, как он сам говорил, с другими кораблями.

Серебро, шоколад, порох, ружья и деньги, собранные по карманам убитых пиратами солдат и матросов, снесли в трюм, отложив делёж трофеев до возвращения в порт.

На фоне гаснущего фиолетового неба фрегат полыхал оранжевым факелом погребального костра, впечатляющего размерами воображение даже таких не склонных к сантиментам типов, как морские разбойники. Между острых языков огня ещё долго раскачивался на рее чёрный силуэт капитана Прайса, пока и он не вспыхнул, как пучок сухого сена, закоптив сальной свечкой, и не сгинул в жаркой стихии.

Пираты, как дети, собравшись у борта, облепив его, как могильные жуки кусок гнилого мяса, смотрели на горящий фрегат, ожидая развязки. Не весь порох они вывезли из арсенала, пару-тройку бочек оставили. Корабль глухо заурчал, треснул, выгнулся так, будто вдохнул раскалённого воздуха вместе с сажей в себя, и тут же вспучился надутой лягушкой. В таком раздутом состоянии он пробыл всего миг, а пиратам показалось, что долго, они сумели рассмотреть мельчайшие детали застывшего на краю гибели корабля. И вот прозвучал взрыв. По центру вырвался, ломая деревянные рёбра построек, бордовый цветок. Всполох! И фрегат, расчленённый ужасающий силой на обломки отдельных фрагментов, взлетел на воздух.

Сергей Лисовский впервые сел за руль такого автомобиля. Ещё бы! Бугатти Чирон, тёмно-синий кузов, кожаный, бежевого цвета, салон, сумасшедшая эргономика, руль не руль, а почти штурвал сверхзвукового истребителя. Ну и как он мог удержаться от такого соблазна и не попробовать? Никак. Его одногруппник, Эдик Чернов, сын олигарха, мог себе позволить жить так, как он, представитель элиты золотой молодёжи, хотел. Хотя семья Сергея тоже не бедствовала и он, поддерживая традицию, пошёл по их стопам и поступил в МГИМО, до крутизны Чернова ему было далеко. Они общались в институте, иногда пересекались на общих для группы мероприятиях вне занятий, но закадычными друзьями никогда не были.

Серёжа обожал машины и всё то, что с ними было связано. На его восемнадцатилетие родители ему подарили БМВ красного колера с оттенком близким к цвету его огненно-рыжих волос. Он радовался такому подарку некоторое время, а потом затосковал. Лисовский всегда хотел гонять по ночным улицам столицы – и не важно какой столицы, на настоящей спортивной машине производства Италии или Франции. Таких денег на прихоть сына у его папы, в недавнем прошлом посла в Уругвае, не нашлось. В среде студентов престижного ВУЗА БМВ, как у него, никого не удивишь. Хорошая, добротная тачка, но, увы, не мечта. Совсем не мечта.

Отношения у Сергея с Черновым были ровные, даже можно сказать, Эдик испытывал к нему симпатию, как к неглупому и интересному собеседнику, независимому в суждениях и не склонному к морализаторству. Увидев, что Чернов подкатил к институту на новой машине (сменил Мазерати на Бугатти), Лисовский едва сдержался, чтобы сразу не кинутся навстречу вылезающему из чуда французского автопрома Эдику, изобразившему на своём лице безразличное к восхищениям толпы выражение барина, жалующего белую ручку для поцелуя. Да, Сергей вполне мог пойти на преступление ради такого спорткара. Он вообще не раздумывая, при определённых обстоятельствах, не погнушался бы и зверством, лишь бы влезть на вершину, лишь бы стать во главе.

Терпения у Лисовского хватило ровно на неделю. Мучался, мучался, и решился. На его удивление, просьба прокатиться на Бугатти не вызвала со стороны Чернова потока глума, он всё понял и дал монаршее разрешение Серёже на получение своей дозы адреналина от езды на спортивном монстре, и благословение на умеренное превышение скорости для большой остроты ощущений и оплаты штрафов, естественно, за счёт Сергея.

Лисовский, обо всём забыв, нёсся по улицам, широким московским проспектам, хордам, испытывая блаженство схожее с состоянием мученика, после долгих скитаний по коридорам подвалам пыточных катакомб попавшего в рай. Водил он неплохо, считая себя не лишённым способностей, прирождённым гонщиком. Это ощущение счастья и невероятного подъёма сыграло с Серёжей злую шутку. Он хорошенько разогнался, когда шедший впереди него паркетник резко затормозил: пришлось объезжать, делая залихватский крюк. С таким сложным манёвром электроника Бугатти справилась образцово. Спорткар плавно объехал препятствие, но лишь для того, чтобы врезаться в выскочившую на перекрёсток под красный свет Шкоду Суперб.

Серёжу кинуло вперёд, потом упругим кулаком отбросило назад, втемяшив в анатомическое кресло. Передок Бугатти вздыбился, лобовое стекло выскочило, осыпав кабину дождём осколков. Мотор, громко пропердевшись, заглох. Оставаясь в сознании, Сергей находился в состоянии прострации: он мало что соображал, но его мозг механически продолжал отщёлкивать кадры всего происходящего вокруг. Вот из-под смятого капота заструился дым, салон начал наполняться запахами автомобильной химии. В отдалении кто-то мычал и охал. Последнее, что он запомнил, это топот ног по асфальту и приближающиеся к нему голоса, дальше провал, реальность погребла сознание под прерывистым заиканием поступающей ошибками ощущений в голову Лисовского массива внешних данных…

Серые стены, тусклый свет, а впереди – мятая железная дверь. Лисовский не сразу понял, где он, а когда до него дошло, Серёжа покрылся липким потом. Тюремная камера. Или КПЗ, или что-то в этом роде: в таких нюансах подлых вещах он не разбирался. Понимал, что попал конкретно и придётся отвечать за аварию. В то, что такое столкновение могло обойтись без жертв, он сам не верил, хотя и очень себя уговаривал поверить.

Вторая волна липкого страха пришла, когда он понял, что будет отвечать не только перед судом за аварию, но и перед Черновым – не перед Эдиком, а перед Черновым старшим: а все знали, что в прошлом он настоящий бандит. Он-то уже позаботится, чтобы Сергею жизнь мёдом перестала казаться. Впору было рвать на себе волосы. Вся жизнь коту под хвост. И чего дураку не хватало? Полез за руль чужой машины, покататься, а в итоге накатал себе на срок и на бог знает что ещё. О карьере дипломата можно было забыть.

Сильно ломило грудную клетку, видно, он хорошо приложился о рулевую колонку. Подушка безопасности сработала, но от удара его это срабатывание не спасло. Лицо тоже болело, но не так сильно. Беспокоил лишь нос, он не хотел дышать и периодически выстреливал иглами боли, вызывающей слёзы. В остальном Серёжа чувствовал себя физически относительно хорошо.

На пике отчаянья, когда взъерошенная психика Лисовского готова была, под аккомпанемент металлических звуков бряцанья ключей, ухнуть в бездну нервного срыва, он отчётливо услышал голос. Сергей огляделся по сторонам. Ни кроватей, ни шконок в камере не имелось, он сидел на деревянном помосте (эшафоте), выкрашенном в поганый коричневый цвет, и находился здесь совершенно один. Тем не менее голос он слышал так, будто кто-то стоял прямо у него за спиной.

– Выход всегда есть даже, казалось бы, из безвыходных ситуаций, – обнадеживающе начал голос. – Да не вертись ты, – заметив, как засуетился Сергей, посоветовал голос. – Я с тобой, но меня здесь нет, можешь не искать.

«Я что, схожу с ума?»

– Не беспокойся, с тобой всё нормально. Ты будешь меня слушать или продолжишь себя жалеть? Я ведь могу и уйти. Разбирайся как хочешь – в конце концов, тебе жить.