– Слушайте, не надоело вам? Нам это благородное собрание «синяков» уже поперёк горла! – сказал полицейский зло.

– Я не знаю, что с ней делать! Лечиться она отказывается категорически.

– Это потому, что вы с ней цацкаетесь! Таких надо в страхе держать, а вы ей потакаете.

– Она моя мама, я не могу по-другому…

– Ваша мать – социально опасный элемент, и вы обязаны с этим работать, а не перекладывать всё на полицию. Вы ведь хотите всё это исправить? Хотите или нет? – настаивал полицейский.

– Конечно, хочу! Но как? Мне её не убедить! Я много раз пробовала! – в отчаянии вскрикнула Бель.

– Очень просто. Слушайте меня внимательно. Сейчас вы пишете заявление о том, что она хулиганит, пьёт и не даёт вам жить в квартире, где вы прописаны. Я поставлю её на карандаш и буду курировать – приходить сюда пару раз в неделю и проверять, как она себя ведёт. Вы каждый раз будете дома, когда я буду приходить.

– Зачем? – не поняла Бель.

Полицейский посмотрел на неё удивлённо.

– Ты совсем ничего не понимаешь или прикидываешься? Я просто буду приходить к тебе пару раз в неделю. Маму твою мы перевоспитаем или закроем куда надо. Я буду приходить к тебе, малышка. Таким, как ты, нужна защита. Я – защитник, – говорил он почти шёпотом, низко наклонившись к её уху.

Бель в ужасе отшатнулась. В это время щёлкнул замок соседской двери, и на пороге появилась спасительная Тамара Ивановна.

– А, вы ещё не всё. Я думала, уже все уехали. Тихо, – сказала она.

– Мы закончили. Держите мои контакты и звоните, как договорились, – сказал полицейский, сунул в руку Бель жёлтую карточку со своим телефоном и ушёл вниз по лестнице.

– Кашеварка пятого разряда! Заварила кашу! – причитала тётя Тамара, ковыряя чёрные угольки в кастрюле с отвалившимися ручками. – Гречку, похоже, прожарила. Это ж надо так кухню уделать!

Бель сидела на табуретке, закрыв лицо руками, и качалась из стороны в сторону.

– Я слесарей из ЖЭКа позвала, скоро придут. Может, придумают, что с дверью делать, – сказала соседка. – Не убивайся так. Жива, и то хорошо!

– Спасибо вам! Я не знаю, что с ней делать, честно, не знаю…

– С коробками-то твоими как быть? Стоят у меня посреди квартиры, место занимают. Телевизор там и утюг.

– Можно ещё немного постоят? Пока с дверью разберусь? – попросила Бель.

– Ладно уж, пусть стоят покамест. Хоть на неделю у нас теперь передышка. Только бы её подольше продержали в больнице! Собака-то где? Не издохла? – сказала Тамара Ивановна.

– Малышка! Я совсем про неё забыла!

Бель ринулась в комнаты, стала звать, заглядывать под шкафы и кровати. В маминой спальне за креслом она обнаружила огромный бидон, из которого через край лезла пенная брага, заливая пол вокруг.

– Фу, какое амбре! – возмутилась тётя Тамара, войдя за ней следом.

Бель быстро отошла от кресла, чтобы соседка, приблизившись, не заметила огромную лужу в углу.

– Малышки здесь нет, – сказала Изабель, заглянув под кровать.

– Ты поищи, что тут так воняет. Соседи снизу говорят, что и до них вонь уже дошла. Живут, как в винном погребе!

– Хорошо, я поищу. Я всё перестираю и уберу, пока её нет. Она ж меня в комнаты не пускала, я не видела, – оправдывалась Бель.

– Ладно. Разбирайся тут. Если нужна буду – заходи. А я пойду, пожалуй, а то и захмелеть тут недолго, – сказала Тамара Ивановна и скрылась в своей квартире.

Дверь комнаты Бель, в которой она жила раньше, была заперта на ключ. Она открыла и оторопела: всё сохранилось почти так, как оставила несколько лет назад. Аккуратно заправленная розовым покрывалом кровать, на столе подставка с цветными карандашами, на стене фотография, на которой они втроём: маленькая Белла, мама и папа. Счастливые. Кукла, которой мама сшила платьице, медведь из каштанов и пластилина, на шторе пришиты снежинки, только палас с пола пропал. Она не стала входить, заперла дверь и заглянула в третью комнату, которую они раньше называли «большой». Когда-то пятнадцать квадратных метров, и правда, казались просторами!

Комната была обставлена в стиле «шик XX века»: старая мебельная стенка с пустыми витринами; напротив – продавленный диван, два сломанных кресла. Посреди комнаты пластиковый ящик из-под пива, на нём отломанная от шкафчика дверца – столик. Конструкцию укрывала газета, на которой громоздились опустошённые консервные банки, переполненная пепельница, бутылки. Паласа тоже не было. На полу валялись вонючие тёмные тряпки, мокрые и загаженные. Видимо, это место, где Малышка вынуждена «гулять», когда её не выпускают на улицу.

– Малышка, Малышка, Малышка, – тихо позвала Бель.

За диваном кто-то шевельнулся. Бель отодвинула его и увидела два маленьких блестящих глаза.

– Вылезай! Не бойся, все ушли. Вылезай, малявка! – уговаривала она, но перепуганная собачонка забилась в дальний угол и дрожала. – Чем же мне тебя покормить, дурёха?

Бель изучила холодильник: он снова был практически пуст, только квашеная капуста в избытке. По счастью, в шкафу нашлась банка тушёнки. Бель открыла её, тщательно отобрала весь жир. Налила воды в миску и отнесла Малышке за диван.

Скоро пришли два слесаря, длинный и маленький, и оба пьянющие, но это не помешало им быстро приварить петли металлической двери на место так точно, что даже замки закрылись. Бель долго думала, что ей делать с собачкой. Понятно, что завтра придётся приходить и всё тут отмывать. Забрать её к себе? Или оставить?

Собачка немножко поела, но вылезать по-прежнему отказывалась, и волшебным словом «гулять» её тоже было не выманить. Бель решила оставить перепуганную Малышку до завтра здесь.

Когда она вернулась к себе домой и обнаружила, что теперь у неё обе ноги стали кукольными выше колена, её это не удивило и не встревожило. После этого дня места для переживаний у неё внутри не осталось. Да и какая уже разница? Превратится в манекен, поставят её в витрину, и ни перед какими соседями ей стыдно не будет. Проще представлять себе, что всё это: пожар, полицейский, протезы – происходит не с ней, а с каким-то манекеном.

Да уж! Выдающийся отпуск, ничего не скажешь! И пятница не сулила хорошего – бешеный день. Сначала в больницу к маме. К ней не пустили, сказали, что пока лежит в изолированном боксе и всё, что ей можно, у неё есть. Врач смотрела на посетительницу очень мрачно и была неразговорчива.

– Что с ней, доктор? Она будет жить? – беспокоилась Бель из-за неприветливого приёма.

– Скорее, да. Она пока на карантине. Так положено.

– А когда сможете? Завтра?

– Нет, до понедельника не пустим точно. Вы не катайтесь к нам, звоните, если будут вопросы. Если что-то пойдёт не так, мы сами вам сообщим, – заверила врач.

После больницы покупки: средства для уборки, собачий корм, поводок… Когда вставила ключ в замочную скважину, Малышка завизжала за дверью.

– Ну что, малявка? Сначала гулять или кушать? – спросила Бель, показывая собачке новый поводок. Малышка выбрала поводок.

Уборку Бель начала с опустошения фляги с брагой. Она вычерпывала пенное мутное содержимое ковшом в кастрюли, таскала и выливала в покрытую налётом ржавчины грязную ванну. На дне бидона обнаружились и пропавший рис, и макароны, и яблоки. Похоже, большая часть продуктовой корзины, которую она покупала каждую неделю, отправлялась в этот огромный чан. «Хорошо, что мама не видит, как я разоряю её житницу», – думала Бель, вспоминая, как неистовствовала мама, если заставала дочь за разорением алкозакромов.

Всё, что можно было отстирать, Бель упаковывала в тюки, чтобы забрать домой – стиральная машинка из маминой квартиры давно исчезла. Всё, что нельзя отстирать, старые газеты и прочий мусор – в десятки мусорных пакетов, на выброс. По окончании рабочего дня на помощь к ней подоспели Янка, Светка и Катька. Дело пошло быстрее, и дотемна управились. Даже со старыми ободранными обоями квартира выглядела теперь «бедненько, но чистенько», и потолки от жёлтого никотинового налёта Катерина умудрилась отмыть. Подключили новый телевизор и расселись на продавленном диване.