Не забывай что каждый понедельник ещё, - планёрка. Спеши, сочиняй другую накрутку...

   Сева долго крутил в руках бланки нарядов, вертел пока не пришло время, на планёрку идти, Марек остался дальше дремать.

  Перед подходом к Управлению, Иван Иванович и Сева зашли в кафе "Кофе", выходящее из территорий рынка на улицу возле Цирка. Несколько человек стояли за высокими круглыми столиками. Продавца не было.

  Иван Иванович стал ударять ногой по звучной обшивке холодильной витрины.

  Из подсобки выбежала негодующая толстая торговка, увидев Пискуна, она тут же оттаяла, на обозлённом лице выползла скрытая улыбка.

  - Ванечка... - пропела она, деловые движения толстого тела, переплавились в вежливую игривость. - Как всегда?

  - Да. Как всегда! - он, спросил Севу - Шампанское будешь?

   - Не, не буду - Сева отошёл в сторону. Стал ждать. Наблюдал.

  Торговка выглядит женщиной сочной, слаженно водит полнотой; её светло-выкрашенные волосы стоят пышной копной, охвачены узорчатым, накрахмаленным кокошником. Белоснежный стянутый в поясе халат раздваивал наращиваемую годами выгоду от госторговли. Часть тела сразу ниже пояска настолько ушла вширь, что ни одна "шляпа" не высчитает величины несущие приписку от доходов торговли. Севе показалось, что именно эти задние величины выделенные опояском, - содержат весь трудовой объём развитого социализма.

  Она налила стопку коньяка, наполнила фужер шампанским, - поставила маленький золотистый разнос перед прорабом.

  Иван Иванович выпил коньяк, запил шампанским и ничего не заплатив, стал выходить, показал Севе, что теперь можно идти.

  - Ваня! - всполошилась торговка, - хочу обои другой расцветки.

   - Сколько?

  - На малую комнату, шесть рулонов, и плитку сестре на совмещённый санузел - с цветочками.

   - У меня всё в цветочках, жди окончание месяца, спишу - привезу.

  Пискун выговорил не поворачиваясь, выходил из кафе "Кофе" с сердитым настроением.

  Заседательный зал Управления был полон начальством, планёрка уже шла. Прораб Пискун и мастер Пепельжи прошли сзади, сели на свободные скамейки.

  Вёл планёрку начальник ССМУ - Фёдор Петрович Романенко - ему тут давно имя короткое навесили - Стёпа.

  - Вот и Пискун с новым нашим специалистом подошли. Пусть Иван Иванович доложит, как у него сдача объекта продвигается, - сказал сидевший рядом со Стёпой, Юдсон. - Все знают, что трикотажная фабрика наш сдаточный объект, по призыву бригадира генподрядчиков - Добрева, мы обязуемся вместе со всеми запустить трикотажное производство, - досрочно, на один месяц.

  - Как, Пискун, поддерживаешь призыв бригадира Добрева? - спросил Романенко.

   - Нет! Не поддерживаю... - ответил сердито Пискун.

   - Что?! - все субподрядчики рапортуют, мы уже написали в трест одобрительное письмо...

   - Ну, вы и сдавайте объект раз, раз письмо написали!

   - Пискун если не упразднишь свой свирепый нрав, мы упраздним твоё назначение. Какой же ты коммунист, если решение парткома не поддерживаешь, - возмутился парторг Корнев.

  - Коммунисты в 53 закончили своё существование, сейчас одни больные спазмом секретари секретарши мелькают, у них в брюхе социализм развивается, ждут, когда окончательно выработается назначение, чтобы танец дикарей возносить. Это не контратака под Сталинградом, никто из вас под гусеницы танков бросаться не будет.

   - Пискун что ты постоянные несуразицы несёшь, все наши достижения ломаешь, мы ведь переходящее октябрьское знамя треста два года подряд держим.

   - Меня надо было ломать, когда мне пять лет было, но тогда я уже недосягаемым шагал по пыли гремящей войны.

   - Нам не надо ломать тебя Пискун мы, наконец, можем тебя уволить, надоели твои кривляния. Хватит! Передавай объект мастеру. Сроки сдачи дороже твоих военных вымыслов. У всех у нас новый партсъезд в повестке жизни, а ты стоны и писки верхоглядные разносишь.

  Иван Иванович поднялся с места молча, Севе он виделся, вышедшим из леса белорусским партизаном, сердито покидал планёрку, шёл уверенно как вожак дикого стада. Всё быстро случилось. Сева за ним двинулся.