- Конечно: - Пари, пари, пари...
Деньги, деньги - повторил про себя Сева - значит, большие рублёвые наряды закрыть надо.
- Фима, твои нары под Солженицыным располагались, ты читал, что он написал?
- Зачем мне читать у него своё, у меня моё; мне канителиться не приходилось, я не политический, не стукач; сам пишет, пусть сам читает. У него в Америке имение. А я тут чёртом в смоле копчусь, паршивый рубероид клею.
- М... да, - похоже, Иван Иванович с ним согласился, он на мастера глянул, решил, что пора шумный растянувшийся урок заканчивать.
- До рубероида пока далеко, идём, - сказал он Севе, - у них своё у нас другое, нам уйма нарядов написать надо.
Спускаясь, Иван Иванович останавливался на каждой переходной площадке, смотрел вниз, словно разочарованный грибник на мухоморы, уже на земле у входа встретились с прихрамывающим опечаленным человеком. Он хотел в сторону уйти, замешкался, не рад встрече.
- Вот ещё один дьявол. Что такое Полищук, ты куда?
- На крышу...
- Решил с обеда работу начинать?.. А ну подойди ближе, что-то у тебя не то на лице. Ты что во власть разочаровался, душой заболел, устал сердцем?
Полищук задрал голову в высоту крыши, куда он хотел подняться, смотрел, словно ангела своего искал, рог свершения высматривал.
- Два дня даю тебе на восстановление линий семейного фронта, думаешь, Пискун только производство знает, я бытом тоже давно разочарован - сказал Пискун. Иди, улаживай ячейку общества, и не волнуйся, прогулов записано не будет.
Вернулись в прорабскую, Марек снова сидя спал, на этот раз подложил под голову стопку книг.
Иван Иванович подержал пустую бутылку, и бросил в ведёрную корзину с мятыми бумагами, взял недоеденный бублик, Севе сказал: - Тут рядом столовая профтехучилища, вахтёру скажешь, - с Пискуном работаю, за полрубля горячим пообедаешь.
...Когда Сева вернулся, Пискун сосредоточенно группировал исписанные листы скрытых работ, прикалывал их скрепками, был зол на пустую бутылку, что валялась у ног. Долго складывал пока, наконец пообедавшего Севу увидел.
- Пришёл. Садись наряды писать. Бери ЕНиРы, бланки...
Он выдернул из-под спящего Марека книги, тот с испуганным недовольством стал оглядываться, мурчал.
- Марек иди, замеряй квадратуру облицовки. - Севе сказал: - Садись за столом Марека, что бы я близко знал, чему вас учат в институте. Работу кровельщиков видел, набери на бригаду тысячу четыреста рублей, и без копейки выше. У меня процентовка ещё не подписана.
Сева принялся листать расценки, подыскивал описание нужных работ, портил серые листы. Вымучил два параграфа, посчитал назначенную сумму, подал прорабу.
Иван Иванович посмотрел на писанину, потом на Севу.
- Ты когда-то писал наряды?
- Да, писал...
- Подпиши, за мастера и нормировщика.
Сева подписал, вернул обратно.
- Значит, я сдаю эту твою грамматику в бухгалтерию. После оплаты, через месяц, может даже год, или пять - тебя вызывает шляпа: с красной мордой, красной папкой, и красными глазами. Ты сможешь показать ему крышу в 1513 квадратов, наша 460 имеет, она не каштан что бы разрастаться. Откуда ты извлёк остальную площадь. Приписки со знанием надо вписывать. Он перекрестил четыре пальца двух рук, - показал решку.
- У военного трибунала те же самые красные хари, папка тоже красная, вместо шляпы - фуражка с красным ободком. Не точно полёт снарядов рассчитал, своих накрыл, - в штрафбате кровью исправлять вину придётся!
Я объясняю только один раз, - объёмы никогда не завышать, - они доказуемы.
- Вы же говорили, что при социализме без приписки жить нельзя.
- Что бы можно было жить, придумывай любую технологически возможную скрытую работу. Ты в перекрытии видел выбоины?.. И я не видел, но могу их в ста трёх местах заделывать, шляпа рыться не будет, не докажет, не знает что это такое, красная папка не вместит макловицу которой три раза грунтовал основу. Ты меня понял! За площадь 460 квадриков - не вылезать, ни сантиметра в сторону, только на этой площади дурить шляпу. Они в нашем деле утюговые.
