- Двадцать два.

   - Столько, как тебе сейчас! Уяснил мужик, какие атаки твои ровесники делали. Иван Иванович стелил тусклыми глазами выразительное внутреннее сострадание, ему казалось: эхо той атаки бегает по этажам трикотажной фабрики.

  - Лёша до конца месяца этаж должен быть убит.

   - Нам лимонных клёпок не хватит, нечем рисунок удерживать.

   - Есть красные, будут и белые - сказал Пискун - нам штурм прекращать нельзя, нужна содержательная победа. Для нас сейчас трикотажная фабрика важнее той вашей - матросской высоты...

  Прораб поднялся на следующий этаж, стал санузлы разглядывать.

  Рабочий с тёмными газосварочными очками на лбу, пробивал шлямбуром отверстие, для прокладки трубы дырку делал, бил по уже облицованной стене.

   - Эй! Брак делаешь. Брак, брак!

   - Да брат, да... - непонятно с чем соглашался трубопрокладчик.

   - Какой брат?! Бра...ат? Бракодыр, мойдодыр! - повысил голос прораб. - Стена привозной плиткой выложена, а ты работу ломаешь.

  - Я, что по хотению делаю, заставили - оправдывался сантехник.

   - Того кто заставил - ко мне! Немедленно!

  Пискун прошёл в следующее помещение, двое плиточников облицовывали кафелем длинную душевую.

  - Отец и сын - Стёпины, - представил плиточников новому мастеру, Пискун. - Уходят на два часа раньше, работают без перекура и обеда. Старший Стёпин всю войну на фашистов работал.

   - За все 1418 дней не было случая, что бы наш солдат без горячей пищи остался. Скажи Саша, сколько раз на день, ел твой немецкий куратор.

   - За рабочую смену, пять раз с кофеем перекусывал.

   - А вас как кормили?

   - Только в обед. ...Баланду привозили.

  - Уяснил, как немцы питаются. У меня тоже, на одном бублике весь день держится; это я, - сын погибшего победителя фашизма!?

  Он махнул рукой, пошёл подниматься выше, ступал медленно, на площадке постоял, вроде к чему-то прислушивался. Замедленно давил бетонные широкие ступени.

  Верхний этаж шпаклевали женщины, много шпаклёвщиц: на подмостях, внизу, под потолком на лестнице; увидев прораба, все загалдели разом.

   - Так! Говорит только Дарий, все остальные молчат, - Пискун обнял, прижал к себе молодую голосистую маляршу, она вывернулась, с её головы сползла косынка, Дарий как раз молчала. Когда все притихли, пожилая толстая бригадирша, заговорила вроде сердито, а как-то тепло у неё получалось:

  - Ваня, когда нам бочки со шпатлёвкою, наконец, поднимут, мы замотались вверх- вниз с вёдрами бегать, откуда квадраты возьмутся, мы их рожать не умеем.

  Молодая перевязывала косынку, прятала длинные волосы, смотрела на высокую стремянку, откуда слезла. Пискун помолчал, обошёл стремянку, вышел на балкон. С башенного крана по вертикальной трубчатой лестнице спускалась крановщица.

  - Лада, я упросить тебя намерен, - бочки мои со шпаклёвкой подними на балкон где я стою.

   - Кран отключили, - крикнула Лада не переставая спускаться, - разбирать уже начинают.

  Иван Иванович вернулся в здание; малярам, прежде всего Дарий объяснил: - Кран демонтировать будут, смотрю, рельсы уже убирают. Так что мы опоздали на поезд, будем подошвой упрочняться.

  - Снова на себе затаскивать, - проревели разом женщины, - у нас кое- что сползёт, от одной только переноски истощаем.

  - А вы, что думали, в 41-ом под Москвой, окопы рыть легче было. Нам результат победы нужен. Расскажи Маша про свою тётю - лётчицу, их фрицы "ночным привидением" звали. Какая перед ними задача стояла? - Не давать противнику выспаться, - они по расписанию воевали. Наши вялых вермахтовцев днём веселее били. Я вот тоже ночами спать не могу, меня в упор бить будут. Или Риммина бабушка, она всю войну письма немецкие перечитывала, каждая бумажка, добытая с боями, годилась для победы, ничто не уползало от разведки фронта, данные всякого содержания, что изымали у живых и мёртвых годились для Армий, всё проверялось. Война прошедшая грамотно организована была. ...Так что - пишите письма, мне фабрику сдавать надо!