Но ни к кому из них котенок подойти не решался и проводил дни, охотясь в ближайших зарослях шиповника. Когда раздавалось «Пусик, Пусик, ты где? Иди кушать», он иногда не сразу бежал к флигелю и немножко задерживался. Тогда следующий призыв «Пусик, Пусик» раздавался громче, и в нем звучала некоторая тревога. Котенку это нравилось; значит, его считают уже своим и за него волнуются.
Однажды вечером он, хотя и отлично слышал, что его зовут, решил немного повременить с возвращением. Он вышел из зарослей и направился к флигелю, когда во дворе уже никого не было. Котенок предвкушал, как сейчас подойдет к мисочке с кусочками курочки или колбаской, но, к его изумлению, из его обиталища неспешно вышел огромный бело-рыжий кот.
Он по-хозяйски вышагивал по дорожке прямо на котенка. Тот оробело попятился и плюхнулся в траву. Проходя мимо Пусика, он сыто облизнулся, глаза его были презрительно сощурены. Через пару секунд, уверенно ступая своими мускулистыми лапами и задрав хвост, кот скрылся за флигелем. Котенок пришел в себя и бросился внутрь. Увы, тарелочки встретили его, можно сказать, первозданной чистотой.
Хуже всего, что кот вошел во вкус и стал наведываться чуть ли не каждый день. Он был хитер и наблюдателен и появлялся только тогда, когда во дворе никого не было. Пусик все чаще оставался без еды. Он пытался добывать себе пропитание охотой, но охотничья удача, как известно, переменчива. Айлин же, видя вылизанные дочиста мисочки, радовалась, что у котенка отменный аппетит, и увеличивала порции. Что, разумеется, еще больше привлекало кота.
Пусик пытался защитить свою еду. Как-то, когда в дверном проеме обрисовалась фигура кота, он угрожающе выгнул спинку и поставил хвостик «трубой», за что получил удар когтистой лапой и потом долго сидел в зарослях, не решаясь выйти.
Котенок рос, есть хотелось очень, а ящерку или полевку удавалось поймать далеко не каждый день.
Помимо никогда не закрывающейся двери обиталища Пусика во флигеле была еще одна дверь. Что за этой дверью – непонятно. Только Айлин в нее заходила и выходила, принося кому-то миски с едой.
И после дня безуспешной охоты Пусик решился посмотреть, кому же Айлин приносит еду. Может быть, этот таинственный кто-то поделится и с ним, Пусиком? Вечером он подкрался к полуоткрытой двери и осторожно заглянул внутрь, готовый в случае чего моментально исчезнуть в темноте. В комнате на матрасике лежала лаечка, а Айлин, сидя на корточках, придерживала перед ней миску с едой. Собака ела, чуть приподнявшись на передних лапах.
Пусик уловил запах мяса. Есть хотелось очень, и он, осторожно взобравшись на матрасик, стал продвигаться ближе к миске. Айлин видела его, но сидела молча, продолжая кормить лайку. Котенок добрался до миски, лайка слегка отодвинулась, как бы давая ему место, он лакнул, сначала неуверенно, но, не встретив возражений, принялся уписывать еду из собачьей миски. Так вкусно и сытно он не ел уже несколько дней. Наевшись, он свернулся клубочком под боком у лайки, та благосклонно его лизнула, и оба заснули.
Утром котенок побежал в свою обитель. О, удача! В тарелочках полно еды! Жизнь явно засияла яркими красками. Весь день котенок беззаботно гонялся за кузнечиками, ловко цепляясь коготками за кору, взлетал на старые яблони и высматривал юрких зеленых ящерок (видел он и огромных зелено-синих, но на них охотиться он пока не решался). К вечеру он вспомнил о лаечке.
Как и накануне она лежала на матрасе, но на этот раз отвернувшись к стене.
– Почему ты не выбираешься в сад? – спросил Пусик. – Там сейчас очень хорошо. Не жарко.
– Я не могу, – ответила Липа (так звали лаечку), безучастно разглядывая побелку. – Не могу подняться на задние ноги.
Котенок был поражен. Разве такое может быть? Он представил себя цыми днями лежащим на флисовой рубашке или в ящике из-под апельсинов не в состоянии прыгать за кузнечиками или взбираться на самую высокую сливу или яблоню. Это было бы ужасно.
Пусик вспомнил, как вчера собачья морда отодвинулась от миски, давая ему возможность поесть, как ему было спокойно спать рядом с Липой на ее матрасике, и ему захотелось ей помочь.
– Но ведь с передними лапами у тебя все в порядке?
– Да. И я иногда уползаю с этого надоевшего матраса. Но мой хозяин, а он очень любит меня и заботится обо мне и скоро вернется, сказал Айлин, что я должна лежать на этом специальном матрасе. И если я сползаю с него, она тут же затаскивает меня назад. А мне так хотелось бы выбраться в сад, полежать на травке!
– Ну так давай попробуем! – воскликнул Пусик и, толкнув дверь, открыл ее пошире.
Липа колебалась, она была очень послушной собакой. В дверной проем она видела фиолетово-розовое вечернее небо, ветви слив, пронизанные оранжевыми лучами заходящего солнца, ощущала тепло от нагретой за день земли. Приподнявшись на передних лапах, Липа подтянула свое когда-то сильное и гибкое тело и сползла с матраса. С усилием она кое-как сумела перебраться через порог и выползти на веранду. Там она легла, чтобы отдохнуть. От матраса ее отделяло всего несколько метров, но как же здесь было хорошо! Пусик ликовал. Получилось! Но вдруг хлопнула дверь, и из дома вышла Айлин. Она несла Липе ужин. Увидев Липу на веранде, она всплеснула руками.
– И как ты сумела выбраться? Что я скажу твоему хозяину? Давай-ка назад.
И, подхватив лайку, она затащила ее обратно во флигель.
С этого дня Пусик стал часто заглядывать к Липе. Он возился рядом с ней на матрасе или спал, свернувшись у нее под боком. Ему было хорошо с Липой, тепло и спокойно. Чем-то она напоминала ему маму-кошку.
– А почему ты здесь живешь? – как-то спросила его Липа. – Ты кот Айлин или твой хозяин уехал и здесь ты его ждешь?
Пусик рассказал, как он сюда попал, но здесь ли его дом, он и сам не знал.
– Здесь я ем и думаю, как мне справиться с бело-рыжим котом, – ответил Пусик.
– Плохо, когда не знаешь, где твой дом, – задумчиво произнесла Липа.
Она вспомнила свой первый дом, старый и покосившийся, окруженный разросшимся яблоневым садом. Деревья уже давно никто не окапывал и не белил, не обрезал засохшие ветки. Но сад будто не обращал на это внимания и не обижался, и почти каждую осень радовал живущего в домике старичка обильным урожаем сочных яблок с красными бочками, однотонно охристыми и ярко-желтыми.
Старичок часто разговаривал с лаечкой, называя ее Бедолажка, гладил, а когда было холодно, пускал в дом. Кормил ее, как он выражался, чем Бог послал (иногда просто хлебом с водой). Но однажды, когда Липа прибежала после прогулки по окрестностям, она увидела, что дверь плотно закрыта. Она обежала дом с другой стороны и прислушалась. Тишина. Старичка явно нигде не было. Тогда Липа забилась под сарай и решила ждать. Утром в сад пришла соседка. Она положила в Липину миску остатки холодных макарон с сыром и плеснула в срезанную пластиковую бутылку воды.
– Что же теперь с тобой будет, Бедолажка? – со вздохом произнесла женщина.
Это прозвучало так горестно, что сердце лаечки сжалось, и ей стало очень одиноко и тревожно. И не только за себя. Через месяц у нее родились щенки. Она устроила их в яме под сараем.
За месяц она привыкла к молчаливому пустому саду и закрытому наглухо дому. Соседи время от времени приносили ей еду, в основном остатки каши, вареную картошку, подгоревшие макароны, но иногда попадались обрезки колбаски или поджаристая куриная кожица. Жизнь кое-как наладилась, хотя лаечка очень скучала по ласковому дедушкиному голосу и его слегка дрожащей руке, поглаживающей ее голову и спину.
Все изменилось, когда как-то утром к дому подъехала машина с рабочими, они вошли в сад, осмотрели на ладан дышащие постройки и приступили первым делом к разборке трухлявого сарая.
Липа выскочила из своей ямы и начала громко лаять, пытаясь отогнать рабочих от своего убежища. Они сначала удивленно посмотрели на нее, а потом стали топать и кидать мелкие деревяшки, чтоб она ушла. Будь Липа одна, она бы так и сделала, но за ней в яме под сараем копошились пять маленьких теплых комочков. Она продолжала отчаянно лаять, пока рабочие сдергивали дверь и вышибали доски, но когда они приблизились к месту, где была яма со щенками, какая-то сила бросила Липу вперед, и ее зубы вцепились в сапог ближайшего мужика. «Ах ты!..» Он схватил палку.