– Хорошо… – огорчённо протянула она. – Ты пойдёшь со мной? – вдруг спросила Ника, косясь на меня.

– Что? Зачем? Зачем я тебе? – в недоумении спросил я, протирая заспанные глаза ладонью.

– Пошли, будет весело, – вновь улыбнулась она.

В этот момент я хотел, я собирался крикнуть на неё. Я хотел вызволить наружу весь гнев, который только был во мне, и прогнать самозванку из своего дома, но что-то остановило меня. Сомнение, непонятно откуда взявшееся, вновь охватило меня. Казалось бы, над чем здесь можно думать?! Меня приглашает прогуляться чокнутая девчонка. Но всё же я оставил право выбора за собой.

– Весело, говоришь? – ухмыльнулся я, прищурившись.

Ника кивнула в ответ.

– Ну, пошли, – ответил я.

Да, за пару дней до своего дня рождения я пойду бродить по ночному городу с психически нездоровой незнакомкой. После таких заявлений у вас, наверное, возникли сомнения и насчёт моей адекватности. Но что мне терять? Я инвалид, у которого нет шансов на нормальную жизнь. Я обречён на вечные страдания, как уже говорил выше. Так почему же не поискать приключений, которые тебе так любезно предлагают. Может, сегодня всё-таки исполнится моя заветная мечта? Может, сегодня я всё-таки умру или хотя бы повеселюсь на славу? Хотя, что такое веселье для этой странной девочки? Да и я, похоже, уже давно разучился смеяться.

Пока я пересаживался на коляску, которая стояла у моей постели, Ника исчезла, будто никогда прежде не стояла здесь, буквально растворившись в воздухе. Я вздохнул, сам не знаю с облегчением или же, наоборот, с грустью, и уже хотел отправиться обратно, как вдруг заметил знакомый красный шарф через стекло. Я подъехал к окну и увидел Нику, которая махала мне рукой. Всё происходящее было до боли странно и запутанно. И где-то в глубине души я чувствовал, я понимал, что пожалею о своём решении. Но всё равно я шёл, шёл навстречу безумию, которого мне так не хватало.

Мои родители спали на втором этаже, поэтому особых проблем с выходом из дома возникнуть не могло. Я переоделся так быстро, как только мог, и накинул лёгкую ветровку. Подойдя к выходу, я засунул ключ в замочную скважину и, чуть дыша, повернул его, боясь кого-нибудь разбудить. Так же трепетно я открыл дверь, которая, к моему счастью, не издала никаких особо громких звуков. И, наконец, я всё-таки оказался на улице, глубоко вдохнув свежий и леденящий ночной воздух. Я подошёл к Нике, которая, в свою очередь, оживлённо разговаривала сама с собой. Точно, как я мог забыть, она общалась со своим питомцем – живым шарфом. К сожалению, мне удалось услышать лишь последние несколько фраз, выхваченные, как мне казалось, из довольно долгого диалога.

– Ты думаешь, у него получится? – спросила она, посмотрев на своего дружка.

Шарф покачался в разные стороны, а после плавно опустился вниз, будто сделав глубокий вздох сожаления, что меня немного смутило. Хотя, может я просто не понял его языка. Я не очень хорош в «шарфийском». Я решил не заострять на этом внимание и не спрашивать, что именно у меня должно получиться, а может даже не у меня. Всё равно эти расспросы не имели никакого смысла, потому что внятного объяснения получить было невозможно.

Увидев меня, Ника легко улыбнулась, после чего вновь шепнула что-то ткани на «ушко».

Первые минуты за пределами дома дались мне тяжело. Всё время я оборачивался, пристально смотря на входную дверь. Сердце билось в волнении, я переживал, что меня засекли. Но вскоре это чувство начало отпускать, плавно переходя на второй, а затем и на третий план. Пустота и загадочность улиц манила и притягивала к себе, заставляя преодолевать всё новые и новые метры. Сон отступил, и теперь меня влекло любопытство. Куда пойдёт эта странная белокурая девушка?

– И куда мы? – поинтересовался я, решив развеять обстановку и окончательно прогнать мысли о неудавшемся побеге. Разговор всегда помогает отвлечься, забыть многое на какое-то время.

– Потом узнаешь, – рассмеялась она.

Я надеялся на подробный рассказ о нашем путешествии, но в ответ получил лишь смешок, что естественно мне не понравилось.

– Чёрт возьми, почему ты опять смеёшься?! – воскликнул я, стиснув зубы. Меня всегда раздражали жизнерадостные люди. Излишний позитив я считаю недостатком ума.

– Что ты имеешь против смеха? – она продолжала хихикать, как ни в чём не бывало.

– Смех – это одна из ненужных эмоций, которая мешает сосредоточиться на том, что жизнь ужасна, – буркнул я, не задумываясь над логикой составленного мной предложения.

– Но зачем на этом сосредоточиваться? – она качнула плечами и ускорила шаг, обогнав меня.

Её ответ был совсем не таким, как можно было ожидать. Я пытался вывести Нику на спор, но у меня не вышло. Эта фраза, произнесённая абсолютно спокойным и размеренным голосом, отсылала меня в свои мысли, вести дискуссии с самим собой. Наконец, вернувшись из подсознания, я стал узнавать строения вокруг меня. По мою левую руку была расположена школа, в которой я учился на протяжении последних двух лет. Свет был выключен в каждом из сотни кабинетов. Это здание останется заброшенным до утра, пока дети и учителя, которые так любят издеваться надо мной, вновь не заполонят школу. Теперь же только в будке ленивого охранника можно было разглядеть слабые блики, исходящие от старого маленького телевизора.

Ника отстранённо шла впереди, а её красный шарф развевался через всю дорогу. Она залезла на бордюр, расставила руки в стороны и пошла, балансируя на нём и громко смеясь. Я смотрел на неё как на повёрнутую пациентку психиатрической лечебницы, которой удалось выбраться на свободу. Я следовал за ней и не понимал, зачем делаю это. Она будто загипнотизировала меня, прочитав заклинание. Такое странное сочетание, как белое платье и длинный алый шарф, с которым она постоянно перекидывалась парочкой фраз, придавали её образу ещё больше сумасшествия. В тысячный раз услышав неразборчивый шёпот, я уже не смог молчать.

– Что ты сейчас сказала ему? – спросил я, не сдержавшись. Я довольно терпеливый по своей натуре, но здесь мои силы начали иссякать. Да у любого закончатся все нервы после пяти минут, проведённых с этой девчонкой.

– Я спросила, не холодно ли ему, – взглянув на меня, ответила Ника.

«Ха-ха, очень смешно», – подумал я, закатив глаза. Я сделал глубокий вдох, а потом выдох, вцепился руками в свою коляску и пытался хоть немного успокоиться. Это было моим беспроигрышным алгоритмом в таких ситуациях, но, видимо, в этот раз в системе произошёл какой-то сбой.

– Как шарфу может быть холодно? Как вообще можно разговаривать с шарфом?! – воскликнул я, пытаясь остановить отдаляющуюся от меня девушку.

– Это не просто шарф. Он мой друг, – гордо заявила Ника.

– Ты издеваешься. Признайся уже, издеваешься, – говорил я сквозь зубы, смотря на Нику исподлобья. – Это больше не смешно, – сказал я, изо всех сил стараясь подавить в себе ненужную агрессию. Ведь если подумать, Ника была совершенно невиновна.

– Ты держишь меня за дурака, не так ли?! – продолжал кричать я. – Даже мои сны считают меня безмозглым!

Моя речь вновь была прервана знакомым рингтоном будильника. Я нажал на кнопку «отбой» на экране телефона, чтобы этот нещадный звон в моих ушах прекратился. Я нехотя сел и провёл ещё несколько минут, тупо уставившись в случайно выбранную моим мозгом точку на одной из серо-голубых стен комнаты.

Из моей головы никак не хотела уходить Ника, которую я так старательно оттуда прогонял. Точнее даже не она, а то, что я сказал ей вместо прощания этой ночью. Похоже, после той ссоры меня стала грызть совесть. Если честно, я никогда не понимал значение этого слова в полной мере. Совесть, совесть… Звучит странно, не так ли? Также я не понимал и до сих пор не понимаю, зачем она нужна. Это лишь безделушка в нашем сознании. Она бессмысленна, как и множество других человеческих эмоций, которые мешают думать рационально. Чувство, которое заставляет истязать самого себя. По мне, какая-то глупая придумка. Я знал, что это такое, но как-то абстрактно. Я никогда не испытывал это на собственной шкуре. Разве что только, когда съел всё рождественское угощение в семь лет, но мне не кажется, что моё теперешнее состояние можно сравнить с тем инцидентом. Скорей всего, я просто боялся, что меня поругают. Но ведь сейчас мне нечего бояться…