Желание бежать у водителя «девятки» больше не было. Снова подошли незнакомцы, продолжить разговор. И в этот момент Терещенко понял, что выезд из поселка перекрыт и что это были люди Харченко.

Крепкий мужик, который стоял около водительской двери «девятки» и говорил с водителем через открытое окно, вдруг распахнул дверь и бросил мужчину на дорогу. Стал бить ногами. Еще несколько фигур мелькнули под столбом в сторону «девятки». Принялись за пассажиров. Из задней двери выдернули мужчину, поставили на колени. Следом вытащил женщину – за волосы. Один из бандитов принялся потрошил салон.

Юра проговорил:

– Давай уедем.

Но уезжать было некуда. Выезд из поселка был один и Денис это помнил. Он решил, что прорываться – это единственный выход.

Отчего-то вспомнил юношеские годы. Тогда были девяностые и ему было пятнадцать. Угоняли они машины. Забавы ради – покататься. В тот день угнали «девятку» кофейного цвета. Внутри была магнитола, в общем – шик. Включили рэпчик. Трое их было: Денис, Витька и Серега. Накатавшись вдоволь по обычаю взяли курс из города, чтобы бросить тачку в лесу. Но в этот раз все пошло наперекосяк. Как только выехали из города попали в пробку – редкое явление в их маленьком северном городке. Застала она их врасплох: пробка начиналась сразу за крутым поворотом, а из-за леса ее было не разглядеть. Серега вышел, глянул вперед поверх крыш машин. Менты шмонали тачки. Наверное, опять зеки из зоны сбежали. Ищут. Терещенко хотел развернуться назад. Ведь по-любому менты документы на тачку попросят и права. На его лице сразу все будет написано: мне пятнадцать, и я угнал тачку. Но страшно было вот так вот разворачиваться перед носом ментов: вдруг в них заподозрят неладное маневре? Разворачиваться перед ментовским блокпостом это тоже самое как выйти из магазина без покупок. По факту ничего криминального нет, но со стороны все кажется совсем иначе. Пока собирались с духом развернуться, не заметили, как приблизились к блокпосту совсем близко. Три машины до него осталось.

Витька придумал выход – прорываться. Рвануть по обочине мимо блокпоста, а потом бросить тачку и в лес. Места там знакомые, есть где схорониться. Но Терещенко прорываться зассал. Менты ведь и пристрелить могут. Ожидаемо их повязали за угон. Денису пришлось за все отвечать – за ведь он был. А дружки его открестились, мол, не мы это тачку предложили угнать, а Денис.

Шуму было потом столько, что до сих по Терещенко все помнил, как вчера. Уголовка грозила. Денис признался во всем, взял все на себя. Собирал справки от школы и лыжной секции, чтобы к уголовному делу приобщили и срок меньше меньшего дали. Ведь учителя всегда его ставили в пример, он подавал надежды – будьте как Денис Терещенко, победитель городской олимпиад по алгебре и серебренный призер Республики по лыжной гонке.

Родители с ним вообще разговаривать перестали, хотя до это и так не одаривали его особым теплом.

В общем, дали Денису условный срок. И после этого вся жизнь пошла под откос. По учебе скатился до троек, друзья стали сторониться. Витек и Серега так вообще в другую школу перевелись, чтобы с ним по одним коридорам не ходить – стыдно им было за их поступок. В одиннадцатый класс Дениса не взяли, пошел в ПТУ. Попал в плохую компанию. После ПТУ на работу устроится не смог. Когда приходилось говорить о судимости, сразу шли отказы. А потом в армейку пошел. Брали всех. Недобор.

Еще и бабушка, единственное светлое пятно в его юношестве, которая любила его всем сердцем. И сердце ее тогда дрогнуло, когда узнала про Дениса. Сердце схватило прямо на суде. И все.

Тысячу и тысячу раз Денис пожалел, что тогда зассал прорываться. Если бы схоронились в лесу, жизнь точно была бы другой. Не надломилась.

Так что на этот раз Денис решил прорываться. Он еще раз окинул взглядом блокпост. Между грузовиком и кюветом было немного места – можно было протиснуться.

Денис посмотрел на сына.

– Лезь назад и пригнитесь.

–Ты собрался идти напролом? – воскликнул сын.

– По-другому никак.

– Они будут стрелять! Вон у того парня ствол.

– Пап, что происходит? – тревожно спросил Алешка.

– Ничего. Просто надо пригнуться, – ответил Денис.

Но сын чувствовал, что ситуация было опасной и захныкал.

Юра сжал губы, бросил взгляд на блокпост, потом на отца и замотал головой:

– Давай что-то другое придумаем.

Денис не выдержал и закричал:

– Лезь назад, если хочешь жить!

– Что? Что ты сказал? – пропищал Алешка.

Юра полез назад, обнял брата и они легли на кресло.

Терещенко включил первую передачу, сжал пальцами руль и занес ногу над педалью газа…

Денис утопил педаль газа в пол, из-под колес полетел щебень. Направил Ниву между грузовиком и кюветом – Нива чиркнула о бок «девятки» правым зеркалом, и оно улетело прочь. Пронеслись мимо блокпоста.

Прорвались.

Вслед загромыхали выстрелы. Пуля глухо попала в зад Нивы и Алешка завизжал, как сирена. Терещенко вывернул авто на трассу, и они помчались в темноту.

Еще долго у Дениса дрожали ноги. Несмотря на то, что поселок был уже в паре километров позади и погони за ними не было. Минут через десять он сбавил скорость и уже не гнал машину. Дети притихли. Денис вдруг подумал, а что если та единственная пуля, что попала в Ниву, могла ранить детей?

– Все живы? Никто не ранен? – спросил он.

– Ты псих! – буркнул Юра с заднего кресла.

– Есть такое. Как твой брат?

– В порядке, – ответил Юра. – Давай больше так не делать!

– Это уж как получится. Нам же надо как-то добраться до Сочи?

Юра перебрался вперед. Было видно, что он чертовски напуган.

Денис подумал, что с ними произошло ни что иное, как чудо – они смогли прорваться.

Ехали молча.

Когда миновали покосившийся указатель поворота на Армавир, Юра с тоской смотрел в сторону города. Там небо было засвечено оранжевым светом от уличных фонарей.

Терещенко заметил тоскливый взгляд сына.

– Не убивайся так. Знаешь еще сколько их еще у тебя будет. Она не последняя, – сказал Денис.

Сын ответил отцу угрюмым взглядом, а потом снова отвернулся к окну. Терещенко помолчал и сказал:

– Сейчас в Армавире ад. Ну или скоро начнется. Опасно туда ехать, понимаешь? Кто понял, что закона больше нет – грабит, насилует и убивает.

– Ты боишься?

– Только дураки не боятся. К тому же нет желания схлопотать случайную пулю.

– А ты бы стал вот так как они беспредел творить? Убил бы человека? – Юра посмотрел на Дениса.

– Зачем мне это?

– Если бы у тебя был враг, которого давно хотел убить?

– У меня нет врагов, – соврал Денис, вспомнив про Смольского.

– Если чисто гипотетически?

– Если гипотетически… – задумался Терещенко. – Не знаю… Вот ты, например, почему никого не убил в своей жизни?

– За это же в тюрьму посадят. Я туда не хочу. Там и загнуться можно.

– А я бы не убил, потому что это плохо. Хочу, чтобы совесть была чиста.

– А убил бы если бы хотели убить нас?

– Пришлось бы.

– А как же совесть?

– Тут другое дело.

– Нет, давай либо ты по совести хочешь жить, либо нет. Просто прикрываться совестью очень удобно. Тут хочу убивать, ту не хочу. Если говоришь, что хочешь, чтобы совесть была чиста, тогда ты не должен убивать того, кто хочет убить нас. Я еще могу много примеров привести, – усмехнулся Юра. –Когда я поступал в универ…

– Погоди, дай закончить мысль, – перебил Денис. – Многие люди и сами не знают на что способны. Вот взять человека, который вроде бы как живет в рамках морали. Пока все идет гладко: есть работа, есть достаток, социальная обстановка нормальная и нет катаклизмов – человек правильный и пушистый. Но если что-то идет не так, вот как у нас сейчас – непонятная ситуация, интересно как он себя проявит… Будет ли придерживаться своему правилу жить в рамках моральных принципов или проявится его настоящее «я» и он на самом деле окажется совсем другим человеком? Как по мне, есть два типа людей: человек и животное. Человек-животное боится попасть в тюрьму за то, что сделал. Поэтому боится переступить закон. И этот страх сдерживает его. Животные бывают разные: одно хочет убивать, другое грабить, третье мучить и насиловать. А есть человек. Он не творит всякую дичь не потому, что боится наказания, а из моральных соображений. Потому что он по своей сути – другой. И если он переступит свои моральные принципы и сделает что-то плохо: ограбит, убьет, то не сможет с этим потом жить.