– Понятно. То есть я животное?

– Я этого не говорил.

– А вот теперь меня послушай. Я лично видел, как на мой поток сдавали вступительные блатные и обычные парни и девчонки. Только обычные даже если они хорошо сдали экзамены – не прошли. А блатные поступили все. Потому плевали они на совесть. Тупо денег ректору зарядили и все тип-топ. Какой из этого вывод? Если хочешь быть последним неудачником – живи в рамках своей морали. Но если хочешь жить хорошо, придется крутиться. То там подсуетиться, то здесь, бабла, например, ректору зарядить, чтобы поступить. Жизнь по морали еще никому сладкой жизни не принесла. Так что если хочешь выжить в этом мире – забей на мораль.

– То есть ты бы спокойно убил человека, если бы это было в твоих интересах?

– Думаю, да, – Юра дернул плечами.

– Хорошо, что тебя сейчас мать не слышит. Она была бы в шоке. Она не хотела, чтобы из тебя получилось это.

– Ну, получилось, что получилось. Потому что я другой. Приемный. Гены убийцы не искоренишь.

– Ты не обязан быть как твой настоящий отец. А как бы ты потом матери в глаза смотрел, если бы убил человека?

– Смотрел бы спокойно. Потому что знал, что убил плохого человека и сделал мир чище.

Замолчали. Каждый думал о своем.

Юра уже очень давно вынашивает мысль отомстить своему настоящему отцу. Даже инфу собрал где он и кто он. Его биологический отец был научным сотрудником физического института. Любил выпить. А под градусом частенько поколачивал Юрину мать. И в очередной такой раз не рассчитал удар. Убил. Но ума хватило обставить все так, будто произошел несчастный случай – что мать сама головой ударилась. Да и еще связи подключил, уважаемый был человек. Менты не стали сильно копаться в том, что произошло. Так и написали – несчастный случай. Об этом Юра узнал от сестры своей матери.

Сейчас его отец живет новой жизнью в Ростове-на-Дону. Пить перестал, в научном институте работает. Семьей обзавелся. В общем, жизнь живет. А Юра каждый год хочет туда поехать, подкараулить отца в подъезде и убить.

– Останови. Надо колоть инсулин, – сказал Юра.

Денис остановил Ниву на обочине по соседству с кукурузным полем. Заглушив мотор, Денис включил в салоне свет. Юра перебрался назад и замерил Алешке уровень сахара ручкой тестером. Терещенко наблюдал за всем в пол-оборота. Сын посмотрел результат, который показывало окошко на боку тестера. Туго сглотнул.

– Что там? – спросил Денис.

– Немного… немного выше нормы, – ответил сын. Но голос его дрогнул.

Юра стал искать в рюкзаке инсулин. Нашел, щелкнул ампулой и набрал шприц.

– Уверен, что справишься? – спросил Денис.

– Уверен.

Терещенко вышел из машины. Он всегда боялся уколов. Но еще страшнее было его сделать. Он до сих пор не забыл, как мать просила вколоть ей обезболивающий препарат накануне смерти. Тогда Денису было семнадцать. И он не смог. Страх навредить матери плохим уколом (Денис очень боялся запустить в вену воздух) был куда сильнее, чем страх, что она испытывает жуткую боль.

Прислонившись спиной к Ниве, Терещенко закурил и посмотрел на небо. Млечный путь светился дымкой непривычно ярко. А полярная звезда висела на небе, как серебряная шляпка гвоздя, прибитого к черному полотну. Антураж апокалипсиса завораживал.

И в этот момент Денис подумал, а правильно ли он поступает, что везет детей в бункер? А вдруг завтра все наладится и наступит рассвет? И что тогда: прощай работа, а сразу после работы прощай квартира? Ведь за аренду надо будет чем-то платить… И с Анюткой нехорошо получится. Похоронят, как хоронят бомжей, потому что родственники не забрали. Без таблички похоронят, а то и вовсе в крематории сожгут и развеют прах черт знает где.

Терещенко представил насколько глупо он будет выглядеть в глазах детей, когда они приедут в Сочи, а из-за горизонта выползет Солнце. Самому за себя стыдно будет. Кто он после этого? Паникер? Псих?

Денис глубоко затянулся. Обошел Ниву кругом, надавил ботинком на колесо, проверив хорошо ли накачено. Вернувшись, где стоял миг назад, прошелся взглядом по звездам и подумал, что с другой стороны, будет еще хуже, если останется в Армавире и все что происходит сейчас – самый настоящий апокалипсис. В итоге они окажутся у разбитого корыта. Самому перед собой будет паршиво, что не использовал шанс увезти детей в бункер.

Но если рассуждать здраво, Денис работу уже потерял. За то, что он ушел с линии его точно уволят. Какой теперь смысл ехать обратно? Лед тронулся и теперь стоит идти до конца. Если в Сочи все-таки Солнце взойдет, значит он ошибся. Но ему это ему знакомо. Много раз Денис ошибался в жизни, ошибался по-взрослому, последствия были соответствующие. Одной ошибкой меньше, одной больше – уже без разницы.

Терещенко пару раз затянулся сигаретой, машинально достал телефон, нашел номер жены и нажал зеленую трубку. Не дозвонился. Телефон был выключен. И вспомнил – умерла же. По инерции позвонил. По привычке. Странно как-то: еще вчера в свой обеденный перерыв звонил ей, узнать как дела (у нее был выходной. Работала по сменно консультантом в магазине косметики), чтобы к вечеру борща сделала. А сейчас хоть сколько звони. Не поднимет.

Денис вздохнул, убрал телефон и щелчком пальцем выстрелил бычок на обочину.

Задул легкий ветерок, и он уловил запах бензина. Принюхался. Ему показалось, что бензином пахло из-под Нивы. Он посмотрел под машину и посветил туда телефонным фонарем. Между задними колесами тонкой струйкой стекал бензин.

Денис поднялся на ноги и подумал, где он умудрился пробить бензобак. Ведь пуля попасть под днище никак не могла. Но ничего другого, кроме как попадание пули на ум не шло. Тут же выстроилась логичная версия: пуля отскочила от асфальта, устремилась прямо под днище и пробила бензобак. Это было по истине фатальное невезение. Ему всегда не везло.

Прыгнул за руль и повернулся назад.

– Вы всё? – спросил детей.

– Давно. Это ты, где-то прохлаждаешься, – ответил сын, застегивая рюкзак.

– Леш, ты как?

– Хорошо, – ответила он.

– Тогда едем дальше, – Денис потушил в салоне свет и провернул зажигание.

– Подожди, дай вперед сесть, – сказал Юра.

Они мчались по трассе, Терещенко то и дело бросал взгляд на приборную панель. Стрелка бензина сползала вниз и уже миновала отметину в полбака.

– Куда так несешься? – спросил сын.

– Бак пробит. Не хочу, чтобы мы тут застряли.

– До города дотянем?

Денис вздохнул:

– Очень хочется. Еще километров сорок.

– Может скотчем заклеим? Или заткнем чем-то?

– Ерунду не говори. В городе поищем автосервис. Если дотянем. Глянь, как там Алешка.

– Я хорошо, – ответила он.

– Врач сказал, что ему нельзя нервничать, – проговорил Юра. – Сахар сразу поднимается. Теперь ты понимаешь, чего нам стоил твой прорыв?

– Я забыл про сахар.

– Просто это ты такой ущербный. Из-за тебя все. Даже детей нормальных не способен сделать!

Денис сжал руль.

– Меня уже достали твои упреки! Еще одна подобная фразочка – высажу и пойдешь дальше пешком!

– Да хватит уже вам! – крикнул Алешка.

С мгновение молчали. Юра опустил стекло и закурил. Денис косо посмотрел на сына.

– Уже достал где-то новую? На зло мне делаешь? Окей, валяй. Ты же у нас весь такой правильный, мать твою! – Терещенко ударил по рулю.

Дальше ехали молча. Мотор заглох минут через двадцать, и Денис остановил Ниву на обочине.

– Приехали. С вещами на выход, – сказал он, когда Нива остановилась.

Они вышли из машины, Терещенко собрал самое ценное в рюкзак: деньги, инсулин, документы. Закинул лямки на плечи. Потом поставил машину на сигнализацию, и крутанувшись, громок крикнул.